Везде
Bohemisms in the Old Belarusian translations of the «Song of Songs»
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Bohemisms in the Old Belarusian translations of the «Song of Songs»
Annotation
PII
S0869544X0019025-0-1
DOI
10.31857/S0869544X0019025-0
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Anna V. Aleksejevich 
Affiliation:
The Yakub Kolas Institute of Linguistics
The Center for the Belarusian Culture, Language and Literature Researches of the National Academy of Sciences of Belarus
Address: Minsk, Republic of Belarus
Edition
Issue 2
Pages
54-66
Abstract

This article examines two translations of Old Belarusian monuments of the «Song of Songs»: an anonymous one from the 15th-16th centuries, preserved as part of manuscript 558 from the Synodal collectionSHM, and the translated text published by F. Skaryna in 1518. The main focus of our analysis is the language of the Old Belarusian texts as to whether they contain Czech borrowings, i.e. bohemisms. The Old Belarusian texts have been compared with the Czech sources. The syncretism of the language of Old Belarusian monuments was caused by foreign Slavonic influence: Old Slavonic (Church Slavonic), Czech and Polish. According to the results of the historical and etymological analysis, the following bohemisms were discovered: зернатое яблоко, вечерѧдло, ѣдлo, купало, ѿпочива(д)ло, превалъ. Thus, Czech loanwords penetrated into Old Belarusian not only indirectly (through Polish), but also directly (through Czech translation into Old Belarusian).

Keywords
Old Belarusian, Czech, Old Slavonic (Church Slavonic), Polonism, F. Skaryna
Received
06.05.2022
Date of publication
11.05.2022
Number of purchasers
11
Views
114
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 В период с XIV по XVIII в. чешское влияние на восточнославянские языки чаще всего рассматривалось в контексте чешско-польско-восточнославянских языковых отношений [32; 42; 43; 44. S. 13–16; 45. S. 31–49]. Богемизмы заимствовались восточнославянскими языками через польское посредничество. Следует отметить, что польский язык продолжительное время находился под влиянием чешского: начиная с X в., богемизмы проникали в польскую религиозную терминологию, на протяжении XIII–XIV вв. слова заимствовались из области права, административного управления, торгово-экономической сферы, в XV в. количество богемизмов существенно возрастает, среди них также военные и научные термины, на последнем этапе в XVI в. приток новых богемизмов постепенно уменьшается [28; 49. S. 11–25; 52. S. 217–224; 53]. Польский язык играл роль посредника, благодаря которому богемизмы вместе с полонизмами усваивались восточнославянскими языками [3; 4; 22; 23].
2 Менее изучено проникновение богемизмов в восточнославянскую письменность через переводы чешских текстов или их использование в процессе переводческой деятельности. На сегодняшний день установлено, что старобелорусские «Сказание о Сивилле-пророчице», «Песнь песней», староукраинский «Луцидариус» восходят к чешским редакциям; старобелорусские «Житие Алексея, человека Божьего», «Книга о Таудале-рыцаре», «Троянская история», «История об Аполлоне Тирском» были переведены с использованием чешских источников. В рамках текстологического анализа исследователи обращали внимание и на языковые особенности произведений, свидетельствующие об их чешском происхождении [1; 8; 9; 10; 14; 29; 30. С. 28–45; 38; 39; 57].
3 Обстоятельно вопрос о чешском языковом влиянии был изучен в отношении переводов Ф. Скорины. Известно, что на протяжении 1517–1519 гг. белорусский просветитель издал двадцать три книги Библии в Праге. Работая над восточнославянским переводом, Ф. Скорина обращался к чешской редакции Библии в венецианском издании 1506 г. Исследованием чешских заимствований в текстах просветителя занимались П.В. Владимиров, А.В. Флоровский, А.И. Журавский, А.Н. Булыко, В.В. Аниченко, Н.Н. Запольская, С.Е. Рапацевич, П. Станковска, Л.П. Гарбуль, И.В. Будько и др. Отмечая в них семантические, фонетические, морфологические и синтаксические особенности чешского происхождения, исследователи пришли к выводу, что на язык Ф. Скорины заметное влияние оказала не только церковнославянская литературно-письменная традиция, но и западнославянская, в частности чешская [5; 11; 12; 13; 15. С. 296–301; 16; 19. С. 113–157; 20; 21; 24; 27; 31. С. 166–225].
4 В данной статье будут проанализированы два старобелорусских перевода «Песни песней», которые восходят к чешским редакциям. Первый из них является анонимным, сохранившимся в единственном экземпляре в составе рукописи 558 из Синодального собрания ГИМ. Второй, изданный в Праге в 1518 г., принадлежит Ф. Скорине. Анонимная «Песнь песней» обычно датируется XV–XVI вв., однако, согласно последним исследованиям Ю. Верхоланцевой, памятник следует отнести ко второй трети или середине XV в. [57. P. 43–44]. В основе этого старобелорусского перевода лежит третья редакция рукописной чешской Библии 1432–1435 гг., так называемая Падеровская Библия (Padeřovská Bible) [1; 2. С. 163–164; 57. P. 39–40]. Источником «Песни песней» Ф. Скорины является текст чешской Библии 1506 г., так называемая Венецианская Библия (Benátská Bible) [2. С. 164–165].
5 Подробным изучением «Песни песней» из Синодального собрания ГИМ, в том числе ее языковых особенностей занимались А.В. Флоровский, А.А. Алексеев, Ю. Верхоланцева [31. С. 232–242; 1; 2. С. 163–164; 57. P. 39–51, 99–109]. А.В. Флоровский считал памятник украинским переводом, а его язык «белорусско-малорусским» [31. С. 232]. Позже А.И. Журавский высказался, что подобное предположение не обосновано, поскольку в тексте явных украинизмов нет, а язык памятника ничем не отличается от других старобелорусских переводов [19. С. 158–159]. А.А. Алексеев утверждал, что «язык перевода, по терминологии русской науки XIX в., западнорусский, с незначительными украинскими вкраплениями; по сегодняшней терминологии – это старобелорусский язык» [2. С. 163–164]. Тем не менее, в «Исторический словарь белорусского языка» этот памятник включен не был, однако он вошел в «Словарь староукранского языка XVI – первой половины XVII в.», где цитируется по изданию Н.И. Костомарова «Старинный южнорусский перевод Песни песней с послесловиями о любви» 1861 г. [26. Вип. 1. С. 49].
6 Что касается перевода Ф. Скорины, то язык «Песни песней» не изучался отдельно от других его переводов. Следовательно, при анализе заимствований чешского происхождения в «Песне песней» нужно учитывать общие выводы, сделанные вышеупомянутыми исследователями.
7 В данной статье «Песнь песней» Ф. Скорины и старочешский текст из Венецианской Библии 1506 г. цитируются по оригинальным изданиям. Старобелорусский перевод «Песни песней» из Синодального собрания ГИМ – по монографии А.А. Алексеева «Песнь песней в древней славяно-русской письменности» [2. С. 166–173, 222–226]. Старочешский текст из рукописной Падеровской Библии – по интернет-приложению Vokabulář webový, разработанному «Институтом чешского языка» при Академии наук Чешской республики.
8 При изучении богемизмов в старобелорусских памятниках исследователи могут столкнуться с некоторыми сложностями, которые стоит оговорить. Старобелорусские тексты, особенно религиозной направленности, содержат достаточное количество старославянизмов (церковнославянизмов). В отдельных случаях невозможно определить является ли слово богемизмом или старославянизмом (церковнославянизмом). Подобное наблюдается в старобелорусских переводах «Песни песней». Например, наличие рефлексов -ra-, -la- и -rě-, -lě- в группе согласных свойственны как чешскому, так и старославянскому (церковнославянскому) языкам [7. С. 216–220]: ст.-бел. гла(с) (ПП-А. С. 166), гласъ (ПП-С. С. 3), которым соответствует ст.-чеш. hlas (PB. 1 : 11; BB. I : 11), ср. со ст.-слав. гласъ [40]; ст.-бел. сла(д)ко (ПП-А. С. 167), сладокъ (ПП-С. С. 4) – ст.-чеш. sladké (PB. 2 : 3; BB. II : 8), ср. со ст.-слав. сладъкъ [40]; ст.-бел. заграды (ПП-А. С. 169; ПП-С. С. 7) – ст.-чеш. zahrady (PB. 5 : 1; BB. V : 3), ср. со ст.-слав. заграда [40]; ст.-бел. древа (ПП-А. С. 168), древъ (ПП-С. С. 5b) – ст.-чеш. dřievie (PB. 3 : 9; BB. III : 31), ср. со ст.-слав. древа [40]; ст.-бел. сребрѧны (ПП-А. С. 168), сребреные (ПП-С. С. 5b) – ст.-чеш. střiebrné (PB. 3 : 10; BB. III : 32), ср. со ст.-слав. сьребро [40]; ст.-бел. млеко (ПП-А. С. 169), млѣко (ПП-С. С. 6b) – ст.-чеш. mléko (PB. 4 : 11; BB. IIII : 32), ср. со ст.-слав. млѣко [40]. Кроме неполногласных форм, в переводе «Песни песней» из Синодального собрания ГИМ встречаются также полногласные, свойственные восточнославянским языкам: ст.-бел. голо(с̃), золотыи, серебро(м) (ПП-А. С. 167), ѡгородокъ, ѡгорода, молокомъ (ПП-А. С. 169), деревомъ (ПП-А. С. 172), соло(д)кость (ПП-А. С. 173).
9 Начальному [о] в восточнославянских языках соответствует [e] в западнославянских и южнославянских [7. С. 226]. Таким образом, начальное [e] может свидетельствовать как о чешском, так и церковнославянском влиянии: ст.-бел. елене(мү) (ПП-А. С. 167), еленеви (ПП-С. С. 4b) соответствует ст.-чеш. jeleniemu (PB. 2 : 9; BB. II : 20–21), ср. со ст.-слав. ѥлень [40]. В переводах были использованы также формы с начальным [о]: ст.-бел. олени (ПП-А. С. 167), оленьми (ПП-С. С. 4b).
10 Богемизмы следует отличать от заимствований общего западнославянского происхождения. Поскольку лексические фонды чешского и польского языков во многом совпадают, довольно тяжело, а порой и невозможно определить, является слово богемизмом или полонизмом: ст.-бел. боіѡвали (ПП-А. С. 166) – ст.-чеш. bojovali (PB. 1 : 5; BB. I : 15), ср. со ст.-польск. bojować, bojewać [54. T. 1. S. 125–126], Ф. Скорина использовал бранѧше (ПП-С. С. 3b); ст.-бел. гавронъ (ПП-А. С. 170) – ст.-чеш. havran (PB. 5 : 11; BB. V : 40), ср. со ст.-польск. gawron [54. T. 2. S. 387], Ф. Скорина использовал вран (ПП-С. С. 7b); ст.-бел. квѣ(т), кветіемъ, квѣтіе, квитүчи, кви(т) (ПП-А. С. 167) – ст.-чеш. květ, kvietím, kvietie, ktwúcé, zkvetla (PB. 2 : 1, 5, 13, 15), květ, kvietím, kvietie, rozkvetlé, rozkvetla (BB. II : 2, 10–11, 26, 30, 39), ср. со ст.-польск. kwiecie, kwiść, kwitnąć [54. T. 3. S. 477–479], у Ф. Скорины использованы цветъ, цветием, цветы, цвитущие, процвила (ПП-С. С. 4, 4b, 5); ст.-бел. корүнѣ, короуновала (ПП-А. С. 168), коруне, корүновала (ПП-С. С. 5b) – ст.-чеш. koruně, korunovala (PB. 3 : 11; BB. III : 37–38), ср. со ст.-польск. korona, koruna, krona [54. T. 3. S. 346–347], koronować, korunować [54. T. 3. S. 348]; ст.-бел. пекло (ПП-А. С. 172) – ст.-чеш. peklo (PB. 8 : 6; BB. VIII : 25), ср. со ст.-польск. piekło, piekieł, pkieł [54. T. 6. S. 89–90], Ф. Скорина использовал адъ (ПП-С, 10b); ст.-бел. рыбники (ПП-А. С. 171), рыбници (ПП-С. С. 9) – ст.-чеш. rybníci (PB. 7 : 4; BB. VII : 14), ср. со ст.-польск. rybnik [54. T. 8. S. 55]; ст.-бел. смѣда (ПП-А. С. 166), смеда (ПП-С. С. 3b) – ст.-чеш. smědá (PB. 1 : 5; BB. I : 14), ср. со ст.-польск. (śniady) śmiady [54. T. 9. S. 33]; ст.-бел. склепове (ПП-А. С. 167) – ст.-чеш. sklepové (PB. 1 : 16), ср. со ст.-польск. sklep [54. T. 8. S. 233]; ст.-бел. сүкню (ПП-А. С. 169), сукню (ПП-С. С. 7) – ст.-чеш. sukni (PB. 5 : 3; BB. V : 17), ср. со ст.-польск. suknia [54. T. 8. S. 503–504].
11 В старобелорусских переводах фиксируется некоторое количество полонизмов. Рефлексы -ro-, -lo- в группе согласных свидетельствуют о польском происхождении заимствований: ст.-бел. броны, бронахъ (ПП-А. С. 171, 172), которым соответствуют ст.-чеш. bráně, branách (PB. 7 : 4, 13; BB. VII : 15, 38), у Ф. Скорины использовано вратехъ (ПП-С. С. 9, 10); ст.-бел. влосү (ПП-А. С. 169) – ст.-чеш. vlasu (PB. 4 : 9), vlasem (BB. IIII : 28), у Ф. Скорины – власомъ (ПП-С. С. 6). К полонизмам следует отнести также ст.-бел. моцны(х), моцьныхъ, моцна (ПП-А. С. 168, 169, 172); мура (ПП-А. С. 170), муровъ (ПП-С. С. 7b); коханиахъ, коханиѧ (ПП-С. С. 9b, 10), которым соответствуют в чешских редакциях иные слова: ст.-чеш. silných (PB. 3 : 7, 4 : 4; BB. III : 25, IIII : 16), silná (PB. 8 : 6), silnáť (BB. VIII : 24); zdí (PB. 5 : 7; BB. V : 31); rozkošech (BB. VII : 21), rozkoší (BB. VIII : 17).
12 Небольшую группу составляют богемизмы, ранее заимствованные восточнославянскими языками при польском посредничестве: ст.-бел. кацере(м) (ПП-А. С. 167) – ст.-чеш. kacieřstvím (PB. 2 : 15; BB. II : 37), Ф. Скорина использовал еретикомъ (ПП-С. С. 5); ст.-бел. мѣсто (ПП-А. С. 168) – ст.-чеш. město (PB. 3 : 3; BB. III : 6), у Ф. Скорины – градъ (ПП-С. С. 5); ст.-бел. рынцѣ(х) (ПП-А. С. 168) – ст.-чеш. rynciech (PB. 3 : 3; BB. III : 6), у Ф. Скорины – торзехъ (ПП-С. С. 5); ст.-бел. тварь, тварность (ПП-А. С. 167, 170), тварь (ПП-С. С. 8) – ст.-чеш. tvář, tvářnost (PB. 2 : 14, 5 : 15), twářnost (BB. V : 51).
13 Несмотря на определенные сложности, которые возникают при размежевании церковнославянского, польского и чешского языкового влияния на старобелорусские переводы «Песни песней», можно утверждать, что в текстах содержится несколько богемизмов, непосредственно заимствованных из чешских источников.
14 Зернатое яблоко
15 В чешских редакциях «Песни песней» словосочетание zrnaté jablko используется по шесть раз в каждой. Ф. Скорина употребил сочетание зернатое яблоко пять раз, в анонимном старобелорусском переводе словосочетание встречается единожды. Для удобства разместим все случаи их использования в таблице:
Падеровская Библия «Песнь песней» из рукописи 558 Венецианская Библия «Песнь песней» Ф. Скорины
zrnatého jablka (PB. 4 : 3) раиска(г) ӕблока (ПП-А. С. 169) jablka zrnatého (BB. IIII : 12) ӕблока зернатого (ПП-С. С. 6)
zrnatých jablek (PB. 4 : 13) зернѧты(х) ӕблѡ(к) (ПП-А. С. 169) jablek zrnatých (BB. IIII : 36) ӕблокъ зернатыхъ (ПП-С. С. 6b)
zrnatého jablka (PB. 6 : 6) раиска(г̃) ӕблока (ПП-А. С. 171) jablka zrnatého (BB. VI : 18) красного ӕблока (ПП-С. С. 8b)
jablka zrnatá (PB. 6 : 10) ӕбьлока раискаѧ (ПП-А. С. 171) jablka zrnatá (BB. VI : 33) ӕблока зернатыи (ПП-С. С. 8b)
zrnatá jablka (PB. 7 : 12) раиски(х) ӕблокъ (ПП-А. С. 172) jablka zrnatá (BB. VII : 36) ӕблока зернатыи (ПП-С. С. 9b, 10)
zrnatých jablek (PB. 8 : 2) раиски(х) ӕблокъ (ПП-А. С. 172) jablek zrnatých (BB. VIII : 10) ӕблокъ зернатыхъ (ПП-С. С. 10)
16 Для обозначения плода граната в старочешском языке существовало несколько наименований: črvené, jadrné, margramské, peckové, plané, rajské, zardělé, zrnaté jablko [37. S. 672; 46. S. 168; 47. S. 214; 58]. Согласно Я. Гебауеру, ст.-чеш. rajská jablka письменно было зафиксировано в конце XIV в., ст.-чеш. zrnatá jablka – в первой половине XV в. [41. D. 1. S. 587]. Для сравнения, в старопольском языке гранат имел также несколько названий, частично совпадающих со старочешскими: czerwone, granatowe, polne, rajskie, włoskie, ziarniate jabłko [54. T. 3. S. 87–88]. Стоит отметить, что впервые словосочетание ziarniate jabłko было зарегистрировано в Библии королевы Софии [54. T. 3. S. 88]. Как известно, этот старопольский памятник насыщен многочисленными богемизмами. В. Неринг относит ст.-польск. zarnaty (zarnata iablka, zarnatych iablek), использованное в названном памятнике, к чешским заимствованиям [48. S. 103].
17 Материалы исторических словарей восточнославянских языков дают следующую информацию: ст.-бел. яблоко зернатое ‘плод граната’ [17. Вып. 12. С. 228], ст.-укр. зернятый ‘который содержит много зерен, зернистый’ [26. Вип. 11. С. 235]. В старобелорусской письменности словосочетание было зафиксировано несколько раз, но все в переводах Ф. Скорины – «Песнь песней», «Премудрость божья», третьей и четвертой книгах «Царств» [17. Вып. 12. С. 228; 6. С. 225]. Ст.-укр. зернятый было засвидетельствовано со ссылкой на «Песню песней» из рукописи 558 Синодального собрания ГИМ. Таким образом, в старобелорусском и староукраинском словарях словосочетание появилось исключительно благодаря переводам чешских источников.
18 Вечерѧдло
19 Слово встречается в анонимной «Песне песней» (ПП-А. С. 168), которому в чешском тексте из Падеровской Библии соответствует večeřadlo (PB. 3 : 9). Что касается Венецианской Библии и перевода Ф. Скорины, то в чешском источнике использовано pokojíček (BB. III : 30), в старобелорусском – комору (Вин. п.) (ПП-С. С. 5b).
20 Ст.-чеш. večeřadlo в значении ‘столовая’ [37. S. 559] является производным ст.-чеш. večer, прасл. *večerъ [46. S. 558; 47. S. 680; 51. S. 769]. Ст.-польск. wieczerzadło, датируемое XV в. [54. T. 10. S. 128], относится к богемизмам [36. S. 428–429; 44. S. 103; 50. S. 78].
21 Среди исторических словарей восточнославянских языков слово было зафиксировано только в «Словаре староукраинского языка XVI – первой половины XVII в.» со ссылкой на «Песнь песней» из рукописи 558 Синодального собрания ГИМ: ст.-укр. вечерядло ‘то же самое, что и вечерникъ’ [26. Вип. 4. С. 7], ср. со ст.-укр. вечерникъ ‘столовая; комната, предназначенная для приема ужина’ [26. Вип. 4. С. 9]. А.В. Флоровский и Ю. Верхоланцева относят вечерядло в старобелорусской «Песне песней» к богемизмам, непосредственно заимствованным из чешского источника [31. С. 233; 57. P. 108].
22 Ѣдлo
23 Слово было зафиксировано в анонимной «Песне песней» в форме П. п. с предлогом – оу ѣдлѣ (ПП-А. С. 167), в старочешском тексте ему соответствует сочетание v jédle (PB. 1 : 11). Чешская редакция Библии 1506 г. содержит вместо него v pokoji (BB. I : 32), которое Ф. Скорина перевел как въ покои (ПП-С. С. 4).
24 Ст.-чеш. jiedlo датируется 1414 г. [41. D. 1. S. 645], восходит к прасл. *ědlo [33. Вып. 6. С. 41; 46. S. 181; 47. S. 228]. В старочешском языке слово использовалось в нескольких значениях ‘еда, снедь’, ‘блюдо’, ‘прием пищи’ [41. D. 1. S. 645; 58], но ни одно из них не подходит в контексте «Песни песней». Ю. Верхоланцева обратилась к латинской редакции Библии, с которой был сделан чешский перевод, и нашла соответствие: лат. accubitio [57. P. 108]. Согласно И. Х. Дворецкому, лат. accubitio имело два значения ‘1) возлежание за столом (совместная трапеза); 2) застольное ложе’ [18. С. 22]. По-видимому, чешский переводчик был не точен и допустил ошибку.
25 Ст.-бел. едло, идло ‘еда, блюдо’ впервые было засвидетельствовано в 1596 г. [17. Вып. 9. С. 170], также ст.-укр. ›дло, идло [26. Вип. 13. С. 22]. Слово было заимствовано из западославянских языков [33. Вып. 6. С. 41], о чем свидетельствует сочетание -dl-, относящееся к общезападнославянским изоглоссам [7. С. 229]. Вероятней всего, в старобелорусский и староукраинский языки слово пришло из польского, ср. ст.-польск. jedło, jadło [55. T. 9. S. 362–363]. Учитывая обстоятельства возникновения «Песни песней», сочетание оу ѣдлѣ следует отнести к богемизмам.
26 Купало
27 Слово дважды использовал в переводе Ф. Скорина: изъ купала (ПП-С. С. 6), ис купала (ПП-С. С. 8b). Соответствующая им форма в чешской редакции Венецианской Библии: z kupadla (BB. IIII : 8, VI : 14). Это слово отсутствует в анонимной «Песне песней», вместо него находим з мытели (ПП-А. С. 168), из мытели (ПП-А. С. 170). В тексте Падеровской Библии им соответствует z umyvadla (PB. 4 : 2, 6 : 5).
28 Ст.-чеш. kupadlo было зарегистрировано в нескольких значениях: ‘купальня, место для купания’, ‘купель, в особенности для ритуального омовения’, ‘средство, в особенности для ритуального омовения’, ‘лента, которая дарилась накануне некоторых праздников’, ‘растение с листьями в форме сосуда, удерживающего воду, возможно, манжетка’ [37. S. 113; 41. D. 2. S. 177; 58]. Согласно Я. Гебауеру, в значении ‘купальня, место для купания’ слово датируется XV в. [41. D. 2. S. 177]. Восходит к прасл. *kǫpadlo, которое является производным с суф. -(a)dlo от глаг. *kǫpati [33. Вып. 12. С. 58], историю слова см. также у В. Махека [46. S. 247–248; 47. S. 307–308].
29 Ст.-бел. купало письменно фиксируется в двух значениях: ‘1. Место для купания, купальня; 2. Праздник Ивана Купалы’ [17. Вып. 16. С. 225]. Ст.-укр. купало, ст.-рус. купалы семантически связаны с праздником Ивана Купалы [26. Вип. 15. С. 183; 25. Вып. 8. С. 124]. В значении ‘место для купания, купальня’ ст.-бел. купало было отмечено только в «Песне песней» Ф. Скорины. Сравните определение семантики этого слова в «Словаре языка Скорины» – купало ‘водоем’ [6. С. 289]. Это обстоятельство, а также отсутствие слова в старопольском языке свидетельствуют о непосредственном заимствовании слова из чешского источника.
30 Ѿтпочива(д)ло
31 Слово дважды встречается в анонимной «Песни песней»: ѿпочивало (ПП-А. С. 168), з отъпочива(л) (ПП-А. С. 169), которым в чешской Падеровской Библии соответствуют odpočivadlo (PB. 3 : 10), z odpočivadl (PB. 4 : 8). В переводе Ф. Скорины слово использовано один раз: ѿтпочивадло (ПП-С. С. 5b), в Венецианской Библии ему соответствует odpočivadlo (BB. III : 32).
32 Ст.-чеш. otpočivadlo было зарегистрировано в значениях ‘1. Ложе, постель, кушетка; носилки; 2. Комната, помещение, предназначенное для отдыха или приема пищи (столовая), или ночного отдыха (спальня); 3. Место или пространство, предназначенное для отдыха и пребывания (кого-н.), прежде всего, жилище, (высокопоставленного человека) резиденция, (скота) хлев, загон; (зверя) логово, берлога; 4. Стоянка, место остановки во время похода; 5. Место вечного посмертного отдыха и блаженства, рай’, датируется второй половиной XIV в. [56. Seš. 14. S. 926–927]. Является производным глаг. odpočinout si, odpočívat, которые восходят к прасл. *počiti, состоящему из префикса *po- и *čiti. В западнославянских языках используется также с префиксом od- [46. S. 334; 47. S. 409; 51. S. 466].
33 Ст.-польск. odpoczywadło, otpoczywadło ‘место отдыха, прежде всего, ложе, постель’ датируется XV в. [54. T. 5. S. 481]. Поскольку слово было зафиксировано в таких памятниках, как Библия королевы Софии и Маммотректах, изобилующих богемизмами, можно предположить его чешское происхождение.
34 По данным исторического словаря, ст.-бел. отпочивадло ‘подлокотник’ было письменно засвидетельствовано только в «Песне песней» Ф. Скорины [17. Вып. 23. С. 208], в «Словаре языка Скорины» отмечено отпочивадло в значении ‘площадка’ [6. С. 467]. Если учесть семантику ст.-чеш. otpočivadlo, odpočivadlo, ст.-польск. odpoczywadło, otpoczywadło, вызывает сомнение значение, присвоенное старобелорусскому слову в вышеуказанных словарях. На чешское происхождения ст.-бел. отпочивадло в текстах Ф. Скорины указывали П.В. Владимиров [15. С. 297] и А.Н. Булыко [12. С. 289; 13. С. 106].
35 Превалъ
36 Слово было использовано в анонимной «Песне песней» в словосочетании превалъ лютости (ПП-А. С. 168), которому в чешском источнике соответствует přéval (PB. 2: 11). Венецианская Библия также содержит это слово – příval (BB. II: 26), довольно точно переведенное Ф. Скориной как дождь велии (ПП-С. С. 4b).
37 Ст.-чеш. přieval, přěval было зафиксировано в нескольких значениях: ‘1. Осадки, прежде всего дождевые, ливень, гроза; 2. Вихрь, сильный ветер; 3. Водный поток, река, ручей; 4. (Слезы) ручьем; 5. (Чувств) порывы; 6. Стихийное бедствие, гибель’ [37. S. 395; 57]. Слово является производным глаг. valiti, váleti, прасл. *valiti [46. S. 554–555; 47. S. 676; 51. S. 764].
38 Ст.-польск. przewał ‘1. Ливень; 2. Высокая вода, волна; 3. Сильный ветер, вихрь’ датируется 1444 г. [54. T. 7. S. 198]. На заимствование слова из старочешского языка в Библии королевы Софии указывал В. Неринг [48. S. 104]. А. Баньковский рассматривает возможность чешского происхождения слова во «Флорианской псалтири» [35. T. 2. S. 917]. Я. Сятковский детально проанализировал использование слова и пришел к выводу, что в письменных памятниках значение ‘ливень’, ‘волна’ за ст.-польск. przewał закрепилось под непосредственным чешским влиянием. Исследователь считает слово общеславянским, приводя примеры из других славянских языков. Современное польск. przewal фиксируется в значениях ‘переворачивание’, ‘нарушение’, ‘вал’ Таким образом, Я. Сятковский рассматривает ст.-польск. przewał как семантический богемизм [36. S. 281].
39 Согласно «Этимологическому словарю белорусского языка», известны бел. диал. перавал, ісці пераваламі (о дожде) ‘с перерывами’, рус. волог., перм. перевала ‘черная, дождевая туча, которая внезапно надвигается, и из нее идет кратковременный дождь’ [34. Т. 9. С. 30]. Восточнославянские слова отличает наличие полногласия в группе согласных. Отмеченное в старобелорусской «Песне песней» превалъ сохраняет неполногласие, свойственное западно- и южнославянским языкам, в частности чешскому. А.В. Флоровский и Ю. Верхоланцева считают слово богемизмом, заимствованным из чешского источника [31. С. 233; 57. P. 108]. Выполненный анализ подтверждает их выводы.
40 Изучение чешского влияния на восточнославянские письменные языки в XIV–XVIII вв. следует проводить в двух основных направлениях. Во-первых, значительная часть богемизмов проникала на восток через посредничество польского языка, т.е. непрямым путем. Соответственно необходимо и далее разрабатывать вопрос о чешско-польско-восточнославянских языковых отношениях. Во-вторых, богемизмы могли заимствоваться непосредственно из чешских письменных источников. Исследование языка старобелорусских памятников «Песни песней» показало, что в текстах сохранилось определенное количество богемизмов. Несмотря на синкретизм языка, обусловленного влиянием старославянской (церковнославянской) литературно-письменной традиции, а также польского языка, подробный историко-этимологический анализ позволяет выявить богемизмы и подтвердить их чешское происхождение.
41 СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
42 ГИМ – Государственный исторический музей.
43 ПП-А – «Песнь песней» из рукописи 558 Синодального собрания ГИМ. Изд-е: Алексеев А.А. Песнь песней в древней славяно-русской письменности. СПб.: Д. Буланин, 2002. С. 166–173.
44 ПП-С – «Песнь песней» Ф. Скорины, 1518 г.
45 PB – Падеровская Библия. Bible padeřovská, Píseň písní [online]. Ed. Anna Michalcová, Kateřina Voleková. Praha: Ústav pro jazyk český AV ČR, v. v. i., oddělení vývoje jazyka 2010 [cit. 12. 12. 2021]. Dostupné z: >>>>
46 BB – Bible benátská, 1506 г.
47 бел. – белорусское, волог. – вологодское, диал. – диалектное, лат. – латинское, перм. – пермское, прасл. – праславянское, рус. – русское, ст.-бел. – старобелорусское, ст.-польск. – старопольское, ст.-рус. – старорусское, ст.-слав. – старославянское, ст.-укр. – староукраинское, ст.-чеш. – старочешское.

References

1. Aleksejev A.A. «Pesn’ pesnei» v Cheshskoi biblii i vostochnoslavianskije perevody XV–XVI vv. Slavia, 1983, no. 52, pp. 283–289. (In Russ.)

2. Aleksejev A.A. Pesn’ pesnei v drevnei slaviano-russkoi pis’mennosti. St. Petersburg, D. Bulanin Publ., 2002, 237 p. (In Russ.)

3. Aleksiajevich H.V. Polʹskaia mova iak pasrėdnik u pratsėse zapazychvannia leksem z chėshskaĭ u belaruskuiu movu. Belaruska-polʹskiia moŭnyia, litaraturnyia, histarychnyia i kulʹturnyia suviazi. Da 220-hoddzia z dnia naradzhėnnia Adama Mitskevicha, ed. I. Ė. Bahdanovich, Minsk, Belarus. St. Univ. Publ., 2018, pp. 203–213. (In Belarus.)

4. Andel V.P. Iz istorii cheshskikh leksicheskikh zaimstvovanii v vostochnoslavianskikh iazykakh. Slavica Tartuensia. Slavianskije literaturnyje iazyki i istoriografiia slavianovedeniia, ed. A. D. Dulichenko, Tartu, Tartusk. St. Univ. Publ., 1988, pp. 80–89. (In Russ.)

5. Anichėnka U.V. Belaruska-chėshski sinkrėtyzm movy prazhskikh vydanniaŭ Skaryny. Slavia, 1989, no. 58, pp. 115–120. (In Belarus.)

6. Anichėnka U.V. Sloŭnik movy Skaryny: in 3 vols. Minsk, Vyshėĭshaia shkola Publ., Navuka i tėkhnika Publ., 1977–1994, vol. 1, 476 p. (In Belarus.)

7. Bańkowski A. Słownik etymologiczny języka polskiego: in 2 vols. Warsaw, Wydaw. Nauk. PWN Publ., 2000, vol. 2, 977 p. (In Pol.)

8. Basaj M., Siatkowski J. Bohemizmy w języku polskim: słownik. Warsaw, Wydaw. Polonistyki Uniw. Warszawskiego Publ., 2006, 501 p. (In Pol.)

9. Bělič J., Kamiš A., Kučera K. Malý staročeský slovník, Prague, Státní ped. nakl. Publ., 1979, 708 p. (In Czech)

10. Bernshtein S.B. Sravnitel’naia grammatika slavianskikh iazykov. Moscow, Moscow St. Univ. Publ., Nauka Publ., 2005, 350 p. (In Russ.)

11. Brazhunoŭ A.U. Zapazychanni z chėshskaĭ movy ŭ perakladnoĭ «Apovestsi pra Traianskuiu vaĭnu». Slovo vo vremeni i prostranstve: sb. nauch. st. k 75-letiiu laureata Gos. premii SSSR, d-ra filol. nauk, prof. A. P. Grutso, Minsk, Belarus. St. Ped. Univ. Publ., 1999, pp. 30–32. (In Belarus.)

12. Brazhunoŭ A.U. Zbornik «Rymskiia dzei» ŭ chėshskim, polʹskim i belaruskim perakladakh XV–XVII stst. («Historyia pra Apalona Tsirskaha»). Litaraturaznaŭstva. Ėtnalohiia: matėryialy IV mizhnar. kanhr. belarusistaŭ «Belaruskaia kulʹtura ŭ kantėkstse kulʹtur jeŭrapeĭskikh krain», Minsk, the 6–9-th of June 2005, eds. I. Bahdanovich, T. Valodzina, Minsk, Limaryus Publ., 2010, pp. 27–32. (In Belarus.)

13. Brückner A. Die Visio Tundali in Böhmischer und Russischer Übersetzung. Archiv für Slavische Philologie, 1891, no. 13, pp. 199–212.

14. Brynychová V. České Proroctví Sibyllino v ruském překladě. Český Lid, 1927, no. 27, pp. 49–60. (In Czech)

15. Budzʹko I.U. Leksika pomnika «Skazanne ab Sivile-prarochytsy» (XVI st.). Leksika starabelaruskaĭ litaraturna-pisʹmovaĭ movy XIV – siarėdziny XVI st., ed. I. U. Budzʹko [etc.], Minsk, Belarus. navuka Publ., 2016, pp. 253–258. (In Belarus.)

16. Budzʹko I.U. Linhvistychnyia i tėkstalahichnyia asablivastsi prazhskikh vydanniaŭ Frantsyska Skaryny. Rodnaje slova, 2017, no. 5, pp. 13–17. (In Belarus.)

17. Bulyka A.M. Zapadnoslavianskaia leksika v izdaniiakh Frantsiska Skoriny. Vybr. pr. Bulyka А.М., eds. Bulyka А.М., Paliashchuk N.V. Minsk, Belarus. Navuka Publ., 2015, pp. 283–295. (In Russ.)

18. Bulyka A.M. Chėshskaia leksika ŭ vydanniakh F. Skaryny. Vybr. pr. Bulyka А.М., eds. Bulyka А.М., Paliashchuk N.V. Minsk, Belarus. Navuka Publ., 2015, pp. 99–114. (In Belarus.)

19. Dvoretskii I.Kh. Latinsko-russkii slovar’. Moscow, Rus. iaz.–Media Publ., 2003, 845 p. (In Russ.)

20. Elektronický slovník jazyka staroslověnského. Available at: http://gorazd.org/gulliver (accessed 01.05.2021). (In Russ.)

21. Etimologicheskii slovar’ slavianskikh iazykov: praslavianskii leksicheskii fond: in 41 vols., ed. O.N. Trubachev. Moscow, Nauka Publ., 1974–2011. (In Russ.)

22. Ėtymalahichny sloŭnik belaruskaĭ movy: in 14 vols., eds. V.U. Martynaŭ [etc.], Minsk, Belarus. navuka Publ., 1978–2017. (In Belarus.)

23. Florovskii A.V. Chekhi i vostochnyje slaviane. Ocherki po istorii cheshsko-russkikh otnoshenii (X–XVIII vv.): in 2 vols. Prague, Orbis–Legiografie–Práce Publ., 1935–1947, vol. 2. 548 p. (In Russ.)

24. Florovskii A.V. Cheshskaia Bibliia v istorii russkoi kul’tury i pis’mennosti (Fr. Skorina i prodolzhateli jego dela). Sborník filologický. Prague, 1946, no. 12, pp. 153–258. (In Russ.)

25. Garbul’ L.P. Perevody F. Skoriny kak istochnik bogemizmov v drugikh slavianskikh iazykakh. Histarychnaje movaznaŭstva ŭ kantėkstse mizhdystsyplinarnykh dasledavanniaŭ: zb. art. Mizhnar. navuk. kanf., Minsk, the 25–26-th of October 2017, ed. I.U. Budzʹko, Minsk, Prava i ėkanomika Publ., 2017, pp. 56–60. (In Russ.)

26. Gebauer J. Slovník staročeský: in 2 vols. Prague, Academia Publ., 1970.

27. Havránek B. Vlivy spisovné češtiny na jiné jazyky slovanské v době feudalismu. Studie o spisovném jazyce. Prague, Nakl. Českosl. Akad. Věd Publ., 1963, pp. 291–304. (In Czech)

28. Havránek B. Expanse spisovné češtiny od 14. do 16. století. Co daly naše země Evropě a lidstvu. Prague, Evropský literární klub Publ., 1998, pp. 103–116.

29. Histarychny sloŭnik belaruskaĭ movy: in 37 vols., eds. A.I. Zhuraŭski, A.M. Bulyka, Minsk, Navuka i tėkhnika Publ., 1982–2017. (In Belarus.)

30. Kochman S. Polsko-rosyjskie stosunki językowe od XIV do XVIII w. Opole, OTPN Publ., 1975, 155 p. (In Pol.)

31. Kochman S. Studia nad słownictwem i frazeologią słowiańską. Opole, Wydaw. Uniw. Opolskiego Publ., 2005, 356 p. (In Pol.)

32. Machek V. Etymologický slovník jazyka českého a slovenského. Prague, Českosl. Akad. Věd Publ., 1957, 627 p. (In Czech)

33. Machek V. Etymologický slovník jazyka českého. Prague, Českosl. Akad. Věd Publ., 1968, 868 p. (In Czech)

34. Mel’nikov Je.I. O cheshskikh leksicheskikh elementakh v russkom iazyke, zaimstvovannykh cherez posredstvo pol’skogo i drugikh iazykov (v XIV–XIX vv.). Slavia, 1967, no. 36, part 1, pp. 98–114. (In Russ.)

35. Nehring W. Wpływ języka i literatury staroczeskiej na język i literaturę staropolską. Poznan, Pro Publ., 2017, 188 p. (In Pol.)

36. Orloś T.Z. Polsko-czeskie związki językowe. Wroclaw, Zakł. Narodowy imienia Ossolińskich Publ., Wydaw. Pol. Akad. Nauk Publ., 1980, 60 p. (In Pol.)

37. Palʹtsaŭ H.V. Ahulʹnyia slovy chėshskaha pakhodzhannia ŭ belaruskaĭ i polʹskaĭ litaraturnykh movakh. Pol’skije govory v SSSR: issledovaniia i materialy: in 2 parts, ed. V.V. Martynov, Minsk, Nauka i tekhnika Publ., 1973, part 1, 1967–1969, pp. 120–131. (In Belarus.)

38. Rapatsėvich S.Ia. Sintaksis prazhskikh vydanniaŭ Frantsyska Skaryny. Diss. kand. filal. navuk. Minsk, 2000, 131 p. (In Belarus.)

39. Reczek J. Bohemizmy leksykalne w języku polskim do końca XV wieku. Wroclaw, Zakł. Narodowy im. Ossolińskich Publ., Wydaw. PAN Publ., 1968, 160 p. (In Czech)

40. Rejzek J. Český etymologický slovník. Voznice, Leda Publ., 2015, 824 p. (In Czech)

41. Shenker A. Glavnyje puti leksicheskikh zaimstvovanii v slavianskikh iazykakh (na materialakh cheshskogo, pol’skogo i vostochnoslavianskikh iazykov). American contributions to the Ninth International congress of slavists, Kiev, Sept. 1983: in 2 vol., ed. M.S. Flier, Columbs, Ohio, Slavica Publ., 1983, vol. 1, pp. 255–267. (In Russ.)

42. Siatkovskii Ia. Vozdeistvije cheshskogo iazyka na formirovanije pol’skogo literaturnogo iazyka. Slavianskije kul’tury v epokhu formirovaniia i razvitiia slavianskikh natsii XVIII–XIX vv.: materialy mezhdunar. konf. UNESKO, eds. D.F. Markov [etc.], Moscow, Nauka Publ., 1978, pp. 134–136. (In Russ.)

43. Siatkowski J. Czesko-polskie kontakty językowe. Warsaw, Energeia Publ., 1996, 272 p. (In Pol.)

44. Siatkowski J. Význam českých jazykových vlivů pro formování spisovné polštiny. Mezinárodní vědecká konference : Doba Karla IV. v dějinách národů ČSSR : k 600. výročí úmrtí Karla IV, Praha, 29 list.– 01 pros. 1978: materiály ze sekce jaz. a lit, Prague, Carles Univ. Publ., 1981, pp. 55–64. (In Czech)

45. Slovar’ russkogo iazyka XI–XVII vv.: in 31 vols., eds. R.I. Avanesov [etc.], Moscow, Nauka Publ., 1975–2019. (In Russ.)

46. Slovnyk staroukraïns’koï movy XVI – pershoï polovyny XVII st.: in 17 vols., eds. D.H. Hrynchyshyn, M. Chikalo, Lviv, In-t ukraïnoznavstva NAN Ukraïny Publ., 1994–2017 (In Ukrain.)

47. Słownik staropolski: in 11 vols., eds. S. Urbańczyk [etc.], Wroclaw, Ossolineum Publ., Warsaw, Wydaw. PAN Publ., 1953–2002.

48. Słownik polszczyzny XVI wieku: in 36 vols., eds. St. Bąk [etc.], Wroclaw, Ossolineum Publ., Wydaw. PAN Publ., 1966–2012. (In Pol.)

49. Stankovska P. Russkaia Bibliia Frantsiska Skoriny i cheshskaia sreda. Latopisy Akademii Supraskiej, Bialystok, Fundacja «Oikonomos» Publ., 2016, vol. 7, pp. 29–35. (In Russ.)

50. Staročeský slovník: in 26 vols., eds. B. Havránka (etc.). Prague, Academia Publ., 1968–2008.

51. Temchin S. Rus’komovnyi perevod 1636 goda cheshskogo Lutsidariia (Olomouts, 1622). Res Humanitariae. 2020, vol. 28, pp. 146–163. (In Russ.)

52. Verkholantsev J. Ruthenica Bohemica: Ruthenian Translations from Czech in the Grand Duchy of Lithuanian and Poland. Wien, Berlin, Lit. Verlag publ., 2008, 215 p.

53. Vladimirov P.V. Zhitīje sv. Aleksieia, chelovieka Bozhīia v zapadnorusskom perevodie kontsa XVII vieka. Zhurn. M-va nar. prosveshcheniia, 1887, no. 9/10, pp. 250–267. (In Russ.)

54. Vladimirov P.V. Doktor Frantsisk Skorina, jego perevody, pechatnyje izdaniia i iazyk. St. Petersburg, Tip. Imp. Akad. Nauk Publ., 1888, 414 p. (In Russ.)

55. Vokabulář webový. Verze 0.4.2. Oddělení vývoje jazyka Ústavu pro jazyk český. Available at: http://vokabular.ujc.cas.cz (accessed 01.05.2021). (In Czech)

56. Zapolʹskaia N.N. Strukturna-funktsyianalʹny status hibrydnykh varyiantaŭ slavianskikh litaraturnykh moŭ (Bibliia F. Skaryny). Zamezhnaia movaznaŭchaia belarusistyka na mizhnarodnykh z’jezdakh slavistaŭ: zb. dakl.: da XV Mizhnar. z’jezda slavistaŭ, ed. H.A. Tsykhun, Minsk, Belarus. navuka Publ., 2013, pp. 83–101. (In Belarus.)

57. Zhuraŭski A.I. Historyia belaruskaĭ litaraturnaĭ movy: in 2 vols. Minsk, Navuka i tėkhnika Publ., 1967–1968, vol. 1, 1967, 371 p. (In Belarus.)

58. Zhuraŭski A.I. Mova drukavanykh vydanniaŭ F. Skaryny. 450 hod belaruskaha knihadrukavannia, 1517–1967, ed. K. Krapiva, Minsk, Navuka i tėkhnika Publ., 1968, pp. 277–304. (In Belarus.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate