Масштаб фигуры Лермонтова, огромное значение его творчества для нас, для всей русской литературы не вызывает никаких сомнений. Ученым-литературоведам, создававшим рецензируемую книгу, интересно было рассмотреть его творчество в контексте всех славянских литератур, проследить, как оно входило в культурное пространство славян, какой отклик находило в их культурной среде и когда именно этот интерес к великому русскому поэту начал проявляться. Собственно, впервые современное отечественное и зарубежное литературоведение подошло к данному вопросу столь масштабно и глубоко, решив рассмотреть проблему в таком широком контексте. В своей совокупности исследования, помещенные в настоящей книге, создали общую картину бытования произведений Лермонтова в славянском зарубежье, начиная с 1840-х годов вплоть до первых десятилетий XXI в.

Особо хочется отметить ясную и логичную композицию книги. Ее предваряет введение под заголовком «О контексте и мотивации проблемы», блестяще написанное ответственным редактором сборника Л.Н. Будаговой. Далее следуют четыре раздела, расположенные по принципу от общего к частному: от статей обзорного характера (раздел I), изучения контактных и типологических связей между отдельными произведениями Лермонтова и других славянских писателей (раздел II) до статей, посвященных произведениям Лермонтова, вызвавшим наибольший интерес у западных и южных славян и до сих пор не дающим покоя исследователям и переводчикам – поэме «Демон» и драме «Маскарад» (раздел III). Раздел IV, озаглавленный строчкой из стихотворения поэта «Нет, я не Байрон, я – другой», завершает сборник. Сразу же хочется отметить, что богатство содержания книги и логика построения дают все основания считать ее даже не сборником статей, а полноценной коллективной монографией.

Введение очерчивает мотивацию, основные цели, задачи издания, его актуальность. Обозначенная здесь Л.Н. Будаговой сверхзадача книги отсылает нас к сверхзадаче всей современной литературоведческой славистики в целом: взглянуть на некое явление (в данном случае на творчество Лермонтова), на его восприятие разными народами «с высоты сегодняшнего дня, с высоты науки, свободной, как хотелось бы надеяться, от идеологических императивов недавнего прошлого и политической конъюнктуры настоящего, пересмотреть старые и найти новые аргументы, способные подтвердить плодотворность русскославянских связей в становлении и функционировании национальных литератур» (с. 10–11). Кроме того, автор введения совершенно справедливо отмечает злободневность такого глубокого и детального изучения и освещения русско-славянских связей в свете сегодняшней политической и культурной разобщенности славянских народов и – как следствие – ослабевания межславянских связей и даже памяти о них.

В первый раздел сборника, получивший название «Восприятие творчества Лермонтова за рубежом и в современной России», были включены статьи обзорного характера, посвященные специфике бытования и рецепции произведений Лермонтова в различных славянских странах. В самом широком контексте рассматривает вопрос о восприятии Лермонтова в Польше А.В. Липатов, размышляя в целом об особенностях зарубежной рецепции русской литературы. Отдельные авторы – И.И. Калиганов, Ю.А. Созина, Б. Косанович, Д. Ристецки взяли на себя огромный труд проследить всю историю восприятия произведений русского поэта соответственно в Болгарии, Словении, Сербии, Македонии, начиная с самых первых переводов и до настоящего времени. Из этих статей особо хочется отметить работы Калиганова и Косановича, очень богатые по содержанию, выделяющие все основные научные материалы, выходившие в Болгарии и Сербии о творчестве Лермонтова, глубоко анализирующие процесс изменения отношения к русскому поэту в этих странах в разные периоды истории. При этом Калиганов даже разрабатывает собственную периодизацию развития лермонтоведения в Болгарии, несколько отличающуюся от принятой в болгарском литературоведении. Кроме того, в конце статьи автор приводит обширную библиографию переводов основных произведений Лермонтова на болгарский язык и изданий его собраний сочинений и избранных сочинений в Болгарии.

Другие исследователи, чьи статьи также вошли в первый раздел книги, подробно остановились в своих научных материалах на анализе рецепции произведений Лермонтова в определенные исторические периоды: Д. Блюмлова – в Чехии на рубеже XIX–XX вв., А.Г. Машкова – в Словакии в XIX – начале XX в., А. Элиаш – в Словакии в 1970-х–2010-х годах. Изучая эти статьи, сразу обращаешь внимание на то, насколько по-разному шел процесс освоения наследия Лермонтова отдельными славянскими народами. К примеру, поляки, чехи, сербы и хорваты уже в 1840-е годы начали переводить его стихотворения и повести, тогда как словаки, словенцы, болгары, македонцы стали знакомиться с ними лишь в 1860–1870-е годы. При этом далеко не всем народам (особенно это касается словаков) импонировала лермонтовская критика «немытой России», ведь именно с Россией они, страдающие от иноземного владычества, связывали свои надежды на освобождение. Этим можно объяснить их изначально настороженное отношение к русскому поэту. Еще одно из любопытных наблюдений исследователей заключается в том, что популярность Лермонтова в различных славянских странах резко возрастала в периоды общественных кризисов, скепсиса, разочарований, переоценки ценностей. Интересный взгляд ученоголингвиста на творчество Лермонтова демонстрирует статья Н.Е. Ананьевой, рассматривающей полонизмы, польские реалии и, в целом, факты обращения поэта к польской тематике. На фоне многочисленных исследований о восприятии Лермонтова в странах Центральной и Юго-Восточной Европы неожиданным и приятным дополнением являются включенные в данный раздел статьи, посвященные тенденциям в современном российском лермонтоведении и новым традициям лермонтовских чтений в России (Т.С. Милованова, С.Ю. Ахметдинова).

Второй раздел сборника «Произведения Лермонтова и других писателей: типологические и контактные связи» состоит из десяти статей, в каждой из которых, как следует из названия, рассматриваются параллели между произведениями Лермонтова и произведениями других славянских авторов. Так, необычное для российского и словенского литературоведения сравнение приводит в своей статье М.Л. Бершадская, анализируя типологическое сходство на уровне тематики, композиции, поэтики и образной структуры между поэмой «Крещение у Савицы» Ф. Прешерна и поэмой Лермонтова «Последний сын вольности». Сравнение это необычно потому, что творчество великого словенского поэта давно принято сопоставлять с творчеством А.С. Пушкина, и такая традиция укоренилась уже довольно глубоко, однако не менее плодотворным для изучения вопроса о своеобразии национальноисторических форм романтической поэмы оказывается и сравнение, которое приводится в данной статье. Рассуждая о лермонтовских героях, многие исследователи находят в славянских литературах родственные им явления: образы незаурядных личностей у Лермонтова сравниваются с подобными образами в словацкой поэзии (Н.В. Шведова); образы кавказцев в лермонтовской поэзии – с образами цыган у чешского поэта-романтика К.Г. Махи (А.В. Амелина); «печоринский» тип героя обнаруживается в ряде произведений словацкой литературы ХХ в. (Л.Ф. Широкова); образ русалки как героини литературы романтизма анализируется на примере произведений Лермонтова, Г. Гейне и М. Богдановича (С.Ф. Мусиенко). Особенности поэтики лермонтовских произведений, поднимаемые в его творчестве темы и проблемы становятся отправной точкой для сопоставительного анализа и рассуждений о связях, как контактных, так и типологических, с творчеством славянских писателей. Сквозь призму проблемы фатализма, столь значимой для творчества Лермонтова, рассматриваются произведения сербской литературы ХХ в. в статье С.Н. Мещерякова. Словенская исследовательница Н. Зайц сравнивает поэзию Лермонтова и поэзию С. Енко, акцентируя при этом внимание на проблеме лирического «я» у обоих поэтов. Творческие параллели и взаимосвязи между Лермонтовым и болгарским классиком И. Вазовым, к слову, много переводившим произведения русского поэта, находит в своей статье М.Г. Смольянинова. С точки зрения лермонтовских традиций и присутствия лермонтовского начала анализирует творчество Г. Сенкевича и А.К. Толстого Л.А. Мальцев, подчеркивающий несомненную перекличку романов «Огнем и мечом» и «Князь Серебряный» с «Песней про… купца Калашникова». Венчает эту часть книги статья И.Р. Монаховой, непосредственно погружающая читателя в лермонтовскую эпоху, в ее атмосферу, нравы и прекрасно иллюстрирующая ее цитатами из писем В.Г. Белинского. На примере от кликов Белинского на произведения Лермонтова особенно заметно, насколько творчество поэта было близко его современникам не только как образец высокой литературы, но и как выражение мыслей, чувств, воззрений их поколения.

Следующий раздел сборника составили статьи, в которых исследователи заострили свое внимание на двух вершинных творениях Лермонтова – поэме «Демон» и драме «Маскарад», каждое из которых почти на все славянские языки переводилось неоднократно. Рассматривая различные переводы «Демона» на чешский язык, начиная с самого первого, сделанного еще в 1863 г. Э. Ваврой, и оканчивая последним переводом М. Дворжака 2012 г., Н.К. Жакова прослеживает эволюцию восприятия зарубежными переводчиками и читателями этого произведения и его героев. Автор отмечает, как на язык перевода поэмы повлияли некоторые общие тенденции чешской поэзии (например отход от интонационных синтаксических знаков), а стремление сделать текст Лермонтова доступнее современному читателю нередко лишало перевод поэмы возвышенности и эмоционального накала. И.Н. Смирнова из нескольких переводов «Демона» на болгарский язык выбрала для анализа переводы Л. Любенова, Л. Стоянова и И. Вазова, придя к выводу о некотором упрощении образа Демона во всех трех случаях, об определенной болгаризации образных средств (олицетворения, метафор) и отдельных переводческих ошибках.

Что касается лермонтовской драматургии, то она находила путь к читателю и зрителю труднее и дольше всех других произведений. Драма «Маскарад» пользовалась наибольшей популярностью, но и ее начали переводить на славянские языки лишь в ХХ в. Среди статей, вошедших в сборник, три посвящены постановкам «Маскарада» на чешской и словацкой сценах (статьи И.А. Герчиковой, И. Райховой, М. Бабиака). Далеко не все рассматриваемые постановки были удачными, не всегда бравшиеся за пьесу режиссеры, а вслед за ними и публика, приходившая в театры, были достаточно подготовлены к произведению такой сложности и масштаба, как «Маскарад». Однако сам факт того, что в Чехии и Словакии в последнее десятилетие появилось несколько новых постановок «Маскарада», доказывает, что Лермонтов остается востребованным автором и его драматургия по-прежнему злободневна.

Интересным и нетривиальным композиционным решением стало вынесение обширной обобщающей статьи Л.Н. Будаговой «О специфике восприятия творчества М.Ю. Лермонтова западными и южными славянами» в особый раздел IV, озаглавленный строчкой из стихотворения поэта «Нет, я не Байрон, я – другой». Данная статья – это не просто некое заключение и обобщение всего вышесказанного, отнюдь не краткое резюме, которым порой принято завершать подобные научные сборники. В первую очередь, это интереснейшее индивидуальное исследование автора, в котором анализируется неоднозначный и асинхронный процесс восприятия творчества Лермонтова у славян, хронология и особые выявленные пристрастия различных народов к отдельным его произведениям. Рецепция Лермонтова, как объясняет Л.Н. Будагова, способствовала развитию и совершенствованию романтизма и реализма у славян, с одной стороны, привнеся в романтизм, склонный у них к героической эпике, субъективно-лирическое начало, а с другой – освободив реализм от рудиментов романтического стиля, усилив в нем критико-аналитическое начало. Опыт Лермонтова участвует и в развитии психологической прозы, в пробуждении интереса к образам «лишних», «странных» людей, чей индивидуализм начинает ассоциироваться с борьбой личности за духовную свободу, за право человека быть самим собой. Но главное – творчество русского поэта предвосхитило возникновение модернизма рубежа веков. Глубокий знаток славянского модерна, Л.Н. Будагова проводит любопытное сравнение «Героя нашего времени» Лермонтова и произведений модернизма на уровне композиции, образа главного героя, идейном уровне, приходя к выводу о том, что «уже нетрадиционностью своего романа Лермонтов стихийно соединяется с эпохой модернизма, взбунтовавшегося против общепризнанных канонов, а точнее – ее предвещает» (с. 365). Интересен также представленный в статье анализ знаменитого стихотворения Лермонтова «Из Гете», которое, вопреки сложившейся традиции, Л.Н. Будагова относит не к философско-элегической (решающей проблемы смерти и бессмертия), а в большей мере к жизнеутверждающей пейзажной лирике (создающей умиротворяющую картину вечера в горах). Заключительные строки «Подожди немного, / Отдохнешь и ты» она трактует как обещание усталому путнику не вечного успокоения в конце жизненного пути, а всего лишь приятного отдыха под домашним кровом.

Не случайно в название этого особого раздела была вынесена лермонтовская строчка, в которой он сравнивает себя с Байроном. Тема сравнения Лермонтова и великого английского поэта-романтика возникает и во многих статьях сборника. Байрон, наряду с немецкими романтиками, безусловно, был одним из первых, кто привлек внимание практически всех славянских поэтов–первопроходцев романтизма в своих странах. И явление «байронизма», естественно, не было чуждо и славянским романтикам (полякам Адаму Мицкевичу и Юлиушу Словацкому, чеху Карелу Гинеку Махе, черногорцу Петару Негошу, сербу Бранко Радичевичу, словенцам Матию Чопу и Станко Вразу). Но вот на что обращает свое внимание Л.Н. Будагова: пик востребованности Байрона в славянской среде приходится на 1820–1830-е годы, тогда как ближе к концу XIX в. все более значимым становится культ Лермонтова. В конце столетия уже сложно было найти славянских поэтов и писателей, которые бы увлекались Байроном – творчество Лермонтова буквально заслонило его собой. Горячими поклонниками Лермонтова были практически все самые крупные славянские литераторы того времени: чешские поэты Сватоплук Чех и Йозеф Сватоплук Махар, словацкий поэт и писатель Янко Есенский, словенец Симон Енко и многие-многие другие.

В заключение можно сказать, что в результате работы российских и зарубежных специалистов у нас появился еще один глубокий и масштабный труд, обращенный не только к научному сообществу, но и ко всем неравнодушным к творчеству Лермонтова, всем любителям русской литературы и интересующимся литературами зарубежными, в том числе славянскими. Труд, который прекрасно демонстрирует плодотворность русскославянских связей и то, как для других народов русская литература порой становилась образцом и стимулом для собственных усилий в создании своей высокой литературной культуры.