Везде
Богемизмы в старобелорусских переводах «Песни песней»
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Богемизмы в старобелорусских переводах «Песни песней»
Аннотация
Код статьи
S0869544X0019025-0-1
DOI
10.31857/S0869544X0019025-0
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Алексеевич Анна Викторовна 
Аффилиация:
Институт языкознания им. Якуба Коласа
ГНУ «Центр исследований белорусской культуры, языка и литературы Национальной академии наук Беларуси»
Адрес: г. Минск, Республика Беларусь
Выпуск
Номер 2
Страницы
54-66
Аннотация

В статье исследуются два переводных старобелорусских памятника «Песни песней»: анонимный XV–XVI вв., сохранившийся в составе рукописи 558 из Синодального собранияГИМ, и опубликованный Ф. Скориной в 1518 г. Оба перевода восходят к чешским редакциям Библии – Падеровской и Венецианской. Главным образом, анализируется язык старобелорусских текстов на предмет наличия в них чешских заимствований – богемизмов. Старобелорусские тексты были сопоставлены с чешскими источниками. Отмечается синкретизм языка старобелорусских памятников, обусловленный инославянским влиянием: старославянским (церковнославянским), чешским и польским. По результатам историко-этимологического анализа удалось установить следующие богемизмы: зернатое яблоко, вечерѧдло, ѣдлo, купало, ѿпочива(д)ло, превалъ. Таким образом, чешские заимствования проникали в старобелорусский язык не только опосредованно (через польский язык), но и непосредственно (в процессе перевода чешских текстов на старобелорусский язык).

Ключевые слова
старобелорусский язык, чешский язык, старославянизм (церковнославянизм), полонизм, Ф. Скорина
Классификатор
Получено
06.05.2022
Дата публикации
11.05.2022
Всего подписок
11
Всего просмотров
113
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 В период с XIV по XVIII в. чешское влияние на восточнославянские языки чаще всего рассматривалось в контексте чешско-польско-восточнославянских языковых отношений [32; 42; 43; 44. S. 13–16; 45. S. 31–49]. Богемизмы заимствовались восточнославянскими языками через польское посредничество. Следует отметить, что польский язык продолжительное время находился под влиянием чешского: начиная с X в., богемизмы проникали в польскую религиозную терминологию, на протяжении XIII–XIV вв. слова заимствовались из области права, административного управления, торгово-экономической сферы, в XV в. количество богемизмов существенно возрастает, среди них также военные и научные термины, на последнем этапе в XVI в. приток новых богемизмов постепенно уменьшается [28; 49. S. 11–25; 52. S. 217–224; 53]. Польский язык играл роль посредника, благодаря которому богемизмы вместе с полонизмами усваивались восточнославянскими языками [3; 4; 22; 23].
2 Менее изучено проникновение богемизмов в восточнославянскую письменность через переводы чешских текстов или их использование в процессе переводческой деятельности. На сегодняшний день установлено, что старобелорусские «Сказание о Сивилле-пророчице», «Песнь песней», староукраинский «Луцидариус» восходят к чешским редакциям; старобелорусские «Житие Алексея, человека Божьего», «Книга о Таудале-рыцаре», «Троянская история», «История об Аполлоне Тирском» были переведены с использованием чешских источников. В рамках текстологического анализа исследователи обращали внимание и на языковые особенности произведений, свидетельствующие об их чешском происхождении [1; 8; 9; 10; 14; 29; 30. С. 28–45; 38; 39; 57].
3 Обстоятельно вопрос о чешском языковом влиянии был изучен в отношении переводов Ф. Скорины. Известно, что на протяжении 1517–1519 гг. белорусский просветитель издал двадцать три книги Библии в Праге. Работая над восточнославянским переводом, Ф. Скорина обращался к чешской редакции Библии в венецианском издании 1506 г. Исследованием чешских заимствований в текстах просветителя занимались П.В. Владимиров, А.В. Флоровский, А.И. Журавский, А.Н. Булыко, В.В. Аниченко, Н.Н. Запольская, С.Е. Рапацевич, П. Станковска, Л.П. Гарбуль, И.В. Будько и др. Отмечая в них семантические, фонетические, морфологические и синтаксические особенности чешского происхождения, исследователи пришли к выводу, что на язык Ф. Скорины заметное влияние оказала не только церковнославянская литературно-письменная традиция, но и западнославянская, в частности чешская [5; 11; 12; 13; 15. С. 296–301; 16; 19. С. 113–157; 20; 21; 24; 27; 31. С. 166–225].
4 В данной статье будут проанализированы два старобелорусских перевода «Песни песней», которые восходят к чешским редакциям. Первый из них является анонимным, сохранившимся в единственном экземпляре в составе рукописи 558 из Синодального собрания ГИМ. Второй, изданный в Праге в 1518 г., принадлежит Ф. Скорине. Анонимная «Песнь песней» обычно датируется XV–XVI вв., однако, согласно последним исследованиям Ю. Верхоланцевой, памятник следует отнести ко второй трети или середине XV в. [57. P. 43–44]. В основе этого старобелорусского перевода лежит третья редакция рукописной чешской Библии 1432–1435 гг., так называемая Падеровская Библия (Padeřovská Bible) [1; 2. С. 163–164; 57. P. 39–40]. Источником «Песни песней» Ф. Скорины является текст чешской Библии 1506 г., так называемая Венецианская Библия (Benátská Bible) [2. С. 164–165].
5 Подробным изучением «Песни песней» из Синодального собрания ГИМ, в том числе ее языковых особенностей занимались А.В. Флоровский, А.А. Алексеев, Ю. Верхоланцева [31. С. 232–242; 1; 2. С. 163–164; 57. P. 39–51, 99–109]. А.В. Флоровский считал памятник украинским переводом, а его язык «белорусско-малорусским» [31. С. 232]. Позже А.И. Журавский высказался, что подобное предположение не обосновано, поскольку в тексте явных украинизмов нет, а язык памятника ничем не отличается от других старобелорусских переводов [19. С. 158–159]. А.А. Алексеев утверждал, что «язык перевода, по терминологии русской науки XIX в., западнорусский, с незначительными украинскими вкраплениями; по сегодняшней терминологии – это старобелорусский язык» [2. С. 163–164]. Тем не менее, в «Исторический словарь белорусского языка» этот памятник включен не был, однако он вошел в «Словарь староукранского языка XVI – первой половины XVII в.», где цитируется по изданию Н.И. Костомарова «Старинный южнорусский перевод Песни песней с послесловиями о любви» 1861 г. [26. Вип. 1. С. 49].
6 Что касается перевода Ф. Скорины, то язык «Песни песней» не изучался отдельно от других его переводов. Следовательно, при анализе заимствований чешского происхождения в «Песне песней» нужно учитывать общие выводы, сделанные вышеупомянутыми исследователями.
7 В данной статье «Песнь песней» Ф. Скорины и старочешский текст из Венецианской Библии 1506 г. цитируются по оригинальным изданиям. Старобелорусский перевод «Песни песней» из Синодального собрания ГИМ – по монографии А.А. Алексеева «Песнь песней в древней славяно-русской письменности» [2. С. 166–173, 222–226]. Старочешский текст из рукописной Падеровской Библии – по интернет-приложению Vokabulář webový, разработанному «Институтом чешского языка» при Академии наук Чешской республики.
8 При изучении богемизмов в старобелорусских памятниках исследователи могут столкнуться с некоторыми сложностями, которые стоит оговорить. Старобелорусские тексты, особенно религиозной направленности, содержат достаточное количество старославянизмов (церковнославянизмов). В отдельных случаях невозможно определить является ли слово богемизмом или старославянизмом (церковнославянизмом). Подобное наблюдается в старобелорусских переводах «Песни песней». Например, наличие рефлексов -ra-, -la- и -rě-, -lě- в группе согласных свойственны как чешскому, так и старославянскому (церковнославянскому) языкам [7. С. 216–220]: ст.-бел. гла(с) (ПП-А. С. 166), гласъ (ПП-С. С. 3), которым соответствует ст.-чеш. hlas (PB. 1 : 11; BB. I : 11), ср. со ст.-слав. гласъ [40]; ст.-бел. сла(д)ко (ПП-А. С. 167), сладокъ (ПП-С. С. 4) – ст.-чеш. sladké (PB. 2 : 3; BB. II : 8), ср. со ст.-слав. сладъкъ [40]; ст.-бел. заграды (ПП-А. С. 169; ПП-С. С. 7) – ст.-чеш. zahrady (PB. 5 : 1; BB. V : 3), ср. со ст.-слав. заграда [40]; ст.-бел. древа (ПП-А. С. 168), древъ (ПП-С. С. 5b) – ст.-чеш. dřievie (PB. 3 : 9; BB. III : 31), ср. со ст.-слав. древа [40]; ст.-бел. сребрѧны (ПП-А. С. 168), сребреные (ПП-С. С. 5b) – ст.-чеш. střiebrné (PB. 3 : 10; BB. III : 32), ср. со ст.-слав. сьребро [40]; ст.-бел. млеко (ПП-А. С. 169), млѣко (ПП-С. С. 6b) – ст.-чеш. mléko (PB. 4 : 11; BB. IIII : 32), ср. со ст.-слав. млѣко [40]. Кроме неполногласных форм, в переводе «Песни песней» из Синодального собрания ГИМ встречаются также полногласные, свойственные восточнославянским языкам: ст.-бел. голо(с̃), золотыи, серебро(м) (ПП-А. С. 167), ѡгородокъ, ѡгорода, молокомъ (ПП-А. С. 169), деревомъ (ПП-А. С. 172), соло(д)кость (ПП-А. С. 173).
9 Начальному [о] в восточнославянских языках соответствует [e] в западнославянских и южнославянских [7. С. 226]. Таким образом, начальное [e] может свидетельствовать как о чешском, так и церковнославянском влиянии: ст.-бел. елене(мү) (ПП-А. С. 167), еленеви (ПП-С. С. 4b) соответствует ст.-чеш. jeleniemu (PB. 2 : 9; BB. II : 20–21), ср. со ст.-слав. ѥлень [40]. В переводах были использованы также формы с начальным [о]: ст.-бел. олени (ПП-А. С. 167), оленьми (ПП-С. С. 4b).
10 Богемизмы следует отличать от заимствований общего западнославянского происхождения. Поскольку лексические фонды чешского и польского языков во многом совпадают, довольно тяжело, а порой и невозможно определить, является слово богемизмом или полонизмом: ст.-бел. боіѡвали (ПП-А. С. 166) – ст.-чеш. bojovali (PB. 1 : 5; BB. I : 15), ср. со ст.-польск. bojować, bojewać [54. T. 1. S. 125–126], Ф. Скорина использовал бранѧше (ПП-С. С. 3b); ст.-бел. гавронъ (ПП-А. С. 170) – ст.-чеш. havran (PB. 5 : 11; BB. V : 40), ср. со ст.-польск. gawron [54. T. 2. S. 387], Ф. Скорина использовал вран (ПП-С. С. 7b); ст.-бел. квѣ(т), кветіемъ, квѣтіе, квитүчи, кви(т) (ПП-А. С. 167) – ст.-чеш. květ, kvietím, kvietie, ktwúcé, zkvetla (PB. 2 : 1, 5, 13, 15), květ, kvietím, kvietie, rozkvetlé, rozkvetla (BB. II : 2, 10–11, 26, 30, 39), ср. со ст.-польск. kwiecie, kwiść, kwitnąć [54. T. 3. S. 477–479], у Ф. Скорины использованы цветъ, цветием, цветы, цвитущие, процвила (ПП-С. С. 4, 4b, 5); ст.-бел. корүнѣ, короуновала (ПП-А. С. 168), коруне, корүновала (ПП-С. С. 5b) – ст.-чеш. koruně, korunovala (PB. 3 : 11; BB. III : 37–38), ср. со ст.-польск. korona, koruna, krona [54. T. 3. S. 346–347], koronować, korunować [54. T. 3. S. 348]; ст.-бел. пекло (ПП-А. С. 172) – ст.-чеш. peklo (PB. 8 : 6; BB. VIII : 25), ср. со ст.-польск. piekło, piekieł, pkieł [54. T. 6. S. 89–90], Ф. Скорина использовал адъ (ПП-С, 10b); ст.-бел. рыбники (ПП-А. С. 171), рыбници (ПП-С. С. 9) – ст.-чеш. rybníci (PB. 7 : 4; BB. VII : 14), ср. со ст.-польск. rybnik [54. T. 8. S. 55]; ст.-бел. смѣда (ПП-А. С. 166), смеда (ПП-С. С. 3b) – ст.-чеш. smědá (PB. 1 : 5; BB. I : 14), ср. со ст.-польск. (śniady) śmiady [54. T. 9. S. 33]; ст.-бел. склепове (ПП-А. С. 167) – ст.-чеш. sklepové (PB. 1 : 16), ср. со ст.-польск. sklep [54. T. 8. S. 233]; ст.-бел. сүкню (ПП-А. С. 169), сукню (ПП-С. С. 7) – ст.-чеш. sukni (PB. 5 : 3; BB. V : 17), ср. со ст.-польск. suknia [54. T. 8. S. 503–504].
11 В старобелорусских переводах фиксируется некоторое количество полонизмов. Рефлексы -ro-, -lo- в группе согласных свидетельствуют о польском происхождении заимствований: ст.-бел. броны, бронахъ (ПП-А. С. 171, 172), которым соответствуют ст.-чеш. bráně, branách (PB. 7 : 4, 13; BB. VII : 15, 38), у Ф. Скорины использовано вратехъ (ПП-С. С. 9, 10); ст.-бел. влосү (ПП-А. С. 169) – ст.-чеш. vlasu (PB. 4 : 9), vlasem (BB. IIII : 28), у Ф. Скорины – власомъ (ПП-С. С. 6). К полонизмам следует отнести также ст.-бел. моцны(х), моцьныхъ, моцна (ПП-А. С. 168, 169, 172); мура (ПП-А. С. 170), муровъ (ПП-С. С. 7b); коханиахъ, коханиѧ (ПП-С. С. 9b, 10), которым соответствуют в чешских редакциях иные слова: ст.-чеш. silných (PB. 3 : 7, 4 : 4; BB. III : 25, IIII : 16), silná (PB. 8 : 6), silnáť (BB. VIII : 24); zdí (PB. 5 : 7; BB. V : 31); rozkošech (BB. VII : 21), rozkoší (BB. VIII : 17).
12 Небольшую группу составляют богемизмы, ранее заимствованные восточнославянскими языками при польском посредничестве: ст.-бел. кацере(м) (ПП-А. С. 167) – ст.-чеш. kacieřstvím (PB. 2 : 15; BB. II : 37), Ф. Скорина использовал еретикомъ (ПП-С. С. 5); ст.-бел. мѣсто (ПП-А. С. 168) – ст.-чеш. město (PB. 3 : 3; BB. III : 6), у Ф. Скорины – градъ (ПП-С. С. 5); ст.-бел. рынцѣ(х) (ПП-А. С. 168) – ст.-чеш. rynciech (PB. 3 : 3; BB. III : 6), у Ф. Скорины – торзехъ (ПП-С. С. 5); ст.-бел. тварь, тварность (ПП-А. С. 167, 170), тварь (ПП-С. С. 8) – ст.-чеш. tvář, tvářnost (PB. 2 : 14, 5 : 15), twářnost (BB. V : 51).
13 Несмотря на определенные сложности, которые возникают при размежевании церковнославянского, польского и чешского языкового влияния на старобелорусские переводы «Песни песней», можно утверждать, что в текстах содержится несколько богемизмов, непосредственно заимствованных из чешских источников.
14 Зернатое яблоко
15 В чешских редакциях «Песни песней» словосочетание zrnaté jablko используется по шесть раз в каждой. Ф. Скорина употребил сочетание зернатое яблоко пять раз, в анонимном старобелорусском переводе словосочетание встречается единожды. Для удобства разместим все случаи их использования в таблице:
Падеровская Библия «Песнь песней» из рукописи 558 Венецианская Библия «Песнь песней» Ф. Скорины
zrnatého jablka (PB. 4 : 3) раиска(г) ӕблока (ПП-А. С. 169) jablka zrnatého (BB. IIII : 12) ӕблока зернатого (ПП-С. С. 6)
zrnatých jablek (PB. 4 : 13) зернѧты(х) ӕблѡ(к) (ПП-А. С. 169) jablek zrnatých (BB. IIII : 36) ӕблокъ зернатыхъ (ПП-С. С. 6b)
zrnatého jablka (PB. 6 : 6) раиска(г̃) ӕблока (ПП-А. С. 171) jablka zrnatého (BB. VI : 18) красного ӕблока (ПП-С. С. 8b)
jablka zrnatá (PB. 6 : 10) ӕбьлока раискаѧ (ПП-А. С. 171) jablka zrnatá (BB. VI : 33) ӕблока зернатыи (ПП-С. С. 8b)
zrnatá jablka (PB. 7 : 12) раиски(х) ӕблокъ (ПП-А. С. 172) jablka zrnatá (BB. VII : 36) ӕблока зернатыи (ПП-С. С. 9b, 10)
zrnatých jablek (PB. 8 : 2) раиски(х) ӕблокъ (ПП-А. С. 172) jablek zrnatých (BB. VIII : 10) ӕблокъ зернатыхъ (ПП-С. С. 10)
16 Для обозначения плода граната в старочешском языке существовало несколько наименований: črvené, jadrné, margramské, peckové, plané, rajské, zardělé, zrnaté jablko [37. S. 672; 46. S. 168; 47. S. 214; 58]. Согласно Я. Гебауеру, ст.-чеш. rajská jablka письменно было зафиксировано в конце XIV в., ст.-чеш. zrnatá jablka – в первой половине XV в. [41. D. 1. S. 587]. Для сравнения, в старопольском языке гранат имел также несколько названий, частично совпадающих со старочешскими: czerwone, granatowe, polne, rajskie, włoskie, ziarniate jabłko [54. T. 3. S. 87–88]. Стоит отметить, что впервые словосочетание ziarniate jabłko было зарегистрировано в Библии королевы Софии [54. T. 3. S. 88]. Как известно, этот старопольский памятник насыщен многочисленными богемизмами. В. Неринг относит ст.-польск. zarnaty (zarnata iablka, zarnatych iablek), использованное в названном памятнике, к чешским заимствованиям [48. S. 103].
17 Материалы исторических словарей восточнославянских языков дают следующую информацию: ст.-бел. яблоко зернатое ‘плод граната’ [17. Вып. 12. С. 228], ст.-укр. зернятый ‘который содержит много зерен, зернистый’ [26. Вип. 11. С. 235]. В старобелорусской письменности словосочетание было зафиксировано несколько раз, но все в переводах Ф. Скорины – «Песнь песней», «Премудрость божья», третьей и четвертой книгах «Царств» [17. Вып. 12. С. 228; 6. С. 225]. Ст.-укр. зернятый было засвидетельствовано со ссылкой на «Песню песней» из рукописи 558 Синодального собрания ГИМ. Таким образом, в старобелорусском и староукраинском словарях словосочетание появилось исключительно благодаря переводам чешских источников.
18 Вечерѧдло
19 Слово встречается в анонимной «Песне песней» (ПП-А. С. 168), которому в чешском тексте из Падеровской Библии соответствует večeřadlo (PB. 3 : 9). Что касается Венецианской Библии и перевода Ф. Скорины, то в чешском источнике использовано pokojíček (BB. III : 30), в старобелорусском – комору (Вин. п.) (ПП-С. С. 5b).
20 Ст.-чеш. večeřadlo в значении ‘столовая’ [37. S. 559] является производным ст.-чеш. večer, прасл. *večerъ [46. S. 558; 47. S. 680; 51. S. 769]. Ст.-польск. wieczerzadło, датируемое XV в. [54. T. 10. S. 128], относится к богемизмам [36. S. 428–429; 44. S. 103; 50. S. 78].
21 Среди исторических словарей восточнославянских языков слово было зафиксировано только в «Словаре староукраинского языка XVI – первой половины XVII в.» со ссылкой на «Песнь песней» из рукописи 558 Синодального собрания ГИМ: ст.-укр. вечерядло ‘то же самое, что и вечерникъ’ [26. Вип. 4. С. 7], ср. со ст.-укр. вечерникъ ‘столовая; комната, предназначенная для приема ужина’ [26. Вип. 4. С. 9]. А.В. Флоровский и Ю. Верхоланцева относят вечерядло в старобелорусской «Песне песней» к богемизмам, непосредственно заимствованным из чешского источника [31. С. 233; 57. P. 108].
22 Ѣдлo
23 Слово было зафиксировано в анонимной «Песне песней» в форме П. п. с предлогом – оу ѣдлѣ (ПП-А. С. 167), в старочешском тексте ему соответствует сочетание v jédle (PB. 1 : 11). Чешская редакция Библии 1506 г. содержит вместо него v pokoji (BB. I : 32), которое Ф. Скорина перевел как въ покои (ПП-С. С. 4).
24 Ст.-чеш. jiedlo датируется 1414 г. [41. D. 1. S. 645], восходит к прасл. *ědlo [33. Вып. 6. С. 41; 46. S. 181; 47. S. 228]. В старочешском языке слово использовалось в нескольких значениях ‘еда, снедь’, ‘блюдо’, ‘прием пищи’ [41. D. 1. S. 645; 58], но ни одно из них не подходит в контексте «Песни песней». Ю. Верхоланцева обратилась к латинской редакции Библии, с которой был сделан чешский перевод, и нашла соответствие: лат. accubitio [57. P. 108]. Согласно И. Х. Дворецкому, лат. accubitio имело два значения ‘1) возлежание за столом (совместная трапеза); 2) застольное ложе’ [18. С. 22]. По-видимому, чешский переводчик был не точен и допустил ошибку.
25 Ст.-бел. едло, идло ‘еда, блюдо’ впервые было засвидетельствовано в 1596 г. [17. Вып. 9. С. 170], также ст.-укр. ›дло, идло [26. Вип. 13. С. 22]. Слово было заимствовано из западославянских языков [33. Вып. 6. С. 41], о чем свидетельствует сочетание -dl-, относящееся к общезападнославянским изоглоссам [7. С. 229]. Вероятней всего, в старобелорусский и староукраинский языки слово пришло из польского, ср. ст.-польск. jedło, jadło [55. T. 9. S. 362–363]. Учитывая обстоятельства возникновения «Песни песней», сочетание оу ѣдлѣ следует отнести к богемизмам.
26 Купало
27 Слово дважды использовал в переводе Ф. Скорина: изъ купала (ПП-С. С. 6), ис купала (ПП-С. С. 8b). Соответствующая им форма в чешской редакции Венецианской Библии: z kupadla (BB. IIII : 8, VI : 14). Это слово отсутствует в анонимной «Песне песней», вместо него находим з мытели (ПП-А. С. 168), из мытели (ПП-А. С. 170). В тексте Падеровской Библии им соответствует z umyvadla (PB. 4 : 2, 6 : 5).
28 Ст.-чеш. kupadlo было зарегистрировано в нескольких значениях: ‘купальня, место для купания’, ‘купель, в особенности для ритуального омовения’, ‘средство, в особенности для ритуального омовения’, ‘лента, которая дарилась накануне некоторых праздников’, ‘растение с листьями в форме сосуда, удерживающего воду, возможно, манжетка’ [37. S. 113; 41. D. 2. S. 177; 58]. Согласно Я. Гебауеру, в значении ‘купальня, место для купания’ слово датируется XV в. [41. D. 2. S. 177]. Восходит к прасл. *kǫpadlo, которое является производным с суф. -(a)dlo от глаг. *kǫpati [33. Вып. 12. С. 58], историю слова см. также у В. Махека [46. S. 247–248; 47. S. 307–308].
29 Ст.-бел. купало письменно фиксируется в двух значениях: ‘1. Место для купания, купальня; 2. Праздник Ивана Купалы’ [17. Вып. 16. С. 225]. Ст.-укр. купало, ст.-рус. купалы семантически связаны с праздником Ивана Купалы [26. Вип. 15. С. 183; 25. Вып. 8. С. 124]. В значении ‘место для купания, купальня’ ст.-бел. купало было отмечено только в «Песне песней» Ф. Скорины. Сравните определение семантики этого слова в «Словаре языка Скорины» – купало ‘водоем’ [6. С. 289]. Это обстоятельство, а также отсутствие слова в старопольском языке свидетельствуют о непосредственном заимствовании слова из чешского источника.
30 Ѿтпочива(д)ло
31 Слово дважды встречается в анонимной «Песни песней»: ѿпочивало (ПП-А. С. 168), з отъпочива(л) (ПП-А. С. 169), которым в чешской Падеровской Библии соответствуют odpočivadlo (PB. 3 : 10), z odpočivadl (PB. 4 : 8). В переводе Ф. Скорины слово использовано один раз: ѿтпочивадло (ПП-С. С. 5b), в Венецианской Библии ему соответствует odpočivadlo (BB. III : 32).
32 Ст.-чеш. otpočivadlo было зарегистрировано в значениях ‘1. Ложе, постель, кушетка; носилки; 2. Комната, помещение, предназначенное для отдыха или приема пищи (столовая), или ночного отдыха (спальня); 3. Место или пространство, предназначенное для отдыха и пребывания (кого-н.), прежде всего, жилище, (высокопоставленного человека) резиденция, (скота) хлев, загон; (зверя) логово, берлога; 4. Стоянка, место остановки во время похода; 5. Место вечного посмертного отдыха и блаженства, рай’, датируется второй половиной XIV в. [56. Seš. 14. S. 926–927]. Является производным глаг. odpočinout si, odpočívat, которые восходят к прасл. *počiti, состоящему из префикса *po- и *čiti. В западнославянских языках используется также с префиксом od- [46. S. 334; 47. S. 409; 51. S. 466].
33 Ст.-польск. odpoczywadło, otpoczywadło ‘место отдыха, прежде всего, ложе, постель’ датируется XV в. [54. T. 5. S. 481]. Поскольку слово было зафиксировано в таких памятниках, как Библия королевы Софии и Маммотректах, изобилующих богемизмами, можно предположить его чешское происхождение.
34 По данным исторического словаря, ст.-бел. отпочивадло ‘подлокотник’ было письменно засвидетельствовано только в «Песне песней» Ф. Скорины [17. Вып. 23. С. 208], в «Словаре языка Скорины» отмечено отпочивадло в значении ‘площадка’ [6. С. 467]. Если учесть семантику ст.-чеш. otpočivadlo, odpočivadlo, ст.-польск. odpoczywadło, otpoczywadło, вызывает сомнение значение, присвоенное старобелорусскому слову в вышеуказанных словарях. На чешское происхождения ст.-бел. отпочивадло в текстах Ф. Скорины указывали П.В. Владимиров [15. С. 297] и А.Н. Булыко [12. С. 289; 13. С. 106].
35 Превалъ
36 Слово было использовано в анонимной «Песне песней» в словосочетании превалъ лютости (ПП-А. С. 168), которому в чешском источнике соответствует přéval (PB. 2: 11). Венецианская Библия также содержит это слово – příval (BB. II: 26), довольно точно переведенное Ф. Скориной как дождь велии (ПП-С. С. 4b).
37 Ст.-чеш. přieval, přěval было зафиксировано в нескольких значениях: ‘1. Осадки, прежде всего дождевые, ливень, гроза; 2. Вихрь, сильный ветер; 3. Водный поток, река, ручей; 4. (Слезы) ручьем; 5. (Чувств) порывы; 6. Стихийное бедствие, гибель’ [37. S. 395; 57]. Слово является производным глаг. valiti, váleti, прасл. *valiti [46. S. 554–555; 47. S. 676; 51. S. 764].
38 Ст.-польск. przewał ‘1. Ливень; 2. Высокая вода, волна; 3. Сильный ветер, вихрь’ датируется 1444 г. [54. T. 7. S. 198]. На заимствование слова из старочешского языка в Библии королевы Софии указывал В. Неринг [48. S. 104]. А. Баньковский рассматривает возможность чешского происхождения слова во «Флорианской псалтири» [35. T. 2. S. 917]. Я. Сятковский детально проанализировал использование слова и пришел к выводу, что в письменных памятниках значение ‘ливень’, ‘волна’ за ст.-польск. przewał закрепилось под непосредственным чешским влиянием. Исследователь считает слово общеславянским, приводя примеры из других славянских языков. Современное польск. przewal фиксируется в значениях ‘переворачивание’, ‘нарушение’, ‘вал’ Таким образом, Я. Сятковский рассматривает ст.-польск. przewał как семантический богемизм [36. S. 281].
39 Согласно «Этимологическому словарю белорусского языка», известны бел. диал. перавал, ісці пераваламі (о дожде) ‘с перерывами’, рус. волог., перм. перевала ‘черная, дождевая туча, которая внезапно надвигается, и из нее идет кратковременный дождь’ [34. Т. 9. С. 30]. Восточнославянские слова отличает наличие полногласия в группе согласных. Отмеченное в старобелорусской «Песне песней» превалъ сохраняет неполногласие, свойственное западно- и южнославянским языкам, в частности чешскому. А.В. Флоровский и Ю. Верхоланцева считают слово богемизмом, заимствованным из чешского источника [31. С. 233; 57. P. 108]. Выполненный анализ подтверждает их выводы.
40 Изучение чешского влияния на восточнославянские письменные языки в XIV–XVIII вв. следует проводить в двух основных направлениях. Во-первых, значительная часть богемизмов проникала на восток через посредничество польского языка, т.е. непрямым путем. Соответственно необходимо и далее разрабатывать вопрос о чешско-польско-восточнославянских языковых отношениях. Во-вторых, богемизмы могли заимствоваться непосредственно из чешских письменных источников. Исследование языка старобелорусских памятников «Песни песней» показало, что в текстах сохранилось определенное количество богемизмов. Несмотря на синкретизм языка, обусловленного влиянием старославянской (церковнославянской) литературно-письменной традиции, а также польского языка, подробный историко-этимологический анализ позволяет выявить богемизмы и подтвердить их чешское происхождение.
41 СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
42 ГИМ – Государственный исторический музей.
43 ПП-А – «Песнь песней» из рукописи 558 Синодального собрания ГИМ. Изд-е: Алексеев А.А. Песнь песней в древней славяно-русской письменности. СПб.: Д. Буланин, 2002. С. 166–173.
44 ПП-С – «Песнь песней» Ф. Скорины, 1518 г.
45 PB – Падеровская Библия. Bible padeřovská, Píseň písní [online]. Ed. Anna Michalcová, Kateřina Voleková. Praha: Ústav pro jazyk český AV ČR, v. v. i., oddělení vývoje jazyka 2010 [cit. 12. 12. 2021]. Dostupné z: >>>>
46 BB – Bible benátská, 1506 г.
47 бел. – белорусское, волог. – вологодское, диал. – диалектное, лат. – латинское, перм. – пермское, прасл. – праславянское, рус. – русское, ст.-бел. – старобелорусское, ст.-польск. – старопольское, ст.-рус. – старорусское, ст.-слав. – старославянское, ст.-укр. – староукраинское, ст.-чеш. – старочешское.

Библиография

1. Алексеев А.А. «Песнь песней» в Чешской библии и восточнославянские переводы XV–XVI вв. // Slavia. 1983. № 52. C. 283–289.

2. Алексеев А.А. Песнь песней в древней славяно-русской письменности. СПб.: Д. Буланин, 2002. 237 с.

3. Алексяевіч Г.В. Польская мова як пасрэднік у працэсе запазычвання лексем з чэшскай у беларускую мову // Беларуска-польскія моўныя, літаратурныя, гістарычныя і культурныя сувязі. Да 220-годдзя з дня нараджэння Адама Міцкевіча: зб. арт. / гал. рэд. І.Э. Багдановіч. Мінск: Беларус. дзярж. ун-т, 2018. С. 203–213.

4. Андел В.П. Из истории чешских лексических заимствований в восточнославянских языках // Slavica Tartuensia. Славянские литературные языки и историография славяноведения: сб. ст. / отв. ред. А.Д. Дуличенко. Тарту: Тартуский гос. ун-т, 1988. С. 80–89.

5. Анічэнка У.В. Беларуска-чэшскі сінкрэтызм мовы пражскіх выданняў Скарыны // Slavia. 1989. № 58. C. 115–120.

6. Анічэнка У.В. Слоўнік мовы Скарыны : у 3 т. Мінск: Вышэйшая школа, Навука і тэхніка, 1977–1994. Т.1. 476 с.

7. Бернштейн С.Б. Сравнительная грамматика славянских языков: учеб. для студентов вузов. Изд. 2-е. М.: Изд-во Моск. ун-та, Наука, 2005. 350 с.

8. Бразгуноў А.У. Запазычанні з чэшскай мовы ў перакладной «Аповесці пра Траянскую вайну» // Слово во времени и пространстве: сб. науч. ст. к 75-летию лауреата Гос. премии СССР, д-ра филол. наук, проф. А.П. Груцо. Минск: Белорус. гос. пед. ун-т, 1999. С. 30–32.

9. Бразгуноў А.У. Зборнік «Рымскія дзеі» ў чэшскім, польскім і беларускім перакладах XV–XVII стст. («Гісторыя пра Апалона Цірскага») // Літаратуразнаўства. Этналогія: матэрыялы IV міжнар. кангр. беларусістаў «Беларуская культура ў кантэксце культур еўрапейскіх краін», Мінск, 6–9 чэрв. 2005 г. / рэд. І. Багдановіч, Т. Валодзіна. Мінск: Лімарыус, 2010. С. 27–32.

10. Будзько І.У. Лексіка помніка «Сказанне аб Сівіле-прарочыцы» (XVI ст.) // Лексіка старабеларускай літаратурна-пісьмовай мовы XIV – сярэдзіны XVI ст. / рэд. І.У. Будзько (і інш.). Мінск: Беларус. навука, 2016. С. 253–258.

11. Будзько І.У. Лінгвістычныя і тэксталагічныя асаблівасці пражскіх выданняў Францыска Скарыны // Роднае слова. 2017. № 5. С. 13–17.

12. Булыка А.М. Западнославянская лексика в изданиях Франциска Скорины // Булыка А.М. Избр. пр. / уклад. А.М. Булыка, Н.В. Паляшчук. Мінск: Беларус. навука, 2015. С. 283–295.

13. Булыка А.М. Чэшская лексіка ў выданнях Ф. Скарыны // Булыка А.М. Избр. пр. / уклад. А.М. Булыка, Н.В. Паляшчук. Мінск: Беларус. навука, 2015. С. 99–114.

14. Владимиров П.В. Житіе св. Алексѣя, человѣка Божія въ западнорусскомъ переводѣ конца XVII вѣка // Журн. М-ва нар. просвещения. 1887. № 9/10. С. 250–267.

15. Владимиров П.В. Доктор Франциск Скорина, его переводы, печатные издания и язык. СПб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1888. 414 с.

16. Гарбуль Л.П. Переводы Ф. Скорины как источник богемизмов в других славянских языках // Гістарычнае мовазнаўства ў кантэксце міждысцыплінарных даследаванняў: зб. арт. Міжнар. навук. канф., Мінск, 25–26 кастр. 2017 г. / уклад. І.У. Будзько. Мінск: Права і эканоміка, 2017. С. 56–60.

17. Гістарычны слоўнік беларускай мовы: у 37 вып. / Акад. навук БССР, Ін-т мовазнаўства; рэдкал. А.І. Жураўскі (гал. рэд.), А.М. Булыка (гал. рэд.). Мінск: Навука і тэхніка, 1982–2017.

18. Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. М.: Рус. яз. – Медиа, 2003. 845 с.

19. Жураўскі А.І. Гісторыя беларускай літаратурнай мовы: у 2 т. Мінск: Навука і тэхніка, 1967–1968 . Т. 1. 1967. 371 с.

20. Жураўскі А.І. Мова друкаваных выданняў Ф. Скарыны // 450 год беларускага кнігадрукавання, 1517–1967: зб. арт. / рэд. К. Крапіва. Мінск: Навука і тэхніка, 1968. С. 277–304.

21. Запольская Н.Н. Структурна-функцыянальны статус гібрыдных варыянтаў славянскіх літаратурных моў (Біблія Ф. Скарыны) // Замежная мовазнаўчая беларусістыка на міжнародных з’ездах славістаў: зб. дакл.: да XV Міжнар. з’езда славістаў / уклад. Г.А. Цыхун. Мінск: Беларус. навука, 2013. С. 83–101.

22. Мельников Е.И. О чешских лексических элементах в русском языке, заимствованных через посредство польского и других языков (в XIV–XIX вв.) // Slavia. 1967. Roč. 36. № 1. S. 98–114.

23. Пальцаў Г.В. Агульныя словы чэшскага паходжання ў беларускай і польскай літаратурных мовах // Польские говоры в СССР: исследования и материалы: в 2-х ч. / сост. В.В. Мартынов. Минск: Наука и техника, 1973. Ч. 1: 1967–1969 гг. С. 120–131.

24. Рапацэвіч С.Я. Сінтаксіс пражскіх выданняў Францыска Скарыны: дыс. ... канд. філал. навук / НАН Беларусі, Ін-т мовазнаўства Я. Коласа. Мінск, 2000. 131 с.

25. Словарь русского языка XI–XVII вв.: в 31 вып. / Акад. наук СССР, Ин-т рус. яз.; редкол.: Р. И. Аванесов (отв. ред.) [и др.]. М.: Наука, 1975–2019.

26. Словник староукраïнськоï мови XVI – першоï половини XVII ст.: у 17 вип. / редкол. Д.Г. Гринчишин (гол. ред.), М. Чікало (гол. ред.) (та ін.). Львів: Ін-т украïнознавства НАН Украïни, 1994–2017.

27. Станковска П. Русская Библия Франциска Скорины и чешская среда // Latopisy Akademii Supraskiej. Białystok: Fundacja «Oikonomos», 2016. T. 7. S. 29–35.

28. Сятковский Я. Воздействие чешского языка на формирование польского литературного языка // Славянские культуры в эпоху формирования и развития славянских наций XVIII–XIX вв.: материалы междунар. конф. ЮНЕСКО / редкол. Д. Ф. Марков (и др.). М.: Наука, 1978. С. 134–136.

29. Темчин С. Руськомовный перевод 1636 года чешского Луцидария (Оломоуц, 1622) // Res Humanitariae. 2020. Vol. 28. S. 146–163.

30. Флоровский А.В. Чехи и восточные славяне. Очерки по истории чешско-русских отношений (X–XVIII вв.): в 2-х т. Praha: Orbis–Legiografie–Práce, 1935–1947. Т. 2. 1947. 548 s.

31. Флоровский А.В. Чешская Библия в истории русской культуры и письменности (Фр. Скорина и продолжатели его дела) // Sborník filologický. Praha, 1946. № 12. S. 153–258.

32. Шенкер А. Главные пути лексических заимствований в славянских языках (на материалах чешского, польского и восточнославянских языков) // American contributions to the Ninth International congress of slavists, Kiev, Sept. 1983 (in 2 vol.) / ed. M.S. Flier. Columbs, Ohio: Slavica, 1983. Vol. 1. P. 255–267.

33. Этимологический словарь славянских языков: праславянский лексический фонд (в 41 вып.) / Рос. акад. наук. Ин-т рус. яз.; под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1974–2011.

34. Этымалагічны слоўнік беларускай мовы: у 14 т. / Нац. акад. навук, Ін-т мовазнаўства; рэдкал. В.У. Мартынаў (і інш.). Мінск: Беларус. навука, 1978–2017.

35. Bańkowski A. Słownik etymologiczny języka polskiego: 2 t. Warszawa: Wydaw. Nauk. PWN, 2000. T. 2. 977 s.

36. Basaj M., Siatkowski J. Bohemizmy w języku polskim: słownik. Warszawa: Wydaw. Polonistyki Uniw. Warszawskiego, 2006. 501 s.

37. Bělič J., Kamiš A., Kučera K. Malý staročeský slovník. Praha: Státní ped. nakl., 1979. 708 s.

38. Brückner A. Die Visio Tundali in Böhmischer und Russischer Übersetzung // Archiv für Slavische Philologie. 1891. № 13. S. 199–212.

39. Brynychová V. České Proroctví Sibyllino v ruském překladě // Český Lid. 1927. Roč. 27. S. 49–60.

40. Elektronický slovník jazyka staroslověnského. URL: http://gorazd.org/gulliver (дата обращения: 01.05.2021).

41. Gebauer J. Slovník staročeský: 2 d. Praha: Academia, 1970.

42. Havránek B. Vlivy spisovné češtiny na jiné jazyky slovanské v době feudalismu // Studie o spisovném jazyce. Praha: Nakl. Českosl. Akad. Věd, 1963. S. 291–304.

43. Havránek B. Expanse spisovné češtiny od 14. do 16. století // Co daly naše země Evropě a lidstvu. 3-é vyd. Praha: Evropský literární klub, 1998. S. 103–116.

44. Kochman S. Polsko-rosyjskie stosunki językowe od XIV do XVIII w. Opole: OTPN, 1975. 155 s.

45. Kochman S. Studia nad słownictwem i frazeologią słowiańską. Opole: Wydaw. Uniw. Opolskiego, 2005. 356 s.

46. Machek V. Etymologický slovník jazyka českého a slovenského. Praha: Českosl. Akad. Věd, 1957. 627 s.

47. Machek V. Etymologický slovník jazyka českého. 2-é vyd., opravené a doplněné. Praha: Českosl. Akad. Věd, 1968. 868 s.

48. Nehring W. Wpływ języka i literatury staroczeskiej na język i literaturę staropolską. Poznań: Pro, 2017. 188 s.

49. Orloś T. Z. Polsko-czeskie związki językowe. Wrocław: Zakł. Narodowy im. Ossolińskich, Wydaw. Pol. Akad. Nauk, 1980. 60 s.

50. Reczek J. Bohemizmy leksykalne w języku polskim do końca XV wieku. Wrocław: Zakł. Narodowy im. Ossolińskich, Wydaw. PAN, 1968. 160 s.

51. Rejzek J. Český etymologický slovník. Voznice: Leda, 2015. 824 s.

52. Siatkowski J. Czesko-polskie kontakty językowe. Warszawa: Energeia, 1996. 272 s.

53. Siatkowski J. Význam českých jazykových vlivů pro formování spisovné polštiny // Mezinárodní vědecká konference : Doba Karla IV. v dějinách národů ČSSR : k 600. výročí úmrtí Karla IV, Praha, 29 list.–01 pros. 1978: materiály ze sekce jaz. a lit. Praha: Univerzita Karlova, 1981. S. 55–64.

54. Słownik staropolski: w 11 t. / Pol. Akad. Nauk, Inst. Jęz. Pol.; kom. red. S. Urbańczyk (i in.). Wrocław: Ossolineum; Warszawa: Wydaw. PAN, 1953–2002.

55. Słownik polszczyzny XVI wieku: w 36 t. / kom. red. St. Bąk (i in.) ; Inst. Badań Lit. Pol. Akad. Nauk. Wrocław: Ossolineum, Wydaw. PAN, 1966–2012.

56. Staročeský slovník: ve 26 seš. / za vedení B. Havránka [aj.]. Praha: Academia, 1968–2008.

57. Verkholantsev J. Ruthenica Bohemica: Ruthenian Translations from Czech in the Grand Duchy of Lithuanian and Poland. Wien; Berlin: Lit. Verlag, 2008. 215 p.

58. Vokabulář webový. Verze 0.4.2. Oddělení vývoje jazyka Ústavu pro jazyk český. URL: http://vokabular.ujc.cas.cz (дата обращения: 01.05.2021).

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести