Везде
Vaclac Havel: the contours of a changing worldview (to the eighty-fifth anniversary)
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Vaclac Havel: the contours of a changing worldview (to the eighty-fifth anniversary)
Annotation
PII
S0869544X0012782-3-1
DOI
10.31857/S0869544X0012782-3
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Ella Zadorozhnyuk 
Occupation: Head of the Department of modern history of Central and South-Eastern Europe
Affiliation: Institute of Slavic studies RAS
Address: Moscow, 119334, Russia, Moscow, Leninsky prospect, 32A
Edition
Issue 1
Pages
16-28
Abstract

The article considers Vaclav Havel’s worldview as much as it contributes to understanding of the peculiarities of his political course, political preferences and statements. Such an analysis helps to find an answer to the question about the reasons for Havel’s continued popularity both among his fellow-citizens and in the international arena. Important elements in Havel’s worldview are the ideas about the relationship between human, national and civilizational identities, as well as the justification of anti-Communism. Absurdism and Postmodernism might be identified as the key concepts in identifying its specifics, as they were manifested at the early stage of Havel’s formation as a thinker.

Keywords
Czechoslovakia, identity, dramaturgy of absurdity, Charter 77, anti-Communism, humanism, Euro-Atlantism
Received
11.01.2021
Date of publication
11.01.2021
Number of purchasers
6
Views
129
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 Если под мировоззрением понимать систему взглядов человека на мир и принципы поведения в нем, выводимые из убеждений, идеалов и ценностей, то его контуры обнаруживаются у Вацлава Гавела (1936–2011) и легко, и с трудом. Легко, потому что он вошел в историю как человек, который смог задать новые ракурсы воззрениям на социальный мир как последовательный антикоммунист, а также как создатель и носитель набора моральных ценностей и норм, основанных на присущем ему видении основ демократии и прав человека. Трудно, потому что его мировоззренческие позиции отличались постоянной изменчивостью, моральным релятивизмом, признаками постмодернистского характера. Все это так или иначе высвечивалось в его художественном творчестве и в разных формах политической активности.
2 «Философ на троне» – так часто характеризовали многие мыслители и политики Томаша Гаррига Масарика. Так именовали и Вацлава Гавела, правда, не все и не всегда.
3 Гавел был знаком с философскими системами античности и Нового времени, они во многом определили не только его мировоззренческие позиции, но и повлияли на характер политической деятельности поначалу диссидента, а затем ведущего политика двух стран – Чехословакии и Чехии. Он постоянно выражал свою приверженность философским идеям мыслителей европейского Запада, самого Масарика в их числе, – но не в меньшей мере признавал высоко значимыми идеи Конфуция и Будды, матери Терезы и Махатмы Ганди, Мартина Лютера Кинга и Далай-ламы. Часто апелляции к ним не столько носили эклектичный характер, сколько манифестировали последовательность в отстаивании идей гуманизма даже в отнюдь не однозначных трактовках Гавела. И все же столь яркие его ориентиры отбрасывали довольно густую тень, когда Гавелу приходилось оправдывать возвышенными аргументами достаточно прагматичные внутри- и внешнеполитические акции.
4 Одна из главных причин неуловимости мировоззренческих позиций Гавела заключается в том, что его установки как диссидента и президента трудно отличить от последовательного антикоммунизма как политической философии. При этом истоки коммунизма – идейного продукта Запада – в меньшей мере рассматриваются Гавелом. Для него он – продукт, скорее, Востока, причем, в первую очередь, российского или, по его словам, евразийского. А поскольку коммунистические идеи и практика социализма были во многом привнесены в Чехословакию из СССР, то они связывались и с антисоветизмом, перетекающим в недоверие к России, и даже с элементом русофобии.
5 После краха коммунизма и распада СССР недоверие должно было бы исчезнуть, но Гавел уже с начала 1990-х годов постоянно говорил об отсутствии у России европейской идентичности, называя ее при этом «евразийским громадным государством». Фоном таких оценок является форсированная приверженность лидеров посткоммунистических стран Центральной и Юго-Восточной Европы идеям демократии, прав человека и открытого общества, а также платформа «евроатлантизма», ориентированного на их защиту.
6 Более важный элемент в мировоззрении Гавела – идеи о взаимосвязи человеческой, национальной и цивилизационной идентичности, обосновываемые на всем протяжении его духовной жизни. Очарование западной разновидностью последней вывело его в ряды наиболее востребованных социальных мыслителей – защитников прав человека и демократических ценностей, но в том же западном их варианте.
7 Надо сказать, что сам Гавел особо не заботился о цельности и непротиворечивости своих мировоззренческих позиций. Вследствие этого и их реконструкция сопряжена с рядом трудностей, а однозначная оценка достигается с трудом. Правда, он постоянно исходил из некоторых узнаваемых и определенных ценностей: Бог, нравственная ответственность, гражданское общество – однако не всегда взаимно увязывая их, а объединяющую их платформу антикоммунизма трактуя чрезмерно расширительно [1–6].
8 В статье с опорой на работы В. Гавела самого разнообразного жанра (эссе, письма, заявления, выступления в чешском и западных парламентах, доклады на различных внутренних и международных форумах, выступления в чешских и зарубежных СМИ и пр.) представлены этапы эволюции его мировоззрения. Их анализ может способствовать пониманию того, почему Гавела считали президентом-философом в духе Платона и гуманитарно ориентированным лидером в международной политике, часто не вникая в суть его философских позиций и морально-религиозных взглядов. При этом при внимательном прочтении нельзя не заметить расхождения его возвышенных общих идей и попыток применять их для оправдания суженных, а иногда неблаговидных политических целей – того же оправдания бомбардировок Югославии.
9 Соратник Гавела М. Жантовский отметил, что в нравственную его философию можно включить три понятия. Первое – «власть безвластных», звучащее почти как лозунг, причем очень мобилизующий лозунг, хотя его, на первый взгляд, трудно реализовать в большинстве текущих ситуаций, когда власть принадлежит властным, а безвластные соответствуют своему названию. «Парадоксально, – прокомментировал автор, – но этот принцип еще хуже реализуется, когда безвластные оказываются у власти» [1. S. 14]. Второй – «жизнь по правде» (весьма похожий одновременно на лозунг Масарика «Правда победит!» и призыв Александра Солженицына «Жить не по лжи»). Наконец, третий – ответственность, коренящаяся в «правде бытия». Это понятие трактуется Гавелом предельно широко в духе культурно-религиозно-философского движения «Новый век», предполагающего постмодернистский стиль мыслей и дел (эта правда перекликается в чем-то с идеями «Книги жизни» его деда). Все это Гавел подавал в «стилистике абсурда и в духе постмодернизма. […] Но в конце концов Гавел как мыслитель был человеком уникальным, как уникальной явилась и его жизнь. При этом он указывал и новый путь жизни другим» [1. S. 15].
10 Попытку целостно охарактеризовать мировоззренческие позиции предпринял преемник Гавела на посту президента Вацлав Клаус. В книге «Где начинается будущее» он впервые ввел концепт «гавелизм», под которым подразумевал навык диссидентского движения, отвергающего политические партии; неверие в рынок и убеждение в собственной исключительности; «отождествление России с коммунизмом и любого современного русского с Брежневым» [7. C. 101]. Цельностью такое мировоззрение, по мнению «второго Вацлава», отнюдь не отличается – более того, идеалистические установки Гавела расходились с его политический практикой кардинально.
11 Ключевыми концептами в выявлении специфики мировоззрения Гавела, на мой взгляд, можно также считать абсурд и постмодернизм, как они явлены еще в начале становления Гавела-мыслителя. Абсурд – всегда неожиданно встречающееся пограничье смыслов, что Гавелом было осознано с должной полнотой. В то же время его понимание данного концепта не связано ни с положением раннехристианского теолога Тертуллиана: верую, потому что абсурдно, ни с противоположным: не обращаю внимания, потому что абсурдно. Второй же ключевой концепт – идентичность, и к нему Гавел обращался постоянно. С учетом этих концептов, которые визуально могут быть представлены некими ножницами вырезывания смыслов, попытаемся выявить контуры его мировоззрения.
12 Как продемонстрировал М. Путна, его истоки коренятся в мозаичной культуре Чехии начала ХХ в. и Чехословакии межвоенного периода. Многие линии этой культуры переплелись в семейном окружении молодого Вашека Гавела. Его дед Вацлав Гавел (1861–1921) выпустил в 1920 г. «Книгу жизни», сборник статей о «проявлениях неизведанного». Но вот псевдоним взял не столько из теософии (она была выпущена Чешским теософским обществом), сколько из сферы науки – «Атом». Поначалу позитивист, он заинтересовался оккультными учениями, испытывал влияние Анны Помарровой (1860–1945) – эзотерического философа и мистика, некоего подобия Елены Блаватской, и ее приятеля, представителя чешского символизма Отокара Бржезины (1868–1929) [4].
13 Отец будущего президента Вацлав М. Гавел перенял этот интерес, но все же стал «масариковцем» и приверженцем «религии гуманизма». С 1923 г. он примкнул к масонам, а в 1928–1933 гг. стал председателем пражского отделения знаменитой ИМКА (YMCA–Young Man’s Christian Association, Юношеская христианская ассоциация) – надконфессиональной организации, заложенной либеральными протестантами1. Круг его знакомых был крайне широк, в него входили политики, философы, артисты; будучи ребенком, а затем юношей, Вашек-младший знал многих из них лично. Об этом В.М. Гавел писал в воспоминаниях, выпущенных по настоянию сына в 1975 г. в самиздатовском варианте, а в 1993 г. – в виде книги. Дядя Вацлава Милош Гавел был представителем артистической богемы – и при этом неплохим кинопродюсером. Не чуждым писательству оказался и дед со стороны матери – Гуго Вавречка (1880–1952) – автор исторических произведений, сначала служащий на предприятиях Томаша Бати, обувного короля Европы, а затем журналиста и дипломата.
1. Волонтерская организация, получившая известность благодаря созданию лагерей для детей и юношества. Основана в Лондоне в 1844 г. Д. Вильямсом (1821–1905), насчитывает около 45 млн участников более чем в 130 странах мира.
14 Каждый оставил свой след в мировоззрении как Вацлава, так и ныне здравствующего его брата, Ивана Гавела (р. 1938) – кибернетика и приверженца религий «Нового века», тоже широко мыслящего человека, помимо прочего, хранителя семейного архива.
15 Указанные влияния определили и своеобразный мировоззренческий синкретизм Гавела, который проявился еще в первой половине 1950-х годов. Будучи всего лишь 17-летним, он организовал «группу 36», т.е. кружок родившихся в 1936 г., мировоззренческое направление которой определил как «гуманистический оптимализм», мало соотносимый с господствующей в то время идеологией сталинизма. Уже тогда наметились и контуры внешне аполитичного морализма Гавела, который по существу не мог не получить политического резонанса; Путна указал на преемственность ряда идей «группы 36» с идеями Хартии 772 [4. С. 92]. Группа с полузапрещенными идеями Т.Г. Масарика, а также философа Йозефа Лукаса Фишера (1894–1973), дважды изгонявшегося из Коммунистической партии и возвращавшегося в ее ряды. Кружковцы встречались в кафе «Славия» и со всемирно известными уже тогда поэтами Витезславом Незвалом и Ярославом Сейфертом, деятелями искусства, религиозными мыслителями.
2. Активность членов кружка, включая характеристику «гуманистического оптимализма», описана И. Беляевым [5].
16 По свидетельству биографа молодого Гавела Д. Кайсера, тот вел интенсивную переписку с Радимом Копецким, ныне живущим своим ровесником, активно обсуждая проблемы политической философии и даже наметив контуры системы взглядов под мудреным названием гуманистический оптимализм. В письме к этому адресату от 23 марта 1953 г. – через две с половиной недели после смерти И. Сталина – Гавел отметил: «Я диалектик и вижу пути слияния двух крайностей – монополистического капитализма и марксистского коммунизма и создания нового социализма» [2. S. 38]. Конечно, что-то похожее автор письма мог услышать от Фишера, но даже писать в таком духе в те времена было немалой смелостью.
17 Даже крайне осмотрительная активность группы, выпускавшей рукописное периодическое издание «Разговоры – 36», привлекла внимание властей, которые поступили с издателем очень просто: сделали его солдатом. С 1957 г. Гавел служил в армии, будучи, как друг Швейка Водичка, сапером. И там он нашел нишу для творческой самореализации, добавляя новые элементы в свое мировоззрение. Сначала он ставил спектакли, а потом написал пьесу под амбивалентным названием «Жизнь впереди» – как будто в армии ее быть не может. В ней обнаруживаются признаки театра абсурда, и не только абсурда, но поисков идентичности. Затем последовали работа – отнюдь не на первых ролях – в театрах Праги и другие пьесы с растущей долей философического содержания.
18 А в 1964 г. Гавел написал работу под абсурдистски-пафосным названием «О диалектической метафизике» – в духе обновляющегося марксизма [8]. В это время пика своей миссии достиг выходивший в Праге журнал «Проблемы мира и социализма» (1958–1990), среди редакторов и авторов которого были ведущие неортодоксальные советские и чехословацкие философы, в диалектике разбиравшиеся неплохо. В статье же Гавел особых философских глубин не открыл, но убедительно выявил опасность директивного навязывания любой системы мыслей. И тогда даже нечто очень хорошее – живая диалектика – может превратиться в что-то очень плохое. Итогом, как намекнул Гавел, станет «механическое втискивание действительности в колодки» [8. S. 141].
19 В статье 1964 г. просматривались и апелляции к нравственным устоям современного человека, к поиску его идентичности – в ином случае любые социальные новшества могут стать абсурдом. Статья вряд ли привлекла особое внимание марксистов – и тех, кто ратовал за обновление, и тех, кто сохранял приверженность сталинизму.
20 Уподобление двух концептов – абсурдизма и идентичности – двум расходящимся концам ножниц предполагает их расхождения на краях, но сближение к центру. Таковым центром можно считать ключевые политико-философские идеи Гавела – «власть безвластных» и «неполитическая политика». Это не только яркие фигуры речи и креативные оксюмороны; это пункт того, что Гегель называл переворачиванием (der Verkehrung). «Неполитический» Гавел, яростно защищавший свое право сидеть за письменным столом, не заботясь о сиюминутном, превращается в политика, да еще весьма умело прокладывающего путь к президентскому креслу. Вчера еще безвластные под его водительством осваивают механизмы властности, выдвигая далеко идущие планы социальных преобразований. При этом часть бывших властных не остается внакладе – достаточно вспомнить того же члена КПЧ М. Чалфу, обеспечившего в коммунистическом парламенте единогласное избрание Гавела президентом. Оксюмороны оксюморонами, а без политиков-практиков любой партийной принадлежности обходиться было нелегко, и Гавел это признавал.
21 Гавел не стремился стать лидером, точнее, манифестировал это нежелание. Еще в ходе создания Хартии 77 он, явно играя в ней ключевую роль, говорил своим единомышленникам: «Мне всегда хотелось быть, скорее, делателем королей, чем королем», – привел одно из его суждений Кайсер [2. S. 117]. Так было и в другие звездные часы Гавела – неполитического политика, ставшего властвующим из числа безвластных. В ходе одного из них – «бархатной» революции – Кайсер дал уточняющее определение стиля его политики. «Драматург, – написал он, – привыкший по роду деятельности обдумывать и разыгрывать несколько сценариев одновременно, он, конечно же, допускал, что не хотеть быть политиком по сути значит – хотеть им быть, или, точнее говоря, общественным деятелем, тем харизматичным лидером, который в решающий момент восстанет и направит ход истории в определенное русло» [2. S. 205].
22 Через три года после статьи о диалектической метафизике Гавел встретился с философом Яном Паточкой (1907–1977), он поддерживал эту связь 10 лет, до смерти философа. При этом Гавел в меньшей мере воспринимал философские идеи своего старшего друга, последователя самых видных мыслителей ХХ в. Эдмунда Гуссерля, особо привечавшего учеников из славянских стран, и Мартина Хайдеггера. Скорее, он мобилизовал Паточку на поддержку прав музыкантов-рокеров не первого ранга на подписные кампании, на организацию встреч будущих хартистов. Вместе они стали подписантами и в какой-то степени авторами «Воззвания Хартии 77», обосновав востребованность негромкой философии для звучной защиты прав человека. Паточка написал статью о Хартии 77, в которой отметил: «Понятие прав человека есть не что иное как убеждение, что государство и общество ставят себя под авторитет нравственного чувства» [9]. Не исключено, что содержание статьи обсуждалось в ходе встречи двух мыслителей в тюремной камере (там Паточка навещал Гавела). Скончался Паточка 13 марта 1977 г. после допроса.
23 Гавел осознавал: право на оригинальную философию должно защищаться социально, и если его не может обеспечить государство и присущая ему официальная культура, то эту миссию должна взять на себя культура параллельная. Интенсивно общался Гавел с католическими философами Ладиславом Гейданеком и Вацлавом Бендой. Первый оправдывал поведение В. Гавела в тюрьме и отвергал обвинение в соглашательстве, они активно участвовали в создании Комитета в защиту несправедливо заключенных (апрель 1978 г.).
24 Бенда был сторонником левых убеждений, но как раз он побудил Гавела писать эссе, которые отличались неким многословием и даже заунывностью. Это сказалось и на политических речах в прошлом веселого драматурга-абсурдиста. Кайсер так охарактеризовал генезис и специфику этого стиля: «Жизнь под перманентным давлением взяла свое: в случае Гавела это приверженность особого рода мессионизму. Гавел открыто обсуждал его в своих эссе, которые как жанр освоил недавно. Он испытывал особое пристрастие к медленно текущим мыслепостроениям как до этого ранее к ритмизированным театральным пьесам» [2. S. 157].
25 Первая попытка донесения философских и политических взглядов Гавела до широкой общественности – выпуск сборника его работ «Об идентичности человека», изданном Вилемом Пречаном и Александром Томским в 1983 г. и переизданном в 1990 г. [10]. Первый раздел сборника называется «Жизнь в правде»; человеческая идентичность недостижима без опоры на ценности высшего порядка – такова его основная идея.
26 Книга открывается «Письмом к Густаву Гусаку», написанном в 1975 г., которое содержит критику политики «нормализации» и убеждение в бесперспективности общества, построенного на страхе. Он проявляется в виде экзистенциального давления, а не прямых угроз, нарушения этических устоев, ориентации на ложь и лицемерие, что как раз и противоречит идентичности личности. «Известно, – читаем в письме, – что значение всегда имеют не столько абсолютные, сколько относительные размеры угрозы; важнее не то, что человек объективно потеряет, а скорее то, какую это играет для него – в масштабах мира, где он живет, с его иерархией ценностей – субъективную роль» [11. С. 95].
27 Гавел отметил, что власть ведет себя адекватно существу важной, но не единственно значимой задачи – простого самосохранения, не заботясь о человеческой целостности. Надо сказать, что подобные заключения могут быть отнесены к любому обществу, и Гавел их повторял во всех дальнейших речах, произносимых и в Индии, и в Швеции, и в Польше – после того, как стал президентом. Там они воспринимались во многом как элемент политической риторики, письмо же к Гусаку трактовалось властями как политическая диверсия, за которой последовали репрессии.
28 Гавел призвал в письме к отказу от манипуляций человеком и возвращению к культуре, преодолению банальности в жизненной эстетике, закреплению в политике лозунга «Правда победит!». Лишь это может преодолеть энтропию, которую Гавел трактовал как бесплодное рассеяние общественной силы, нравственную импотенцию нации и кастрацию культуры [11. С. 109], а в итоге – как деградацию живой идентичности человека. Губя же жизнь, власть губит и себя саму – т.е. в конце концов и свою способность губить жизнь, поскольку ее не остановить, а история снова и снова заявляет о себе.
29 Фактически Гавел в письме высказал положения, от которых не отказались бы коммунисты-реформаторы 1968 г. Письмо большинством из них было замечено, однако развернутых оценок не получило. Одна из главных причин – мнимая аполитичность письма, сосредоточенность на проблемах культуры и эстетики. Подобная новая стилистика рассуждений определяла большинство документов Хартии 77.
30 Гавел признавал, что тоталитарная система коммунистического типа местами могла сосуществовать с частной собственностью и даже с частным предпринимательством, как это было, например, в Венгрии и Югославии, как это есть в Китае. Но с развитым гражданским обществом она принципиально не сочеталась, поскольку его, как основу основ демократии, тоталитарная власть по самой своей сути исключает. Именно поэтому приход к власти коммунистов сопровождался наступлением на гражданское общество. После свержения тоталитаризма встает задача его воссоздания, и здесь возникают особые трудности, даже в условиях Чехословакии – страны с глубокими демократическими традициями.
31 Таким образом, до ноября 1989 г. в работах философского характера Гавел делал акцент на задаче сохранения идентичности человека в условиях всестороннего давления на него со стороны системы. Этому, в первую очередь, помогает «жизнь по правде», а уж затем, с одной стороны, обращение к трансцендентному, а с другой – отбрасывание коммунизма с опорой на либеральную демократию и ценности гражданского общества.
32 Более пристальное внимание привлекали все же творения Гавела как драматурга-абсурдиста, не чуждого влияниям идей обновления социализма с надеждой придать ему «человеческое лицо» – и при этом не без обращения к наследию Ф. Кафки. Примечательно в этой связи более позднее признание Гавела: «Нравственным социалистом был и я, я являюсь им и сегодня с той лишь разницей, что свои взгляды я уже не характеризую этим словом» [12. S. 16]. Поди разберись: социалист – не социалист, нравственный – не нравственный... Контуры его мировоззрения обнаружить за такого рода признаниями крайне трудно.
33 Остается заметить, что он постоянно обращался к авторитету Масарика: Гавел обращался к нему во многих своих трудах в дореволюционный период, подобными апелляциями он начинал эссе периода послереволюционного. В данном плане репрезентативно его новогоднее обращение к гражданам Чехословакии спустя два дня после занятия поста президента. Гавел еще раз апеллировал к Масарику, который, в свою очередь. обращался к идеям религиозного мыслителя Петра Хельчицкого (1390–1460), а также педагога-гуманиста Яна Амоса Коменского (1592–1670); Гавел считал себя преемником всех трех, но в новых исторических условиях.
34 Кроме взятого у первого президента Чехословакии лозунга «жить по правде» Гавел признавал еще один: «Иисус, но не кесарь». Масарик, по его словам, считал, что «основа политики – нравственная. Давайте попробуем в новую эпоху и в новое время возродить такое понимание политики. Давайте учить самих себя и других, что политика должна выражать стремление способствовать счастью человеческого сообщества, а не желание его обмануть или подмять под себя» [11. С. 143]. Этому способствует укоренение ценностей демократии и устоев гражданского общества в духовных основах жизни Чехии, которая может превратиться, по убеждению Гавела, в духовный центр Европы.
35 После распада СССР Гавел не считал нужным интенсифицировать идейные контакты с находящимися у власти российскими демократами, а с конца 1990-х годов постоянно говорил об отсутствии понимания Россией своей идентичности, называя ее при этом то «евразийским громадным государством» [13], то «крупной евразийской ядерной державой» [14–15]. Сохранялись его связи с довольно узкими культурными кругами и постоянно звучали речи об уважении к русской культуре. Фоном таких оценок и заявлений было форсированное выражение приверженности идеям западной демократии, прав человека и открытого общества, а также платформа «евроатлантизма», ориентированного на их защиту. В этом ракурсе Гавел обосновывал идею о взаимосвязи индивидуальной, национальной и цивилизационной идентичности на всем протяжении его интеллектуальной жизни.
36 Так, в речи при избрании членом Академии гуманитарных и политических наук в Париже 27 октября 1992 г., т.е. в ходе форсировавшегося распада уже Чехословакии, он говорил больше о философском феномене ожидания и надежды, о возможности вмешиваться в ход истории, о тщетных претензиях и планах разума, о неверии в техническую цивилизацию и о политике постмодернизма, чем об исходе текущих процессов в своей стране и судьбах ее граждан. Проблема в том, чтобы «научиться ждать в самом лучшем и глубоком смысле этого слова» [11. C. 161], избежать нравов иррациональности, пробужденной гордыней разума. И тогда, по мнению Гавела, человек не будет подчиняться утопиям и испытывать ненастоящее ожидание – например, коммунизма, который никогда не наступит.
37 Ко времени произнесения данной речи Гавел уже сложил с себя полномочия президента Чехословакии и находился в ожидании полномочий президента Чехии. В тональности речи этот момент напрямую не ощущался, хотя ее пассажи косвенно маскировали политическую неудачу Гавела: он, вопреки заветам Масарика и воле народов (выражавшейся в опросах общественного мнения), не смог сохранить единое государство чехов и словаков.
38 Гавел самокритично заявил при этом, что с ужасом видит нечто «коммунистическое» или, по крайней мере, просвещенческое в том, как некоторые политики, включая его самого, нетерпеливо стремятся оживить демократию – подобно ребенку, дергающему цветок, чтобы он рос быстрее. Но в то же время он признавал, что человек в принципе обречен на активность, в этом суть его идентичности, хотя она приносит благие плоды, лишь когда соотносится с трансцендентным. Фактически пафос речи свелся к тому, что следует постоянно ожидать неожиданностей и не страшиться их.
39 Один из примеров апелляции к трансцендентным вершинам и корням идентичности человека – речь в Стэнфордском университете 29 сентября 1994 г. В ней Гавел продвигал значимую для личности идею общности культур и религий, которые носят не столько донаучный, сколько сверхнаучный характер, при этом трансцендентное таинственным образом объединяет сначала человека с Единым бытием, а вследствие – и людей друг с другом.
40 В то же время в мире интенсифицируется конфликт цивилизаций, по-разному представляющих Единое трансцендентное, что в будущем может привести к забвению единства человечества. Игнорируя границы, та или иная цивилизация стремится распространить свое влияние как можно шире. Тем самым она берет на себя миссию, присущую лишь единому человечеству. Поэтому актуален поиск способов сосуществования различных цивилизаций. «Мне, – утверждал Гавел, – представляется более правильным понимать мир сегодняшнего дня как одну глобальную цивилизацию, и я называл бы грозящие нам в будущем конфликты не более чем конфликтами индивидуальных культур или сфер цивилизации» [16]. Для этого нужно отменить «чудовищные тоталитарные утопии – нацизм и коммунизм»; устранить моральный релятивизм как источник кризиса духовности; преодолеть препятствия к распространению демократии в мире. Демократия предполагает критическую самооценку и вряд ли может принимать форму некоей новой доктрины, это многокультурное образование, обладающее новым политическим стилем. Его внедрение в конечном счете даст жизнь новому гражданскому поведению, приемлемому теми группами государств, которые Гавел называл «цивилизационными округами» и в число которых, по его убеждению, входила демократизирующаяся Россия, но не в первых рядах, а после Молдавии, Украины и Белоруссии.
41 Примерно те же положения он повторил в речи «Авторитет и демократия в современном мире», прочитанной год спустя и на другом конце света – в Канберре 29 марта 1995 г. В ней также отмечен факт продвижения современной глобальной цивилизации путем сотрудничества различных культур, а не борьбы между ними; нужно лишь признать трансцендентное происхождение нравственных законов. Поэтому и демократии следует вернуть тот духовный смысл, какой она имела при своем рождении [17].
42 Тем самым в своей политический философии Гавел сохранил некоторые общие идеи об идентичности во всем богатстве ее проявления – от индивидуальной до глобальной. Задача эта выполнима, потому что демократия – система открытая. Там же, где она не укоренилась, часто ссылаются на тысячелетние традиции авторитаризма, всецело оправдывающий светский авторитет кнута, а не миссию ответственности перед человеком и за человека. Об опасности этого, согласно Гавелу, говорил не только современный западный философ К. Поппер, но и древний Конфуций, одинаково трактовавшие политический авторитет как метафизический дар [11. C. 169].
43 Журнал «Newsweek» 3 апреля 1995 г. опубликовал статью «Свержение с трона философов-королей», в которой обсуждались судьбы интеллектуалов у власти в странах региона. Собственно, к философам и в меньшей степени моралистам можно отнести Желю Желева, а к моралистам и в меньшей и менее философам – В. Гавела. Их пафоса хватило ненадолго, но Гавел, по предположению журнала, все же останется у власти, что и произошло. В качестве же политика-лидера его сменил Вацлав Клаус, экономист-прагматик, не побоявшийся взять в правительство экс-коммунистов. Но Гавел, полагал журнал, все еще будет осуществлять моральное наставничество и проповедовать демократическое евангелие [18. P. 25].
44 Действительно, Гавел удержался на плаву, поставив во главу угла проповедь ценностей евроатлантизма. Поэтому гарантом беспрепятственного развития посткоммунистических стран Европы и является, по убеждению Гавела, военно-политический блок НАТО, расширение которого почему-то, как он полагал, тревожило все еще шедшую по пути демократизации Россию. А кто по этому пути идти не хочет – того предстоит наказывать всеми средствами, не исключая бомбардировок во имя гуманитарных целей. Ведь чем развитее гражданское общество, тем стабильнее политическая ситуация в стране, так что перемены не воспринимаются как катастрофические.
45 Весной 1999 г. заявленные благородные цели выдвигались Гавелом для того, чтобы отвергнуть идею невмешательства в дела отдельных государств, если там не соблюдаются права человека. Это помогало созданию идеологической платформы для расширения НАТО до границ России, а также борьбы с репрессивными, по его утверждению, режимами.
46 Подобные новые формы активизма всемирного гражданского общества имеют важные признаки: уважение к правам и свободам человека, равноправие граждан, власть закона. НАТО лучше справляется с данной задачей, чем ООН, которую нужно основательно реформировать, заверял чешский президент, очередной раз модифицируя свои мировоззренческие установки в сторону оправдания военной агрессии.
47 Так, на заседании в парламенте Канады 29 апреля 1999 г. он говорил о борьбе против режима Милошевича, что это «первая война, которая ведется не во имя интересов, но во имя определенных принципов и ценностей. [...] Если какую-либо войну вообще можно назвать этической [...], то это как раз тот случай […] В этой войне права человека ставятся выше прав государства» [11. C. 199].
48 Такие взгляды на поддержку мира во всем мире не нашли понимания даже у тех, кто оправдывал агрессивные действия военно-политического блока – слишком ярко светящиеся их цели оставляли внушавшую подозрения тень. Речь в парламенте Канады прозвучала как раз в тот момент, когда на Белград и остальную часть Югославии обрушились бомбы.
49 Данная и другие речи свидетельствовали об умении Гавела сочетать духовное подвижничество с благословением конкретных политических акций. При этом особое внимание уделялось им некой посредствующей между этими двумя феноменами структуре – гражданскому обществу. И от одной речи к другой все громче звучали апелляции к военно-политическому блоку НАТО как гаранту сохранения этих ценностей. Такое сочетание высоких устремлений и земных забот – фирменный стиль политического мировоззрения Гавела. Сакрализация же НАТО – это та характеристика его выступлений, которая не могла скрыть усиленной до экстаза политической ангажированности.
50 В 2000–2003 гг. тематика речей и работ Гавела изменилась. Первостепенное внимание он начал уделять идентичности Евросоюза, в ряды которого вступила в 2004 г. и Чехия; национальной чешской идентичности, которой, скорее, угрожало внутреннее безразличие, чем внешнее давление; необходимости для России определиться со своей идентичностью.
51 Еще задолго до вхождения Чехии в НАТО Гавел выразил опасения, что этому могут противостоять «шовинистические, пан-российские, крипто-коммунистические и крипто-тоталитарные силы» – и тогда произойдет возврат к временам холодной войны [20]. К 2000 г. такого рода угрозы, согласно Гавелу, уменьшились, но ситуацию в России следовало держать под контролем [21], хотя молодой и здоровый президент России, как полагал Гавел, сумеет решить эту задачу. «Уважая будущее России, – утверждал он, – мы (т.е. принимающий совместные решения демократический мир, в который уже входит Чехия. – Э.З.) не можем молчать, видя то, что происходит [...] Мы можем помочь России осуществить задачу поиска своей идентичности единственно надежным образом: выражая наши мысли относительно ее действий» [21]. Более того, Россия, по его убеждению, «должна в конце концов, осознать, что миссия НАТО заключается не в угрозе ей, и что если НАТО приближается к ее границам, то, напротив, тем самым к ней приближается стабильность, безопасность, демократия и зрелая политическая культура, что, является, само собой разумеется, ее сущностным (bytostní) интересом» [13].
52 Необходимость подобных наставлений, по мнению Гавела, не уменьшилась после 11 сентября 2001 г., когда террористическая атака в Нью-Йорке выявила значимость союза между Россией и США в противостоянии терроризму и были предприняты шаги к установлению этого союза. Но и теперь он настаивал на проведении границы между демократическим миром и «громадной евроазиатской державой»; тем самым президентом Чехии допускалось, что хотя Россия свою идентичность определила с большей четкостью, надежным союзником она все равно стать не может. Как отметил Жантовский, он призывал любить Россию без сентиментальности и с иммунитетом от панславизма [1. S. 387].
53 В целом философские взгляды Гавела отличались неуловимостью, что повлияло и на его часто менявшиеся политические предпочтения. Конечно, он не чуждался уподоблению своих воззрений взглядам Махатмы Ганди и Мартина Лютера Кинга, но все же его политическая активность носила иной характер, а идеи воспринимались весьма узкими группами интеллигенции.
54 В немалой степени это объясняется тем, что Гавел был политиком-постмодернистом и абсурдистом, востребованным в мире в целом, на что убедительно указал бывший друг Гавела британский журналист Дж. Кин еще в 1999 г.3. Важнее другое – мировоззренческий релятивизм Гавела: была бы поставлена цель, аргументы же для ее оправдания берутся откуда угодно. Не случайно многие аналитики выявили появление позже подобных политиков – от М. Саакашвили и до Б. Джонсона, а в какой-то мере Э. Макрона и даже Д. Трампа. Не говоря уже о лидерах «цветных» революций во всем мире.
3. Он же подчеркнул в отдельном разделе своей книги приверженность Гавела ценностям «Нового века» с присущими ему элементами мистицизма и даже оккультизма [23].
55 Гавел ставил высокозначимую цель – вернуть в политику совесть и искренность, и во многом преуспел в ее осуществлении [22]. Правда, издержки некоторых его спрямленных суждений испытали на себе уже в начале его президентств сами чехи, а также граждане некоторых других стран. В их числе – Россия, Союзная Республика Югославия, Китай, а также Словакия при Владимире Мечьяре и Белоруссия при Александре Лукашенко.
56 В 2007 г. Гавел написал пьесу «Уход» о политике, воплощавшем демократию не всегда демократическими методами – такая вот диалектическая метафизика, если вспомнить его раннюю статью. Пьеса наполнена глубокими политико-философскими и экзистенциальными мыслями, но попытка ее поставить не обошлась без драматургии абсурда4. Мировоззренческое завещание Гавела было воспринято без особого почтения, хотя его смерть привела к общенациональному трауру и признанию его заслуг, в первую очередь, представителями евроатлантического мира.
4. Журналисты назвали ее «дракой за Дашу», как фамильярно именуют первую леди. Дело в том, что жене Гавела, вопреки его воле, не дали ведущую роль. Жизнь затмила искусство и философское содержание пьесы.
57 Итак, контуры мировоззрения выявляются и фиксируются Гавелом в пьесах – и они же прячутся в многословных, нарочито запутанных эссе моралистического характера, в многозначных диалогах на разных уровнях, в однонаправленных политических заявлениях. Он мог менять мировоззренческие установки и вовсе не из-за желания приспособиться, а в силу многовекторности духовных поисков. Это помогает понять и природу его решений в качестве одной из ярких фигур общественной и политический жизни своей страны (Чехословакии и Чехии), а также Европы и всего мира, к его речам прислушивались, а с поступками считались.
58 В коллапсе идей коммунизма Гавел сыграл едва ли не ключевую роль, одним из первых указав на возможность трансформации этой идеи в агрессивный национализм. В то же время расширительное толкование данной неизбежности определило его сомнения в неотвратимости демократических преобразований в России, создавая идеологическое оправдание быстрому и всестороннему – вплоть до ее границ – продвижению НАТО на восток5.
5. Социалисты по убеждениям Славой Жижек и Ноам Хомски, а также левый британский журналист Т. Юндт осуждали Гавела за показной, по их убеждению, морализм; последний трактовал фигуру чехословацкого президента как «полезного идиота для Буша» [24. P. 3]. Жижек писал о гавеловском идеализме: «Его искренняя этическая установка со временем превратилась в набор морализирующих клише, цинично оприходованных для своих нужд капиталистическими прохвостами» [25]. Слова словенца, позиционирующего себя как марксиста, в чем-то могут выглядеть несправедливыми и даже обидными. Если бы их фоном не были взрывы бомб в Белграде и если бы благословляющие их политики не считали «своим» политика-идеалиста. От этих фактов не уйти: пассажи о том, что действия НАТО в Югославии без мандата ООН – не произвол или агрессия, а акт уважения прав человека, выслушивались и одобрялись именно политиками-циниками.
59 Конечно, В. Гавел обладал и даром слова, и силой убеждения. Психологическая загадка его как политического философа в том, что Чехию он считал своего рода недостаточно большой для своей миссии - и всегда ставил задачи превосходящие ее возможности. Поэтому вместо задач регионального порядка он продвигал глобальные идеи, пренебрегая местными проблемами. При этом Гавел считал идеальными политиками таких чехов как Ян Гус, Хельчицкий, Коменский, но на задававшихся ими высотах нравственности он удержаться не мог [26. P. 195]. Примечательна в этом плане его задача – расширить НАТО до границ не просто бывшего СССР, при этом порог безопасности самой Чехии, региона и даже Европы не принимался им во внимание.
60 Таким образом, рассмотрение мировоззренческих позиций Гавела способствует пониманию многих политических оценок и особенностей его политического курса, его политических предпочтений и поражающих своей безапелляционностью заявлений. Кроме этого, такой анализ помогает найти ответ на вопрос о причинах сохраняющейся популярности Гавела как среди своих сограждан (хотя далеко не всех), так и авторитета на международной арене (в основном на Западе).

References

1. Zantovsky M. Havel. Praha, 2014.

2. Kaiser D. Disident. Vaclav Havel. 1936–1989. Praha, 2009.

3. Kaiser D. Prezident. Vaclav Havel 1990–2003. Praha, 2014.

4. Putna M.C. Duchovni portret v ramu ceske kultury 20. stoleti. Praha, 2012.

5. Belyaev I. Vaclav Gavel: ZHizn' v istorii. M., 2020.

6. Zadorozhnyuk E.G. Vaclav Gavel: portret v inter'ere istoricheskoj epohi // Slavyanovedenie. 2012. ¹ 5.

7. Klaus V. Gde nachinaetsya budushchee / Per. s cheshskogo. M., 2011.

8. Havel V. O dialekticke metafizice // Havel V. Protokoly. Praha, 1966.

9. Patocka J. Cim je a cim neni Charta 77 // csds.cz/cs/g6/3421-DS.html (data poseshcheniya: 28.06.2019).

10. Havel V. O lidskou identitu. Praha, 1990.

11. Gavel V. Gostinica v gorah / Per. s cheshskogo. M., 2000.

12. Kdo byl kdo v XX stoleti. Praha, 1994.

13. Havel V. Projev na konferenci «Europe’s New Democracies: Leadership and Responsibility». Bratislava. 11. kvetna 2001 // old.hrad.cz/president/Havel/speeches/index_uk.html (cestina) (data poseshcheniya: 10.03.2020).

14. Havel V. Projev na obede poradanem prezidentem Billem Clintonem pro prezidenty Madarska, Polska, Slovenska a Ceske republiky. Praha. 12. ledna 1994 // old.hrad.cz/president/Havel/speeches/index_uk.html (cestina) (data poseshcheniya: 10.03.2020).

15. Havel V. Spoluodpovednost Zapadu. Autorsky text pro Foreign Affairs. Brezen/duben 1994// old.hrad.cz/president/Havel/speeches/index_uk.html (cestina) (data poseshcheniya: 18.02.2020).

16. Havel V. Projev pri prevzeti «Ceny Jacksona H. Ralstona». Stanfordska univerzita. USA. 29. zari 1994 // old.hrad.cz/president/Havel/speeches/index_uk.html (cestina) (data poseshcheniya: 15.12.2019).

17. Havel V. Autorita a demokracie v soucasnem svete. Projev prezidenta republiky. National Press Club. Canberra. Australie. 29. brezna 1995 // old.hrad.cz/president/Havel/speeches/index_uk.html (cestina) (data poseshcheniya: 15.12.2019).

18. Newsweek. 1995. 3 IV.

19. Havel V. Projev pri odhaleni pomniku T.G. Masaryka. Olomouc, 7. brezna 1993 // old.hrad.cz/president/Havel/speeches/index_uk.html (cestina) (data poseshcheniya: 17.01.2020).

20. Havel V. Projev v Poslanecke snemovne Parlamentu Ceske republiky. Praha. 12. rijna 1993 // old.hrad.cz/president/Havel/speeches/index_uk.html (cestina) (data poseshcheniya: 05.06.2020).

21. Havel V. Projev na zaver verejneho slyseni o porusovani lidskych prav v Cecensku. Prazsky hrad. Micovna. 26. kvetna 2000 // old.hrad.cz/president/Havel/speeches/index_uk.html (cestina) (data poseshcheniya: 05.06.2020).

22. Zadorozhnyuk E.G. Dramaturgiya prezidentstva. SHtrihi k politicheskomu portretu Vaclava Gavela // Kentavr. M., 1995. ¹ 5.

23. Keane J. Vaclav Havel. A Political tragedy in six acts. London, 1999.

24. Jundt T. Bush’s Useful Idiot // London Review of Books. 21. 09. 2006.

25. ZHizhek S. Uhodya ot logiki kapitalizma // Intellektual'nyj forum. M., 2000. ¹ 2.

26. O’Reilly M.I. The ludic politics of Vaclav Havel // The New Europe at the Crossroads / Ed. by A. Beitter. New York, 1999.

Comments

No posts found

Write a review
Translate