<p>В течение длительного времени, в эпоху позднего Средневековья, межконфессиональные отношения в Великом княжестве Литовском были отношениями между двумя признанными &laquo;христианскими&raquo; конфессиями – католиками и православными, и отношения между ними определяли нормы, сформировавшиеся в процессе их длительного сосуществования. С распространением в середине XVI в. Реформации в государстве появилось большое количество сторонников новых протестантских конфессий, в рядах их сторонников оказалась значительная часть наиболее влиятельной группировки дворянского сословия Великого княжества Литовского, литовской католической знати. В этих условиях актуальным становился вопрос о легализации положения сторонников этих конфессий, о которых ничего не говорилось в существовавших правовых актах. Положение обострилось, когда был поднят вопрос о составлении нового свода законов, который заменил бы Литовский статут 1529 г. В &laquo;петиции&raquo; шляхты, поданной королю Сигизмунду II в декабре 1565 г., выражалось пожелание, чтобы &laquo;на початку&raquo; нового свода законов был помещен текст &laquo;около поровнанья розных послушенств веры крестьянское в том панстве&raquo;¹. Вопрос этот стал предметом острых дискуссий между протестантами и католиками [2. S. 44–45]. Итог этих дискуссий нашел свое отражение в Статуте, одобренном сеймом Великого княжества в 1566 г.</p>

Важным результатом было включение во вводную часть свода законов текста привилея Сигизмунда II 1563 г., в котором предоставлялись равные права всем шляхтичам «як Литовского, так и Русского народу, одно абы были веры хрестиянское»². Так утверждалась полнота сословных прав принявших протестантизм магнатов и шляхты Великого княжества. Но это было лишь косвенное признание законного существования приверженцев протестантской религии. В Статуте прямо не указывалось, что протестанты являются такими же «христианами», как католики и православные. В Статуте также нигде не упоминалось протестантское духовенство, и власть не обеспечивала его защиту. Более того, в некоторых статьях читались запреты протестантским шляхтичам выступать в качестве свидетелей в спорах о земле [1. C. 6–7]. Создавалась двусмысленная ситуация, когда положение приверженцев протестантских конфессий оказывалось неясным. От развития событий в будущем зависело, произойдет ли полная легализация положения протестантов в Великом княжестве Литовском или они станут неравноправными жителями и объектом религиозных преследований как «еретики».

70-е – начало 80-х годов XVI в. принесли осложнение межконфессиональных отношений в образовавшемся в 1569 г. Польско-Литовском государстве. В его обеих частях – Польском королевстве и Великом княжестве Литовском сформировался влиятельный лагерь сторонников Контрреформации, для которого было характерно нетерпимое отношение к инакомыслящим.

Наиболее активно приверженцы Контрреформации действовали в Польше. Межконфессиональный мир в Польско-Литовском государстве устанавливал акт Варшавской конфедерации 1573 г., запрещавший органам государственной власти совершать акты насилия по отношению к инакомыслящим. Принятый во время «бескоролевья», этот закон столкнулся с резкой враждебной реакцией польского католического духовенства. На синоде, собравшемся в Пётркове в мае 1577 г., было принято решение отлучить от церкви каждого, кто хотел бы этот акт «pochwalać, bronić lub mu sprzyjąć» (хвалить, защищать или ему способствовать) [3. S. 80–81].

Такую же нетерпимость к инакомыслящим пыталась распространять в Великом княжестве виленская коллегия иезуитов во главе с Петром Скаргой (о нем см. [6]). Под воздействием его проповедей в 1581 г. в Вильно произошли нападения на протестантских «министров» и протестантские процессии [4. S. 113]. Официальным главой этого лагеря был виленский епископ Е. Радзивилл, который 12 августа 1581 г. издал эдикт, в котором предписывал уничтожать «еретические» книги, запрещал их печатать и продавать³.

Лагерь сторонников Контрреформации в Великом княжестве добивался, чтобы новые государственные акты соответствовали его стремлениям, но столкнулся с сильным сопротивлением. Несмотря на усилия иезуитов, направленные на воспитание дворянской молодежи в духе нетерпимости к инакомыслящим, они еще серьезно не повлияли на характер политической элиты Великого княжества. В 1584 г. папский нунций Болоньетти сообщал об одном из собравшихся в это время дворянских съездов, что из его участников – светских сенаторов лишь четыре католика, а из 50 послов лишь один – католик⁴. Позиции католической церкви в Великом княжестве были более слабыми, чем в Польше. Е. Радзивилл писал папе, что духовенство здесь имеет мало подданных и доходов и не может противостоять своим противникам⁵.

Возникшие в 80-е годы XVI в. споры касались состава смешанного суда, назначавшегося из членов верховного суда – Трибунала для разбора споров между духовными и светскими лицами. Радзивилл добивался, чтобы светскими членами такого суда не могли быть «еретики»⁶, но в решениях, принятых на съезде в Волковыске в 1584 г., ничего не говорилось о религиозной принадлежности таких судей⁷.

Большой интерес для выявления особенностей межконфессиональных отношений в Великом княжестве представляют решения съездов его дворянства во время «бескоролевья» 1587 г. Так, в решениях съезда января 1587 г. содержалось следующее обязательство его участников: «конфедерацию […] разных о набоженъстве, иж постерегает покою и милости братерские, тогдые ее в своей моцы […] во всем зоставуем»⁸. Так подтверждалось действие в Великом княжестве акта Варшавской конфедерации во время отсутствия государя. В принятии решения участвовали и «рады духовные» – католические епископы Великого княжества.

На конвокационном сейме представители Великого княжества должны были добиваться, чтобы Варшавская конфедерация «была што намоцней ствержона а протестациями и чим иншим ку жадней вонтпливости не была провожона»⁹. Таким образом, речь шла о том, чтобы не принимались во внимание протесты польского католического духовенства относительно конфедерации. Инструкцию они получили «от их милости панов рад и от всех станов».

В самом конце 1583 г. на съезде в Бресте, в котором участвовал и Е. Радзивилл, был подготовлен текст присяги будущего монарха, в котором король обязывался не допускать кровопролития, а также «<em>ubli</em><em>ż</em><em>enia</em>» и «<em>zburzenia</em>» («оскорбления» и «разрушения») и церквей, и костелов, и протестантских «зборов», а должности не только «земские», но и «мейские» – городские предоставлять людям в соответствии с их заслугами и независимо от их веры¹⁰.

Эти решения говорят о существенных различиях в характере межконфессиональных отношений в Великом княжестве и Польском королевстве. Позиции сторонников сохранения межконфессионального мира и обеспечения равноправия приверженцев разных христианских конфессий были в 80-х годах XVI в. здесь гораздо более сильными, чем в Польше, и местное католическое духовенство было вынуждено с этим считаться.

Приведенные факты показывают, при каких установках в дворянской среде Великого княжества была завершена работа по подготовке нового свода законов Великого княжества – Третьего Литовского статута.

К лету 1587 г. его текст был уже подготовлен, и на съезде в Волковыске в июне 1587 г. его участники «рады духовные и светские […] и вси станы рыцерства Великого князства Литовского» приняли решение, чтобы этот текст «ку попрысеженю пану прышлому на корунацэи подали»¹¹. Как известно, в следующем, 1588 г., текст Статута был утвержден новым королем Сигизмундом III.

Во введении к Статуту указывалось, что он был «поправленный» «через депутаты […] на соймиках поветовых на тообраных» и предложен королю «именем всех станов обывателев Великого князьства Литовского»¹². Таким образом, предложенный королю текст Статута был одобрен и всем дворянством, и «радами» светскими и духовными Великого княжества.

Добиться на коронационном сейме принятия новой присяги монарха не удалось из-за сопротивления польского католического духовенства. Сам акт избрания Сигизмунда III польские католические иерархи во главе с архиепископом С. Карнковским подписали, «excepto articulo confederationis inter dissidente de religion» (исключая статью о конфедерации между несогласными в религии)¹³, т.е. еще раз заявили, что не признают акт Варшавской конфедерации.

В таких условиях представляется показательным включение в 3-й раздел Статута – «О вольностех шляхетских» полного текста Варшавской конфедерации¹⁴. Католическое духовенство Великого княжества было вынуждено с этим согласиться.

Как и во Втором Литовском статуте, в новом своде законов читались заверения власти, что она намерена жителей Великого княжества «заховати при свободах и вольностях хрестьянских», «прикладом и способом вольных панств хрестьянских»¹⁵, когда бы законы разных «христианских» государств выступали как некая надконфессиональная ценность, которой власть будет следовать. Однако если во Втором Литовском статуте это оставалось во многом декларацией и о каких-либо конкретных правах «христиан»-протестантов не говорилось, то в Третьем Литовском статуте имеется ряд конкретных указаний на наличие у протестантов определенных прав, которые признает и защищает государственная власть.

Показательным примером может служить статья Третьего статута о проведении развода: «он мает быти подлуг права хрестияньского каждым особом нигде инде, одно перед судом духовным их набоженства»¹⁶. Таким образом, «право христианское» распространяется на приверженцев разных христианских конфессий (набоженств). Каждое из них имеет свой «духовный суд», законность существования которого и его компетенция признаются властью. Во Втором Литовском статуте о существовании у протестантов своего «духовного суда» вообще не упоминалось.

Целый ряд статей Третьего статута был посвящен защите храмов, домов и жизни духовных лиц. Такие статьи имелись и во Втором Литовском статуте, но там такая защита не предлагалась протестантскому «збору» и протестантскому «министру». В Третьем статуте дело обстоит иначе. Так, глава о наказании нападающего на храм получила заголовок «О кгвалт костелов Божиих вшелякого набоженства»¹⁷, т.е. власть брала под защиту любой христианский храм и устанавливала для нападавших за такой проступок одинаковое наказание. В последующем тексте говорится о наказании того, кто «в капланском, поповском и казнодейском дому кого забил ибо ранил». Таким образом прямо сказано, что власть берет под защиту людей, живущих в доме не только католического «каплана» или попа, но и протестантского проповедника (казнодея). В главе Статута, специально посвященной возмещениям за убийство и ранение, указывалось, что «духовным особам всякого набоженьства хрестиянского и их жонам и детям их» полагается возмещение, «яко и людем народу шляхетского»¹⁸. Таким образом, духовные лица разных конфессий, согласно Третьему статуту, получали не только защиту, но и привилегированный социальный статус – приравнивались при нанесенном ущербе к лицам дворянского звания. Имела место, таким образом, прямая и открытая легализация положения протестантского духовенства, признание его привилегированной социальной общностью, права членов которой не отличаются перед лицом власти от прав католических священников.

На сейме 1565 г. перед принятием Второго Литовского статута шляхта ходатайствовала о праве каждого участника судебных слушаний приносить присягу в соответствии со своими убеждениями (чтобы это «при вольности каждого зостало»)¹⁹. Тогда это предложение не было принято, но оно было реализовано при составлении Третьего Статута, в котором указывалось, что свидетель «чинить присягу маеть кождыи подлуг своего набоженства»²⁰. Налицо и здесь тенденция к уравнению правового положения приверженцев разных «христианских» конфессий.

Таким образом, в конце 80-х годов XVI в. на начальном этапе Контрреформации в Польско-Литовском государстве в Великом княжестве Литовском был подготовлен и одобрен его «станами» – сословиями (включая и католическое духовенство) свод законов, в котором достаточно четко проводилась линия на установление межконфессионального мира и равноправного положения приверженцев разных «набоженств».

«Бескоролевье» 1587 г. было отмечено в Польше появлением целого ряда проектов, возникших в среде протестантского дворянства, принятие которых положило бы конец преследованиям инакомыслящих, которые с течением времени получали здесь все бόльшее распространение. В этих проектах устанавливались суровые санкции для участников погромов, определялся состав комиссий, которые должны были их судить, и разрабатывалась процедура их работы (см. об этом [5]). Проекты эти благодаря противодействию сторонников Контрреформации не были приняты. В этой связи важно отметить, что в Третьем Литовском статуте вообще не фигурируют конфликты на межконфессиональной почве и тем более ничего не говорится о методах действий власти в связи с этим. Столкновения такого рода, как уже отмечалось, в Великом княжестве в 80-х годах XVI в. имели место, но, очевидно, они не были столь значительными, чтобы дворянское сообщество Великого княжества серьезно занялось такой проблематикой. Таким образом, и в этом отношении налицо существенная разница в характере межконфессиональных отношений в Великом княжестве Литовском и Польше.

Вместе с тем можно отметить одну общую черту, объединявшую сторонников межконфессионального мира в Великом княжестве Литовском и Польше. В их представлении мир этот распространялся не на всех жителей, считавших себя «христианами». Так, он не распространялся на сторонников такого радикального направления Реформации, как арианство. Его представители выступали против учения о Троице, против «божественности» Христа и поэтому католики, православные и их протестантские оппоненты отказывались считать их «христианами». В одном из упомянутых выше проектов польских протестантов прямо указывалось, что установления Варшавской конфедерации не распространяются на ариан, которых составители этого текста отказывались признать представителями христианской конфессии [5. S. 162].

В Третьем Литовском статуте таких общих категорических утверждений нет. Однако обращает на себя внимание одна характерная особенность памятника. В целом ряде статей, посвященных формированию судебных органов, постоянно повторялось, что вступающий в должность судья должен принести присягу «пану Богу всемогущему в Троице единому»²¹. Получалось, что шляхтичи-ариане не могли стать судьями, не отказываясь от своих взглядов. Получалось, что «свободы и вольности хрестианские» в полном объеме на эту часть дворянства не распространялись. В таких установлениях, однако, нет оснований видеть влияние начинающейся Контрреформации. Аналогичные ограничения могут быть отмечены во Втором Литовском статуте [1. C. 7], составленном еще до прихода иезуитов в столицу Великого княжества.

В Статуте 1588 г. наступление периода Контрреформации нашло отражение, пожалуй, лишь в одной, но показательной детали. В Статуте было особо отмечено, что «за позволеньем всих станов» владения виленской коллегии иезуитов освобождались «от выправованья на службу земскую и военную»²². Ни одно другое духовное учреждение в Великом княжестве такой привилегии не получило. Это свидетельство говорит, конечно, об укреплении позиций сторонников Контрреформации в Великом княжестве Литовском.

Однако даже принимая его во внимание, следует констатировать важные различия в характере межконфессиональных отношений в Великом княжестве Литовском и Польше, четко обозначившиеся в 80-х годах XVI в. В научной литературе отмечалось внимание составителей Третьего статута к пожеланиям протестантов (см., например, [2. S. 81]), но эти факты четко не сопоставлялись с положением в Польском королевстве. Между тем такое сопоставление, выявив серьезные различия в характере межконфессиональных отношений в Великом княжестве Литовском и Польском королевстве, делает актуальным вопрос, чем такие различия были вызваны, что могло бы стать предметом специального исследования.