Принято считать, что методология едина для всех наук, но в каждой из них она обретает особенности, обусловленные своеобразием объекта и предмета познания. Именно специфика юридических объектов исследования требует относительно самостоятельного существования методологии права как части общефилософской методологии¹.

Методология права имеет по крайней мере три основных уровня, а именно: фундаментальные методологические основания, общенаучные методы познания, частнонаучные способы и приемы исследования. Различение этих уровней имеет условный характер, поскольку они между собой органически связаны, взаимодействуют, проникают друг в друга и лишь в единстве выполняют свои функции.

В рамках одной статьи вряд ли удалось бы осветить хотя бы в основных чертах это единство, поэтому ограничимся характеристикой лишь первого из отмеченных уровней – фундаментальных методологических оснований познания юридических явлений и процессов².

Как известно, любое научное познание движется от внешних представлений о конкретностях, данных в непосредственном восприятии, к постижению глубинной сущности всей их совокупности посредством абстрагирования от них и формулирования соответствующих общих понятий и определений. Вслед за этим познание вновь возвращается к данным конкретностям, как уже понятым в их сущности и закономерностях развития³.

В правовом исследовании определяется прежде всего конкретный объект познания и с помощью конкретно-юридических, юридико-психологических и иных методов выявляются его внешние признаки. По мере накопления эмпирических данных об объекте происходят их объединение и систематизация. В результате порождается первоначальное, внешнее знание об изучаемом правовом явлении или процессе. Однако, как отмечал Гегель, «то, что <em>известно</em> (bekannt), еще не есть <em>познание</em> (erkennt)»⁴. Поэтому дальнейшая задача состоит в том, чтобы проникнуть внутрь правовых явлений и процессов, определить их сущность, содержание, внутреннюю структуру, формы выражения и на этой основе обосновать их закономерную необходимость, предвидеть перспективы их развития. Именно в этом пункте проходит та тонкая грань между знанием и познанием, между осознанием правовой реальность и ее научным исследованием, которая (при всей однопорядковости и органической взаимосвязанности) отличает их друг от друга.

Для научного познания сущности и закономерностей развития права надлежит, отталкиваясь от эмпирических данных, восходить к их рационально-абстрактному выражению. До тех пор пока постижение правовых явлений и процессов не поднимется над их единичными проявлениями, научное познание остается несовершенным, поскольку оно в таком случае ограничивается, выражаясь языком И. Канта, лишь систематическим искусством или экспериментальным учением⁵. Оно не в состоянии воспроизвести все богатство правовой действительности, отражает только внешние и простые ее признаки, представляет собой снимок, где за случайным скрывается необходимость. а за отдельными явлениями и процессами – сущность. На помощь приходит абстракция, позволяющая обнаружить сущностные характеристики тех или иных правовых объектов, их "новые" качества, которые оказались недоступными для созерцательного восприятия, выявить их внутренние силы, отношения, противоречия.

В огромном многообразии конкретных проявлений правовой действительности первоначально выявляются и суммируются повторяющиеся или одинаковые фрагменты. Но такое общее может включать в себе и несущественные (второстепенные, случайные) признаки правовых объектов. Поэтому образование правовых абстракций движется далее по пути отвлечения от подобных признаков и обнаружения тех признаков, которые составляют сущность и специфику данных объектов. В юридических абстракциях, следовательно, находят отражение не только существенные, общие признаки правовых объектов, но и те, которые характеризуют их специфику.

Правовая абстракция отнюдь не является продуктом произвольного теоретизирования; она рождается на почве юридической практики, резюмирует, концентрирует, упорядочивает многосторонний практический опыт возникновения, действия и развития права. Отвлекаясь от отдельных правовых конкретностей, правовые абстракции не «отбрасывают» их, а сводят к тому общему, что заключено в этих конкретностях. Правовая абстракция есть обобщенное, концентрированное, интегрированное выражение правовых конкретностей, своеобразный узловой пункт, в котором объединяются в строгой логической системе как их общие, так и специфические признаки. Тем самым правовая абстракция приобретает вполне конкретный характер. В отличие от конкретности, данной в непосредственном ощущении и представлении, она становится более богатой и разносторонней по содержанию, воспроизводит наиболее существенное, главное, основное, что свойственно внутренней природе правовых явлений и процессов. Именно поэтому в отличие от простого, чувственного созерцания или непосредственно-внешнего представления правовые абстракции полнее, глубже, истиннее воспроизводят правовую действительность. Более того, они по своему характеру конкретнее отдельных правовых объектов, поскольку воспроизводят их «в единстве многообразного».

С позиций изложенного едва ли правильно приписывать большую научную значимость работам, которые ограничиваются воспроизведением правовых конкретностей, данных, фактов, примеров из практики без их рационального осмысления, обобщения, без теоретических абстракций, заключений и выводов. Такая литература в лучшем случае лишь подтверждает, отрицает или иллюстрирует уже известные науке положения. Она не выходит за пределы описания обычной юридической практики и тем самым из основания исследования превращается в его оковы и сводится по сущности к оправданию любой практики. Например, с точки зрения «советского нормативизма» задача исследования видится лишь в воспроизведении и систематизации правовых норм без познания того, что является по отношению к ним отличным, противоположным, что одновременно предполагает и отрицает их. Между тем о научном познании правовой нормы можно говорить только тогда, когда изучена не только структурная ее организация или форма ее выражения вовне, не только практика реализации, но и те исторические условия, внутренние причины ее возникновения и функционирования, ее эффективность в воздействии не только на регулируемые общественные отношения, но и на всю общественную и личную жизнь граждан.

<strong>II</strong>

Одним из фундаментальных методологических оснований философии права является единство историко-логического исследования правовых объектов, позволяющее вскрывать историческую преемственность и логическую последовательность их развития. Современное состояние любого правового объекта, имеющее свои корни в прошлом, через отражение в настоящем устремлено в будущее. Историческое «в чистом виде» поставляет эмпирический материал и одновременно служит основанием его логической интерпретации. Именно в этом коренится необходимое условие всестороннего познания правовых объектов, ибо, как отмечал Вл. Соловьев, «логический и эмпирический элементы одинаково необходимы для истинного познания, и следовательно, исключительное обособление того или другого из этих элементов есть в обоих случаях одностороннее отвлечение...»⁶.

В основе логического лежит историческое, историческое же не только взаимодействует с логическим, но и проникает в него. Даже самая абстрактная логическая формула права является также и исторической, поскольку она есть результат сопоставления, анализа и обобщения определенного историко-правового опыта. Именно в силу синтезированности, интегрированности логическое проникает в существо правовых конкретностей, выявляет их внутренние исторические связи и взаимодействия. Тем самым логический аспект выполняет методологическую функцию в изучении истории права, ее многообразия в отдельные периоды, в эпохи различных стран.

Без исторического воспроизведения правового развития исключается возможность логического осознания его закономерностей, но и без логического осмысления объективного хода исторического развития права невозможно вскрыть внутренние причины и механизмы его движения. Разумеется, историческое исследование, воспроизводящее фактическое развертывание правовой жизни, первично по отношению к ее логическому исследованию; оно всякий раз выступает в качестве обязательной предпосылки, основы логического, поскольку важно знать историю развития правового объекта, подлежащего познанию.

Изучение истории развития правовых объектов позволяет создать логическую модель их закономерного развития, которая по мере расширения и углубления знаний будет уточняться, дополняться, совершенствоваться. Логическое исследование правовых явлений и процессов – это отнюдь не априорно «чистая» конструкция, а воспроизведение исторического в логической тенденции его движения. Такая логическая модель, вскрывающая закономерность исторического развития права, выступает, в свою очередь, в качестве основы более углубленного, всестороннего историко-правового исследования. Она ориентирует на обнаружение и фиксацию тех еще неразвитых, зародышевых тенденций, которым в силу их внутренних потенций принадлежит будущее. Она не только направляет историческое познание по определенному руслу, но и оказывается моделью будущего правового состояния общества, основные параметры которого «заданы» его настоящим и прошлым. Именно с этим идеальным будущим «сверяются», оцениваются, прогнозируются правовые взгляды, факты, события, процессы. И какой бы парадоксальной на первый взгляд ни казалась включенность элемента будущности в историко-правовое исследование, он всегда присутствует в качестве ориентира в исследовании.

Конечно, предметом историко-правового исследования не является будущее состояние правовой системы. Речь идет о другом: о логическом приеме историко-правового познания, когда тотальное представление о будущей правовой системе как цели преломляется через анализ настоящего осмысление прошлого. Такой логический прием историко-правового познания дает возможность вскрыть тенденции развития права. Он необходим для того, чтобы в зигзагах, изломах истории сохранить общую перспективу, чтобы видеть главную нить исторического развития права.

Общая гипотетическая модель предполагаемого процесса исторического развития, основанная первоначально на профессиональной интуиции и догадках правоведа, впоследствии, в ходе исследования, обрастает историческими фактами правового развития, которые призваны подтвердить истинность данной модели. Если же выявленным фактам противоречит выдвинутая модель, она изменяется, уточняется или отбрасывается и заменяется иной, адекватной накопленным фактологическим материалам. Дальнейшее обогащение исследования историко-правовыми данными позволяет выдвинуть дополнительные модели (так сказать, модели второго порядка), которые также подтверждаются или отрицаются серией новых историко-правовых фактов. В последнем случае выдвинутые модели заменяются другими. Таким образом, вокруг общей гипотетической модели процесса исторического развития права систематизируется дополнительные модели второго порядка. Обоснованная достаточным количеством историко-правовых фактов вся система моделей (общей и дополняющих) превращается в результате логических обобщений в доказанный аналог действительного процесса исторического развития права. Сам же этот логический аналог становится началом выдвижения нового цикла моделей для более углубленного познания закономерного развития правовой системы общества.

Единство исторического и логического не допускает разрыва и противопоставления эмпирической истории права его социологической теории. Между тем в научной литературе можно наблюдать тенденцию изучения правовых явлений и процессов либо только в историческом, либо только в логическом аспекте. Допуская в принципе такого рода «разделение труда», не следует забывать, что логика мышления исторична в той же мере, в какой история логична. «Логизация» исторического познания права вполне может достигнуть (и нередко достигает) такого уровня, который не только приблизит ее к социологическому познанию, но и позволит ей слиться с ним. Отсюда следует, что единство логического и исторического познания следует понимать не как сумму рядом расположенных явлений, а как их органическую связь, взаимодействие и взаимопроникновение, даже слияние в исследовательском процессе.

<strong>III</strong>

Право выступает перед исследователем как сложная система. Этим диктуется необходимость в соответствующем системном познании, позволяющем определить природу и характер связей, отношений и взаимодействий составляющих его компонентов (частей и элементов), вскрыть функциональное назначение и эффективность действия каждого из его компонентов и охарактеризовать его в целом. Тем самым правовая система воспроизводится во всей полноте и одновременно выявляется, что исследовано достаточно тщательно и что еще предстоит изучить.

Системность права выражается в следующих основных признаках:

а) компоненты правовой системы представляют собой нечто целое, соединены между собой по определенным сущностно-содержательным характеристикам;

б) правовая система обладает относительной самостоятельностью, имеет возможность видоизменять свои компоненты и создавать новые, может выступать в виде подсистемы другой, более объемной системы, необходимо связана с внешней средой;

в) правовая система образует единство в результате структурной упорядоченности ее компонентов; она тем самым представляет собой гармоничный «ансамбль», обеспечивающий субординацию, иерархичность, синхронность и устойчивость функционирования;

г) совокупность отмеченных признаков обусловливает главное свойство правовой системы – интегративность: каждый ее компонент существует и действует лишь во взаимодействии с другими, а нарушение характера и ритма действия одного компонента незамедлительно сказывается на функционировании других компонентов и правовой системы в целом.

Каждое правовое исследование ориентируется на отмеченные признаки, хотя нередко некоторые из них не учитываются. Так, при исследовании системы права делается упор на дифференциацию ее отраслей и явно недостаточно изучаются пути укрепления их системного единства. Между тем в современных условиях, когда ощущается большая потребность в стабилизации общественных отношений, следует поддерживать гармоничность пропорционального развития компонентов правового системного целого. В свою очередь, успех в постижении этого целого зависит от знания составляющих его компонентов. Чем правильнее определены признаки отрасли, института и нормы права, тем обоснованнее будут рекомендации по совершенствованию системы права, ее логической последовательности, устойчивости.

Проблемы системы отраслей права, как известно, входят в предметы соответствующих отраслевых юридических наук и более или менее успешно разрабатываются. Хуже обстоит дело с общими вопросами – определением признаков отрасли права и правового института как относительно самостоятельных системных образований. Эти вопросы либо вовсе не исследуются, либо толкуются разноречиво. Представляется, что для отрасли права характерными признаками являются предмет и в определенной мере метод правового регулирования, специфические правовые принципы, особенности внутренней и внешней формы, своеобразный механизм регулирования, «нерасторжимость» входящих в нее институтов и обособленность законодательства.

Дифференциация права происходит и внутри отдельной отрасли права, что выражается, в частности в ее делении на ряд правовых институтов. Отдельно взятая правовая норма обычно не в состоянии урегулировать с требуемой полнотой и всесторонностью то или иное общественное отношение без взаимодействия с другими правовыми нормами, направленными прямо или косвенно на регулирование того же отношения. Совокупность правовых норм, сведенных в определенное системное целое, и образует правовой институт. Таким образом, отрасль права, будучи подсистемным образованием системы права, сама выступает в качестве системы по отношению к институтам права. Но и институт обладает всеми признаками системного образования, поскольку он представляет собой объективно сложившуюся внутри отрасли права в виде ее обособленной части – группу правовых норм, регулирующих с достаточной детализацией типичное общественное отношение и в силу этого приобретающих относительную самостоятельность, устойчивость и автономность функционирования.

Коснемся теперь дискуссионной проблемы: о критерии подразделения отраслей права внутри единой правовой системы. Оставляя в стороне критический разбор различных позиции по данной проблеме, ограничимся лишь соображением методологического характера. Метод правового регулирования, имея относительно самостоятельное значение в качестве классификационного признака системы права, в конечном счете зависит от своего предмета, т.е. тех общественных отношений, на которые оказывается правовое воздействие. Отсюда следует, что задача исследования системы права отнюдь не сводится лишь к провозглашению метода правового регулирования дополнительным, вспомогательным классификационным признаком. В процессе дальнейшего исследования общественных отношений, проникновения от их сущности первого порядка в сущность второго, третьего и т.д. порядка важно обнаружить те их особенности, стороны, черты, которые обусловили избрание законодателем именно этого метода правового регулирования. Проведение таких исследований в каждой отраслевой юридической науке не только позволит наиболее полно вскрыть единство предмета и метода правового регулирования, но и в случае их расхождения даст возможность законодателю использовать эффективные пути, способы и средства правовой регламентации соответствующих общественных отношений в конкретных условиях места и времени.

В прямой связи с системой права находится проблема систематизации законодательства. Ее актуальность обусловлена огромным потоком не только федеральных, но и региональных правовых актов.

Интенсификация законотворчества имела немало негативных последствий: излишнюю повторяемость одних и тех же положений в различных актах, громоздкость, несогласованность и противоречивость актов, их несовершенство не только с содержательной, но и с технико-юридической точек зрения. Это, в свою очередь, оказывает отрицательное воздействие на правореализующую практику, ведет к расшатыванию законности и режима правопорядка.

Поэтому одной из неотложных задач является упорядочение прежде всего федерального законодательства путем его систематизации. Существенную роль в этом отношении призван сыграть Указ Президента РФ от 6 февраля 1995 г. «О подготовке к изданию Свода законов Российской Федерации». Вызывает лишь недоумение ст. 1 Указа, в которой сказано: «Признать необходимой подготовку к составлению и изданию Свода законов Российской Федерации – официального систематизированного полного собрания действующих нормативных актов Российской Федерации». Что же предписывается создать – Свод законов или Собрание действующих федеральных нормативных актов? Трудно представить, что специалистам, готовившим данный Указ, неведомо различие между Сводом законодательства (кодификация) и Собранием законодательства (инкорпорация), что Свод и Собрание и есть систематизация законодательства, что, наконец, имеется в виду создание Свода или Собрания не только законов, но и всего федерального законодательства в широком смысле, включающего в себя также нормативные указы Президента и постановления Правительства. Нельзя при подготовке столь высокого правового акта игнорировать элементарные требования законодательной техники.

IV

Научное знание всегда предполагает его реализацию в преобразовании природной и социальной среды, в совершенствовании человеческого мышления. Поэтому соотношение владения теоретическими знаниями и их практического использования – одна из фундаментальных проблем методологии. Между тем она не привлекла к себе должного внимания со стороны общественных наук, в том числе и правоведения. В философской, психологической и юридической литературе акцент больше делается на различение теории и практики и менее всего на их единство. В результате разрыв между ними доводится до крайности, теоретическая деятельность, понимается лишь как отражение практики, оказывается за рамками практики и в нее не включается; соответственно, и практика трактуется вне непосредственной связи с научным познанием. Однако нерасторжимость теоретической и практической деятельности, их взаимопроникновение, зависимость друг от друга требуют решения множества методологических вопросов. С одной стороны, необходимо ориентировать теорию на формулирование конкретных выводов, обращенных к практике, а с другой – указать наиболее целесообразные пути, формы и способы реализации этих выводов. Тем самым методологическая проблематика расширяется, в ее орбиту попадают, наряду с разработкой гносеологии, логики и диалектики познания объективной реальности, также и связи науки со всеми сферами практической деятельности, что, в свою очередь, влияет на исследовательский процесс, его ориентацию на удовлетворение жизненных нужд человека и общества.

Как известно, законодательство отражает объективную реальность более непосредственно, чем иные субъективные факторы, оно прямо ориентировано на воплощение в действительность. Правовое регулирование общественных отношений оказывается тем эффективнее, чем точнее оно выражает политические, экономические и духовные условия, процессы и потребности развития общества.

Образно говоря, между «сущим» и «должным» нет непроходимой пропасти, более того, они находятся в органическом единстве. «Должное» нельзя абсолютизировать в качестве демиурга «сущего». В той же мере не следует провозглашать «сущее» односторонне объективным, в котором полностью отсутствуют сознание, мышление, «должное». Не только в гносеологическом, но и в онтологическом отношении «сущее» в снятом виде включает в себя «должное», которое, в свою очередь, воздействует, преобразует «сущее», создавая тем самым его «вторую природу». Потребность создания того или иного правового акта, его реализации так или иначе обусловлена природой и закономерностями «сущего», которое будучи зафиксировано «должным» (правовыми предписаниями), определенным образом регулирует, направляет, развивает это «сущее» – соответствующие общественные отношения. В этом единстве и взаимопроникновении и выражается правовое «духовно-практическое освоение мира».

В этой связи представляется недостаточным распространенный в философии взгляд на практику как на стимул, цель познания и критерий его истинности. Так практика оказывается за пределами познавательного процесса. Между тем практика обладает диалектической универсальностью в том смысле, что не только является стимулом, целью и критерием истинности познания, но и имманентно вплетается в сам процесс познания «сущего», составляя необходимый компонент, сторону, свойство этого процесса. Данная особенность практики наглядно выражается в праве: разработка законов и подзаконных актов не имеет смысла без их реализации, прямо и непосредственно направленной на практическое преобразование «сущего».

Не следует, далее, «сущее» понимать лишь как единственно необходимое. Такое представление упрощает правотворческую и правореализующую деятельность: достаточно уловить, понять и отразить необходимость в этой деятельности и успех автоматически обеспечен. В действительности правовая деятельность намного сложнее. Познание необходимости требует глубоких и всесторонних изысканий, профессиональных знаний в воплощении познанного в законодательстве и его реализации. При этом нельзя не учитывать и того обстоятельства, что «сущее» проявляет себя и в случайном как в «частной форме необходимости». Более того, случайность может выражаться и самостоятельно, вне всякой связи с необходимостью. Нередко правовая деятельность сталкивается с таким сочетанием случайных факторов, которое не только не имеет ничего общего с необходимостью, но и прямо противоположно. И эти обстоятельства умножают трудности как правотворческой, так и правореализующей деятельности. Они могут быть преодолены лишь путем осмысления единства «сущего» и «должного», теоретической и практической деятельности.

В связи с изложенным следует отметить бытующее в правоведении одностороннее, узкое понимание практики главным образом как практики юрисдикционной. Между тем практика для всех наук, в том числе и правоведения, предстает не только как непосредственно данная среда, но и как объективное бытие вообще. Расширенное понимание практики как реальной общественной жизни в целом позволяет, в частности, юридическому мышлению отразить в правотворчестве глубинную сущность бытия, выразить опыт прошлого, тенденции настоящего и перспективы будущего. То же с известным своеобразием применимо к правореализации, познание которой невозможно достичь путем анализа единичных случаев применения правовой нормы. Из обобщения определенной совокупности единичных актов применения тех или иных правовых норм можно составить более или менее полное представление о правоприменительной деятельности соответствующих органов. Но этим исследование проблемы не может ограничиться, ибо за пределами деятельности данных органов остается огромная масса вопросов положительного действия правосознания, норм права, правоотношений, иных правовых явлений и процессов, органически вплетенных в живую ткань общественного бытия, изменения социальной практики.

Данное широкое понимание практики в познании и роли познания в практике может служить четким ориентиром в исследовательском процессе. Как известно, логическая «мыслительная модель» действительности в специальных исследованиях, особенно юридических, имеет тенденцию отходить от этой действительности. Это естественно при восхождении от конкретного к абстрактному и при движении теоретической мысли в обратном направлении. Именно поэтому на каждой ступени познания, в частности правовой действительности, необходимо на практике проверять соответствие ей правовых абстракций, чтобы избежать опасности превращения «духовно конкретного» в «процесс возникновения самого конкретного»⁷. Рождаясь на почве правовой действительности, правовые абстракции должны отражать потребности практики дальнейшего правового развития и вместе с тем проверяться практикой, корректироваться и совершенствоваться ею в целях прогрессивного правового развития. Опасность ухода правовой теории от реальной правовой действительности преодолевается путем не только проверки соответствия правовых абстракции практике правового развития, но и непосредственной включенности практики в правовую теорию познания. Благодаря этому практика обогащает исследование животворными соками непосредственной действительности, ею определяется, направляется и проверяется. Познание без практики превращает теоретическое мышление в умозрение, замкнутое в самом себе. «В такой обители пришедшего к самому себе и лишь в себе пребывающего мышления умолкают интересы, движущие жизнью народов и индивидов»⁸. С другой стороны, включенность правовой теории в практику правового развития превращает первое в осознанно целенаправленный, рациональный и планомерный процесс преобразования реальной действительности.