Везде
On the history of the publication of the book by V.N. Peretz «The tale of Igor’s campaign ‒ a monument of feudal Ukraine-Russia of the XII century»
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
On the history of the publication of the book by V.N. Peretz «The tale of Igor’s campaign ‒ a monument of feudal Ukraine-Russia of the XII century»
Annotation
PII
S0869544X0019024-9-1
DOI
10.31857/S0869544X0019024-9
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Lidia V. Sokolova 
Occupation: Leading Reseacher, Department of Ancient Russian Literature
Affiliation: The Institute of Russian Literature (Pushkinskyj Dom) of the Russian Academy of Sciences
Address: Saint Petersburg, Russian Federation
Edition
Issue 2
Pages
100-114
Abstract

The article is devoted to the history of the publication of the monograph by V. N. Peretz «The Tale of Igor’s Campaign – a monument of feudal Ukraine-Russia of the XII century: Introduction. Text. Comment» (Kiev, 1926). The author puts the question why a number of Russian publishing houses, including the publishing house of the Russian Academy of Sciences, refused to publish the book by V. N. Peretz, the professor at Petrograd (Leningrad) University, and why it was published in Ukraine translated into Ukrainian. The author substantiates the opinion that the reason was not in the abrasive relationship with the Permanent Secretary of the Russian Academy of Sciences, S. F. Oldenburg, but in the original views on the «The Tale of Igor’s Campaign» and its author set forth by V.N. Peretz.

Keywords
«The Tale of Igor’s Campaign», V.N. Peretz, the author of «The Tale of Igor’s Campaign», the biblical elements, folk poetry, Western European epic
Received
06.05.2022
Date of publication
11.05.2022
Number of purchasers
11
Views
198
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 Среди богатого научного наследия Владимира Николаевича Перетца важное место занимают работы по «Слову о полку Игореве». Главным трудом, вокруг которого группируются другие работы ученого, является книга, вышедшая в переводе на украинский язык в 1926 г. под заглавием «Слово о полку Iгоревiм – пам’ятка феодальної України-Руси XII вiку. Вступ. Текст. Коментар» [13]. В 2021 г. исполняется 95 лет со времени ее издания, и она до сих пор не утратила своего научного значения, поскольку стоит в ряду монографий, знаменующих собой существенные этапы в истории изучения «Слова о полку Игореве». Во вступительной заметке «От автора» В.Н. Перетц отмечает итоговый, обобщающий характер этой книги, сообщая, что в основе ее лежат прочитанные им в Киевском, Петроградском и Самарском университетах лекции по «Слову» и многолетние исследования стиля древнерусских памятников письменности. Книга посвящена учителю Перетца – академику Алексею Ивановичу Соболевскому, чьи лекции и беседы вдохновляли ученого в работе над книгой, кому он писал письма на протяжении длительного времени, у кого просил совета или помощи1.
1. В письме А.И. Соболевскому от 6 ноября 1925 г. Перетц пишет: «А теперь уж позвольте украсить Вашим именем мою книгу о “Слове о полку Игореве“, которую я задумал и писал, всегда имея в виду Ваши лекции и беседы на эту тему, вдохновившие меня. Дело в том, что уже 1-й лист с посвящением напечатан и уж позвольте его не перепечатывать! Я только ожидал его ‒ а он уже готов. Простите за смелость и не отриньте» (РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Д. 290. Л. 59об.).
2 В том, что книга Перетца была издана в Киеве, казалось бы, нет ничего удивительного. В.Н. Перетц был тесно связан с Украиной. После окончания Санкт-Петербургского университета и семи лет работы в нем в качестве приват-доцента, В.Н. Перетц более 10 лет (1903–1914 гг.) был профессором кафедры русского языка и словесности Киевского университета, где в 1907 г. создал знаменитый «Семинарий русской филологии», действовавший там до 1914 г., до переезда ученого в Петербург. В 1919 г. Перетц, уже будучи академиком Российской академии наук, был избран действительным членом Украинской академии наук, в составе которой в 1927 г. стал председателем Комиссии древней украинской письменности. Он также являлся главой филологической секции Украинского научного общества.2 Украиноведческая проблематика занимала значительное место в творческой и научной деятельности ученого3. И тем не менее, возникает вопрос, почему книга академика В.Н. Перетца по «Слову о полку Игореве», написанная на русском языке профессором Петроградского государственного университета, была издана в Киеве в переводе на украинский язык.
2. О научной карьере В.Н. Перетца в контексте общественно-политической жизни Киева см. [16].

3. Оказавшись в Киеве, В.Н. Перетц увлекся украинофильством, одним из первых он публично выступил в 1906 г. в киевской прессе с проектом открытия в университетах Украины кафедр украинской истории, литературы, языка, этнографии, обычного права [7]. И впоследствии он неоднократно писал в своих статьях о путях дальнейшего изучения истории украинской письменности [22]. По словам М.А. Робинсона, недоброжелатели причисляли Перетца к «суперукраинцам». Так, Ю.А. Яворский в письме к М.Н. Сперанскому от 7 ноября 1910 г. писал о «кадето-“украинском” блоке» на историко-филологическом факультете Киевского университета «с обер-украинцем Перетцом во главе» [15. С. 298]. Однако «анализ писем Перетца полностью снимает с ученого подозрения в сочувствии украинскому сепаратизму. Он сам характеризовал свои политические взгляды как “левые”, именно эти убеждения вызывали у него сочувствие к стремлению украинских ученых исследовать историю, язык, литературу и культуру своей родины. Но при этом Перетц не принимал и осуждал украинских коллег за их национализм, за то, что они привносят его в область научных исследований, к тому же зачастую при слабой филологической подготовке» [15. С. 286].
3 Экземпляр книги на русском языке хранится в Рукописном отделе Пушкинского Дома в составе архива Варвары-Павловны Адриановой-Перетц (фонд 726)4. Правда, это не тот экземпляр, с которого осуществлялось издание, поскольку в машинописи не впечатаны фрагменты, которые должны были быть переданы латиницей. По всей вероятности, экземпляр книги, с которого делался перевод на украинский язык хранится в архиве Украинской академии наук5.
4. Машинопись текста книги на русском языке хранилась в личном архиве В.П. Адриановой-Перетц, который после ее смерти в 1972 г. был передан в Рукописный отдел Пушкинского Дома. Фонд В.П. Адриановой-Перетц не описан.

5. В Киеве хранят память о В.Н. Перетце. В 2010 г., к 140-летию В.Н. Перетца, почта Украины выпустила памятный конверт с фотографией ученого и указанием дат его жизни; 8 февраля 2013 г. по инициативе украинского исследователя жизни В.Н. Перетца Артура Рудзицкого на здании Института филологии Киевского Национального университета им. Тараса Шевченко была установлена памятная доска академику Перетцу с барельефным портретом и надписью: «У 1903‒1914 роках на iсторико-фiлологiчному факультетi Київського унiверситету працював Володимир Миколайович Перетц (1870‒1935) ‒ видатний учений-славiст, академiк Петербурзької та Української АН» (скульпторы О. Сидорук и Б. Крылов); информацию об открытии памятной доски с ее изображением см. на сайте филологического факультета СПбГУ [6]; в 2020 г. к 150-летию ученого по инициативе того же Артура Рудзицкого Национальный Банк Украины выпустил памятную монету «150 лет академику В.Н. Перетцу».
4 В русском авторском тексте книга называется «Слово о полку Игореве – памятник феодальной Руси XII века. Вступление. Текст. Комментарий». Украинские издатели книги изменили название, озаглавив ее «Слово о полку Iгоревiм – пам’ятка феодальної України-Руси XII вiку. Вступ. Текст. Коментар» (курсив мой. – Л.С.).
5 Во вступительной заметке «От автора», датированной 15 сентября 1925 г., В.Н. Перетц пишет в русскоязычном тексте6: «Два года тому назад я уже предлагал эту книгу для печати ряду издательств, но безуспешно. Российская Академия Наук определила напечатать ее как юбилейное издание к 200-летию Академии7, но за отсутствием средств это постановление не могло быть осуществлено. Понятно, почему автор этой книги особенно рад выразить свою признательность издательству “Academia”, давшему возможность труду многих лет увидеть наконец свет» (с. 4) (курсив мой. – Л.С.). Но и в издательстве «Academia»8 книга В.Н. Перетца не была опубликована. В изданной на украинском языке книге процитированный фрагмент несколько изменен. Во-первых, здесь автор благодарит, разумеется, уже не издательство «Academia», а Украинскую академию наук, которая издала книгу в серии «Збiрник iсторично-фiлологiчного вiддiлу». Во-вторых, здесь уже не сообщается, что обещанное юбилейное издание книги в связи с 200-летием Российской академии наук не было осуществлено из-за недостатка средств. Вместо этого сказано иначе: «Та не знаю вже чому, цю постанову не здiйснено» («И не знаю уж, почему это постановление не осуществлено») [13. С. VI].
6. Здесь и далее при цитировании монографии по русскому авторскому тексту В.Н. Перетца страницы указываются в тексте в скобках.

7. 200-летие Российской академии наук отмечалось в 1925 г. Сама академия получила в подарок новый статус высшего научного учреждения при правительстве СССР, вдвое увеличенный бюджет и новое имя ‒ Академия наук СССР. Праздничные торжества шли в Москве и Ленинграде десять дней – с 5 по 14 сентября. О том, какие сложности и перипетии сопровождали подготовку к юбилею (особенно в связи с приглашением иностранных ученых), см. [20].

8. Книжное издательство Петербургского философского общества при университете, существовавшее в 1921–1937 гг. В этом издательстве ранее был издан «Краткий очерк методологии истории русской литературы» В.Н. Перетца (1922) [9], а также сборник статей о старинном театре под редакцией В.Н. Перетца (1923) [21].
6 Из писем В.Н. Перетца ясно, что его монография действительно была включена Общим собранием АН (по представлению ОРЯС) в число юбилейных изданий Академии наук, но Юбилейная комиссия, в которую входили, по словам В.Н. Перетца, в частности, С.Ф. Ольденбург9, В.А. Стеклов10, А.Е. Ферсман11, в план редподготовки книгу не включила12. Отчаявшись издать книгу в России, В.Н. Перетц принял предложение Украинской академии наук опубликовать его книгу на украинском языке, отлично понимая, что это «сузит круг читателей»13.
9. Сергей Федорович Ольденбург (1863–1934), русский и советский востоковед, один из основателей русской индологической школы, академик РАН (1903), АН СССР (1925), Всеукраинской академии наук (1925). Непременный секретарь Академии наук (1904‒1929 гг.).

10. Владимир Андреевич Стеклов (1863/1864–1926), математик, академик Петербургской АН (1912), РАН (1917), АН СССР (1925). Вице-президент АН СССР (1919–1926 гг.).

11. Александр Евгеньевич Ферсман (1883–1945), российский и советский минералог, кристаллограф, геохимик, профессор, академик РАН (1919). Вице-президент АН СССР (1926–1929 гг.).

12. 10 января 1924 г. Перетц сообщает в письме Соболевскому, что его книга включена в число юбилейных изданий: «Я все копошусь среди вопросов Сл[ова] о п[олку] Иг[ореве]. Книга моя в печать не идет: нет издателей, ‒ а тем временем пухнет помаленьку, обрастая новыми данными для объяснения текста. Комментарий вырос до 10 листов, да прочее – около 8! Общ[ее] Собр[ание] по представлению Отделения включило эту книгу в круг “юбилейных изданий” Академии. Но Истрин уверяет, что Юбилейная комиссия (=Ольд[енбург] + Стекл[ов] + Ферсм[ан]) надуют. Это – не исключается, ибо к сочинениям гуманитаров отношение определенно-недружелюбное» (РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Д. 290. Л. 47–47об.). А из письма Перетца академику М.Н. Сперанскому от 26 марта 1925 г. уже ясно, что книга его исключена из списка юбилейных изданий: «С горя взялся снова за “Слово”, пересматриваю и помаленьку переписываю в надежде, что вот – явится благая весть, что кто-нибудь возьмется издать такую несовременную штуку» (СПбФ АРАН. Ф. 172. Оп. 1. Д. 226. Л. 75об.).

13. В письме А.И. Соболевскому от 7 августа 1925 г. Перетц пишет: «Да – еще: неудостоенное гг. Ольд[енбургом] и Кº печати мое “Слово” предлагает напечатать Ук[раинская] Акад[емия] Н[аук]. Попробую сговориться. Только они по уставу печатают все по-украински, а это сузит круг читателей!» (РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Д. 290. Л. 52–52об.).
7 В Заключительном слове («Кiнцеве слово») изданной книги Владимир Николаевич еще раз сообщает, что эту книгу автор написал по-русски, поскольку имел намерение издать ее в Ленинграде, и что благодаря историко-филологическому отделению Украинской академии наук повезло издать эту книгу в Киеве. При этом уточняет: «Рiч зрозумiлива, друковати випадало його вже не инакшою якою мовою, тiльки українською» [13. С. 353]. Здесь же он пишет, что книгу перевели очень быстро («дуже швидко»). И действительно: 7 августа 1925 г. В.Н. Перетц сообщает в письме А.И. Соболевскому о предложении Украинской АН напечатать книгу, 15 сентября 1925 г. датировано предисловие к книге, а в ноябре 1925 г. книга уже печаталась. В приведенном ранее письме А.И. Соболевскому от 6 ноября 1925 г. Перетц сообщает, что «1-й лист с посвящением напечатан» (см. примеч. 1), а в письме ему же от 4 декабря 1925 г. пишет, что набрано уже пять листов (см. примеч. 14). 20 февраля 1926 г. датировано заключительное слово автора.
8 Переводом В.Н. Перетц был недоволен14 и обратился к своим киевским коллегам, академикам А.Е. Крымскому15 и С.А. Ефремову16, с просьбой просмотреть перевод и, по возможности, исправить. В Заключительном слове В.Н. Перетц выражает благодарность переводчику П.Г. Иванцу («Иванцевi»), который «як-найкраще» выполнил свое очень и очень нелегкое задание, а также двум академикам, консультировавшим переводчика в сомнительных местах. Здесь же сообщается, что корректуры, ввиду отсутствия автора в Киеве, читал ученик и друг В.Н. Перетца, профессор Киевского университета С.И. Маслов.
14. В письме А.И. Соболевскому от 4 декабря 1925 г. В.Н. Перетц пишет: «Моего “Слова” набрано 5 листов, но перевод удивительный. Я бы предпочел “галицкий”, чем эти “даремнiсiнький, певнiсiнький, недавнечко” и т. п. сентиментальности. Просил Аг[афангела] Еф[имовича] просмотреть, – он обещал» (СПбФ АРАН. Ф. 172. Оп. 1. Д. 226. Л. 75об.).

15. Крымский Агафáнгел Ефимович (1871‒1942), историк, переводчик, востоковед широкого диапазона. В 1918 г. стал академиком и одним из учредителей Украинской академии наук. Впоследствии в течение ряда лет занимал должность непременного секретаря УАН. С 1921 г. возглавлял Институт украинского научного языка ВУАН.

16. Ефремов Сергей Александрович (1876‒1939), критик и литературовед, историк литературы, публицист, активный участник украинского национального движения. В 1919 г. был избран действительным членом УАН и занял должность секретаря историко-филологического отделения. В 1922 г. избран вице-президентом ВУАН, в которой возглавлял ряд комиссий.
9 Л.Т. Белецкий, перечисляя в некрологе В.Н. Перетца его наиболее важные работы, на первое место поставил книгу «Слово о полку Игореве – пам’ятка феодальної України-Руси XII вiку», охарактеризовав ее так (процитирую в переводе с украинского): «Это труд такой высокой научной квалификации, что на долгое время займет одно из выдающихся мест в истории изучения этого памятника» (цит. по [24]).
10 Так почему же книгу профессора Ленинградского государственного университета, академика двух Академий ‒ Российской и Украинской ‒ отказались печатать в Ленинграде несколько издательств? Почему не было исполнено официальное решение Российской академии наук опубликовать книгу академика Перетца к 200-летию Академии наук?
11 Можно предположить, что одна из причин этого – непростые отношения В.Н. Перетца с академическим начальством. Как показал М.А. Робинсон в статье «Академик В.Н. Перетц – ученик и учитель» [15. С. 221–222],17 у Владимира Николаевича были сложные отношения с непременным секретарем АН академиком С.Ф. Ольденбургом. Владимир Николаевич, внук декабриста Григория Абрамовича Перетца (о котором в сотрудничестве с братом ученый написал книгу [14]), со студенческих лет отличался, по словам В.П. Адриановой-Перетц, «неблагонадежностью» [1. С. 213]. Откровенная оппозиционность Перетца сильно раздражала не только представителей власти, но и идейно близких к ней коллег ученого.
17. О научных и политических взглядах В.Н. Перетца см. также [17].
12 Из-за плохих отношений с Ольденбургом у Перетца была сложность с опубликованием и другой работы – составленным и подготовленным им к печати сборником статей к 70-летию его учителя А.И. Соболевского [18]. В.Н. Перетц придавал делу издания сборника большое значение, поэтому всячески старался ускорить дело. Препятствием в деле выпуска издания в свет оказался непременный секретарь Академии наук С.Ф. Ольденбург, сыгравший, по словам М.А. Робинсона, заметную роль в уничтожении самостоятельности ОРЯС, прекратившего свое существование в 1927 г. [15. С. 221]. Поведение Ольденбурга в связи с изданием сборника в честь А.И. Соболевского Перетц называл в письмах коллегам и самому юбиляру «самодурством», а самого Ольденбурга «нашим диктатором»18. «Сразу же после выхода сборника Ольденбург позволил себе публичные высказывания, в которых называл участников сборника контрреволюционерами и врагами народа. Подобное поведение Перетц оценил как “гнусность”. Тем не менее, сборник увидел свет, и в нем приняли участие почти полтора десятка учеников Перетца, участвовавших в разное время в его Семинарии» [15. С. 223]19. Вероятно, В.Н. Перетц не мог рассчитывать и на должную поддержку В.М. Истрина, занимавшего после смерти А.А. Шахматова (с 1920 по 1930 г.) должность председателя Отделения русского языка и словесности РАН20.
18. 30 декабря 1927 г. Перетц сетовал в письме Соболевскому: «Мне очень горько и обидно, что из-за какой-то нелепой дипломатии Ольд[енбург] не выпускает Сборника, издаваемого в Вашу честь: уже 2 октября (1927 г. – Л.С.) я подписал к печати последнюю корректуру и до с[ей] пор[ы] не могу добиться, чтобы его подписал к выпуску в свет наш диктатор». В апреле по Академии поползли тревожные слухи, о которых Перетц тут же сообщил М.Н. Сперанскому: «Слышал […], что будто бы Ольд[енбург] вообще не хочет выпускать в свет сборник Соболевского. Я не знаю, как бороться с этим самодурством» (см. [15. С. 222]).

19. Подробнее о сложностях «ненаучного характера» при подготовке к публикации сборника в честь А.И. Соболевского см. [15. С. 220–223].

20. К январю 1923 г. отношения В.Н. Перетца с В.М. Истриным, по словам М.А. Робинсона, «основательно испортились», см. об этом [15. С. 217–219; 232, примеч. 150].
13 Отказавшись публиковать многолетний труд ученого по «Слову о полку Игореве», издательство Академии наук СССР в качестве компенсации в 1926 г. выпустило в свет другую его книгу [8]21 – отдельным оттиском были изданы четыре научные работы, опубликованные ранее в Известиях ОРЯС за 1924–1926 гг. (тт. XXVIII–XXX)22.
21. На обороте титула читаем: «Напечатано по распоряжению Академии наук СССР. Апрель 1926 г. Непременный Секретарь, академик С. Ольденбург».

22. 21 июля 1926 г. В.Н. Перетц пишет А.И. Соболевскому: «Посылаю вам через Н.К. Гудзия мое новое издание – сб[орник] статей “К изучению Сл[ова] о п[олку] Иг[ореве]”, печатавшихся в Известиях ОРЯ и Сл[овесности]. Это, собственно, приложения к большой книге о “Сл[ове]”, которые я, потеряв надежду на ее осуществление в целом виде, отделал и сдал в Изв[естия]» (РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Д. 290. Л. 68). А в Предисловии к книге Перетц написал (цитирую по русскому оригиналу): «Недостаток места лишил меня возможности поместить в этой книге приложения, которые я считал полезными, именно: обзор новейшей литературы о “Слове”, рассмотрение вопроса об отношении его к библейским книгам и “Истории Иудейской войны” Иосифа Флавия, а также анализ элементов поэтического языка “Слова” по сравнению с народной песней XVII–XIX вв. Эти этюды печатаются в другом месте – (Изв[естиях] Отд[еления] Р[усского] Я[зыка] и Сл[овесности] Росс[ийской] Академии Наук» (с. 4).
14 Но, видимо, дело было не только в личных отношениях В.Н. Перетца с академическим начальством. Рискну предположить, что отказ ряда издательств, в том числе издательства Академии наук, опубликовать монографию Перетца «Слово о полку Игореве: Памятник феодальной Руси XII века» объясняется, прежде всего, ее содержанием. Сам Владимир Николаевич в письме М.Н. Сперанскому охарактеризовал свою книгу как «несовременную штуку» (см. примеч. 12), а в предисловии «От автора» написал: «Читатель заметит, что эта книга, хотя и тесно связанная с научною традициею в изучении “Слова”, – порою резко выступает за пределы этой традиции (курсив мой. – Л.С.). Ряд вопросов ставится и отчасти разрешается мною по-новому. Так, я предлагаю данные для нового, не традиционного освещения социальной среды, в которой создавалось “Слово”; затем – сделана попытка хотя бы схематически наметить историю текста “Слова”; далее, предложено новое решение вопроса об отношении “Слова” к устной песенной традиции, ранее решавшегося в народнически-сентиментальном освещении. Мною пересмотрен текст “Слова”, внесены некоторые поправки, базируясь на данных древнерусской лексикологии и палеографии, а также на работах в этой области моих предшественников. Все сколько-нибудь приемлемые конъектуры я указываю в комментарии, минуя лишь явно фантастические23. Наконец, я счел необходимым значительно расширить – по сравнению с предшествующей литературой о “Слове” – круг стилистических параллелей, ибо до последнего времени стиль “Слова” лишь отчасти привлекал к себе внимание ученых. А между тем здесь, в изучении стилистики “Слова”, его соотношений с современной ему и последующей литературой, – лежит ключ и к пониманию его как продукта словесного искусства древней Руси, и к оценке его соотношений с “народной” поэзией» (с. 3).
23. Очень важно, что все конъектуры, вносимые в текст памятника, имеют в подстрочном аппарате указание на авторов предложенных чтений. Л.А. Дмитриев пишет по этому поводу: «Такого рода отметки характеризуют не только научную щепетильность и добросовестность исследователя, но и дают наглядное представление об истории текстологии “Слова”. Можно только сожалеть, что в последующих изданиях этот принцип не соблюдался с такой педантичностью, как в книге В.Н. Перетца: исправления […] отмечались, но авторство таких исправлений не обозначалось» (см. [3. С. 345–346]).
15 Что же насторожило издателей и, вероятно, рецензентов в монографии Владимира Николаевича Перетца?
16 Книга включает историко-литературоведческий очерк, озаглавленный «Вступление», текст памятника в двух видах (один ‒ древнерусский текст в прочтении Перетца, второй ‒ реконструированный ученым на начало XV в.) и свод комментариев к нему.
17 В 1976 г., к 50-летию издания монографии Перетца, Л.А. Дмитриев опубликовал статью, в которой довольно подробно охарактеризовал книгу [3], в том числе он отметил, что свод комментариев к тексту представляет собой итог многолетнего труда и занимает 2/3 объема книги. Приводимые здесь лексические и стилистические параллели к тексту «Слова», обнаруженные предшественниками Перетца и им самим, наглядно показывают, что «Слово» тысячами нитей связано со многими произведениями предшествующей и современной ему литературы. Не случайно книга Перетца была названа в рецензии Г.А. Ильинского «давно желанной» энциклопедией «Слова», которая «будет долго служить незаменимым справочным пособием не только по вопросам, касающимся самого “Слова” и его текста, но и по многим другим, более или менее смежным проблемам и памятникам древнерусского книжного и устного творчества» [5. С. 649‒650])24.
24. Рецензии на книгу В.Н. Перетца, написанные Н.К. Гудзием, Г.А. Ильинским, М.Н. Марковским, В.Ф. Ржигой, С.В. Розановым, М.Н. Сперанским, указаны Л. А. Дмитриевым (см. [4. С. 86]).
18 Прекрасный свод комментариев отодвинул на второй план исследовательскую часть, занимающую одну треть книги, но озаглавленную скромно «Вступление». А между тем этот раздел книги, состоящий из 12 параграфов, несмотря на свой сжатый характер, является обобщением многолетних занятий ученого «Словом о полку Игореве» и отражает состояние науки о «Слове» в 20-е годы XX в.
19 Перетц рассматривает здесь целый ряд вопросов литературной истории памятника. Кроме вопросов текстологии «Слова о полку Игореве», истории открытия рукописи, датировки Мусин-Пушкинского сборника, точности воспроизведения древнерусского текста в первом издании и Екатерининской копии, вопроса о рукописной традиции памятника в древности – в этом «Вступлении» Перетц изложил свое представление о среде, в которой возникло «Слово о полку Игореве», о личности автора и тех источниках, которыми он пользовался, о языческих элементах в «Слове о полку Игореве», а также о связи «Слова» с западноевропейским средневековым эпосом. Можно предположить, что именно эта часть книги вызвала сомнения по поводу ее издания.
20 По мнению Перетца, «Слово о полку Игореве» – продукт определенной исторической эпохи и определенной среды, а именно того верхнего, господствовавшего класса, к которому принадлежали и герои «Слова», и, по мнению Перетца, его автор. Ученый пишет о совершенно безосновательной идеализации Древней Руси, основанной на славянофильской традиции, о попытках изображения князей «рыцарями без страха и упрека»25. А между тем «Слово» может быть понято и истолковано – уверен Перетц – лишь при отсутствии такой идеализации. Приведя многочисленные свидетельства летописей об истинных целях княжеских походов и междоусобных войн, исследователь заключает: «Картина феодальной Руси развертывается перед нами во всей ее неприглядности, и, зная летопись, мы не склонны более идеализировать эту Русь, в силу неизбежных исторических условий существования и экономических условий стоявшую еще ниже в культурном отношении, чем средневековая феодальная Западная Европа в XII в.» (с. 29)26. «“Слово о полку Игореве” в обстановке этой жизни является как бы светлым, прохладным оазисом среди затянутой кровавым туманом пустыни. […] Оно свидетельствует о силе и высоте человеческого духа, способного к художественному творчеству даже в самые темные периоды жизни человечества, даже в самые тяжкие годы для сознательного, мыслящего человека» (с. 30). Но Перетц не склонен был идеализировать и автора «Слова», его социальную позицию. Ему, по мнению ученого, были ближе всего интересы своего круга, интересы князей, а не народной массы.
25. Этому посвящен § 1 Вступления – «Феодальная Русь XI–XIII вв.», с. 5–30 (в изданном варианте с. 3–21). В изданном варианте этот параграф озаглавлен «Феодальна Україна-Русь XI–XIII вв.».

26. Причину этого В.Н. Перетц видел в господстве натурального хозяйства, препятствовавшего централизации Руси.
21 Кем же был, по его мнению, автор «Слова»?27 Рассмотрев разнообразные точки зрения, Перетц присоединился к мнению Д.И. Иловайского, который в статье 1859 г. стремился доказать существование в Древней Руси придворной, княжеской поэзии – обычного явления в средневековой Европе, современной «Слову». Эти выводы Иловайского, к которым присоединился ряд ученых, в том числе В.Я. Стоюнин, Н.М. Павлов (Бицын), Е.В. Барсов, Р. Абихт, – по словам Перетца, неудивительны; «удивительнее то, – пишет он, – как у нас, с легкой руки Буслаева, долго и много носились с якобы “народным” происхождением “Слова”, когда каждое выражение его указывает на культурную среду» (курсив мой. – Л.С.). Присоединяясь к мнению об авторе «Слова» как о придворном поэте, Перетц пишет: «Действительно, круг интересов, затрагиваемых “Сл[овом]”, мог занимать главнейшим образом князей и их дружину; их воспевал, к ним обращался автор, входя в мельчайшие детали их взаимоотношений и интересов» (с. 70).
27. Этому посвящен § 8 Вступления – «Автор “Слова”», с. 65–71 (в изданном варианте с. 52–56).
22 Автор Слова, по его мнению, принадлежал к числу начитанных людей своего времени, на что указывают разнообразные совпадения «Слова» с современными ему литературными произведениями. Высказывая эту мысль, ученый отсылает к своему комментарию, в котором приведены все возможные замеченные учеными параллели, а также некоторые новые, выявленные самим автором книги (с. 69). Эти параллели подтверждают связи «Слова» с литературной традицией.
23 Вместе с тем исследователь охарактеризовал как «неотразимый аргумент» «факт действительного совпадения стилистических элементов “Слова” с таковыми же в живой народной песне» (с. 81‒82). Но совпадения эти, как он считал, должны объясняться иначе28. «Рассматривая дело по существу, не останавливаясь на случайных фактах сходства “Слова” ‒ то с северными ‒ великорусскими, то с южными ‒ украинскими песнями, мы придем тотчас же к вопросу: что мы знаем о народной поэзии XI‒XII вв. […] Пора сознаться, что народной поэзии времен “Слова” мы не знаем и что все операции сравнений его с записями песен XVIII и XIX вв. с целью доказать зависимость “Слова” от народной поэзии XII века ‒ являются крупной методологической ошибкой» (с. 82). По мнению В.Н. Перетца, «героический эпос, ранее творившийся и певшийся при дворах князей и знати, опустился в народную среду уже в XVIII в., когда им перестали интересоваться верхи общества. […] Не из народного вертепа сложилась богатая и разнообразная школьная драма на Украине в XVII и XVIII в., а наоборот, она оплодотворила народное творчество и вызвала упрощенное, по сравнению со школьным театром, доступным немногим, вертепное действо, ставшее любимой народной забавой. Думы ‒ также продукт этого движения литературных форм и приемов сверху вниз, а не наоборот» (с. 84). Доказательство этого В.Н. Перетц видел в следующем: «если мы присмотримся к обычному процессу, наблюдаемому и в народном быту, и в народной словесности, то заметим постепенное передвижение и предметов, и сюжетов, и элементов словесного творчества по направлению от более культурных ‒ в менее культурные, но постепенно приобщающиеся к высшей культуре, слои» (с. 85). И заключил: «На основании всех изложенных соображений мы, видя сходство в деталях “Слова” с народной песней поздней эпохи, можем говорить лишь о более или менее устойчивом сохранении народной устной традицией элементов древней эпической традиции XII в., а отнюдь не наоборот» (с. 86).
28. См. § 10 – «“Слово” и народная словесность», с. 76–86 (в изданном варианте с. 61–68).
24 По словам Л.А. Дмитриева, «для научных построений В.Н. Перетца было характерно преувеличение влияния книжной традиции на устную, что дало основание критикам29 усмотреть в его концепции отражение теории аристократического происхождения фольклора, сторонником которой он никогда не был» [3. С. 348].
29. Л.А. Дмитриев в примечании ссылается на следующие работы [19. C. 85; 2. C. 286–293].
25 С влиянием народной поэзии на «Слово» связывали, ‒ пишет Перетц, ‒ мнимое язычество его автора. Однако, по мнению ученого, было бы «большою натяжкою […] допускать, что в конце XII века, спустя два столетия по принятии христианства верхний класс общества сохранял еще веру в древних богов» (с. 88). Исследователь склоняется к мнению «об искусственном, риторическом употреблении автором “Слова” имен языческих богов, с которыми уже не соединялось для него и его читателей никаких представлений как о демонах или нечистой силе, непримиримой с христианским мировоззрением» (с. 97). При этом он присоединился к взгляду Е.В. Аничкова, что языческие боги, упомянутые в «Слове», представлялись культурным людям XII в. родоначальниками, отдаленными предками, некогда обожествленными потомством, еще не познавшим света истинной веры (с. 97, 99)30.
30. См. § 11 – «Языческие боги в “Слове”», с. 86‒101 (в изданном варианте с. 69‒80).
26 В заключительном разделе Вступления Перетц рассмотрел проблему «“Слово” и западноевропейский эпос»31. Подводя итоги изложенным наблюдениям ученых по этому поводу, он констатировал, что вопрос об отношении «Слова» к памятникам западноевропейского эпоса далеко не решен, но пути к решению его уже намечены. Свою точку зрения Перетц сформулировал четко: «Что бы мы ни говорили о “самобытности” творчества древнерусских писателей домонгольского периода, – факты красноречиво говорят о сильной подражательности их творчества. И если в области создания поучений, летописи, посланий наши авторы щедрою рукою черпали из памятников византийской письменности, известной в болгарских и русских переводах, то почему автор “Сл[ова]” и, м[ожет] б[ыть], его предшественники могли устоять и не воспроизвести в своем творчестве элементы, без сомнения, известные ему из пения и сказывания западных и северных представителей германского мира, особенно последних, так как связи со Скандинавией еще много спустя после “призвания варягов” были сильны и прочны […]. Древнейшие русские летописи содержат живые следы общения с западным миром, в частности со Скандинавией, и заключают в себе отголоски несомненного древне-северного эпоса [...]» (с. 109). «Связи с Западом – до Франции включительно, дают возможность предполагать наличность не только военных и брачных или торговых сношений, но и культурных в широком смысле слова. И тогда не будет казаться невероятным участие феодальной Руси в совместном эпическом творчестве с остальными европейскими народами XI–XII вв.» (с. 109).
31. См. § 12, с. 101–107 (в изданном варианте с. 81–87).
27 И все же в заключение ученый замечает: «Но решение вопроса переходит грань ведения русского филолога. Здесь необходимо сотрудничество германистов и романистов. Равнодушием последних к “Сл[ову]” и объясняется то, что отношение его к европейской поэзии остается до сих пор невыясненным» (с. 109).
28 В.Н. Перетц написал несколько статей, посвященных проблеме соотношения текста «Слова о полку Игореве» с текстами библейских книг [10. С. 55–75; 11; 12]. В монографии он кратко говорит об этом в разделе, посвященном автору «Слова»: «Если мы всмотримся в текст “Сл[ова]”, то сразу заметим, что оно […] очень далеко от типичных назидательных и торжественных похвальных “слов” русско-византийской старины». «Сразу видно, – пишет ученый, – что автор был далек от интересов церковной письменности своего времени, ибо хоть и можно указать кое-какие случайные реминисценции, напоминающие библейскую речь (об этом см. особо), однако мы не находим самой характерной черты книжника XII века – в “Слове” нет ни одной цитаты из Священного Писания, тогда как, например, Владимир Мономах переполнил свои послания этим элементом, а Моление Даниила (Заточника. ‒ Л.С.) сверх границ ими насыщено, как и слова проповедников – епископа Луки, Феодосия, Илариона» (с. 67–68). В комментарии к тексту Перетц привел большое число лексических и стилистических параллелей к тексту «Слова» из древнейших славяно-русских переводных библейских книг. Как он отметил, более заметны точки соприкосновения «Слова» с Псалтирью, Паремейником и Апокалипсисом; «это и понятно: книги поэтического содержания со своим всем складом речи более врезывались в память читавших и слушавших, особенно когда их изречения были изложены образно» [10. С. 74]. Далеко не все обнаруженные В.Н. Перетцем параллели убедительны, как отмечали исследователи «Слова», но, тем не менее, нельзя не видеть явных совпадений между отдельными образами «Слова» и текстами древних переводов библейских книг. При этом Перетц подчеркивал, что можно сравнивать «Слово» только с теми библейскими текстами, время бытования которых на Руси можно соотносить со временем создания «Слова»32. В статье 1924 г. «“Слово” и Библия» В.Н. Перетц, предваряя приведенные им параллели, замечает: «При дальнейшем сравнении – выбираем материал как стилистический, так и словарный; может быть, некоторые сближения покажутся излишними по своей мелочности; но полагаем, что лучше дать лишнее, нежели случайно опустить что-либо, могущее оказаться полезным в том или ином отношении» [10. С. 58] (курсив мой. ‒ Л.С.). Позднее, в 1930 г., подытоживая свои наблюдения над выявленными им стилистическими и лексическими параллелями «Слова» и библейских книг, В.Н. Перетц пишет: «Теперь для меня ясно, что кроме библейской лексики, кроме отдельных случайных художественных образов, кроме отражения библейских воззрений и верований (в небесные знамения и сны. – Л.С.) ‒ в “Слове” нашли себе место и другие библейские мотивы, которые по своему содержанию были в том или ином отношении близки творчеству автора “Слова”. Ряд словесных формул, употребленных в “Слове” наподобие библейских […] не оставляют места сомнению в том, что автор “Слова” творил в пределах стиля, данного определенной литературной традицией, притом традицией, коренящейся в библейской письменности» [11. С. 307‒308]. Замечу, что Перетц, отмечая лексические и образные параллели «Слова» и Библии, был далек от того, чтобы объявлять «Слово» религиозно-назидательным произведением, как это делают некоторые современные исследователи, и подчеркивал, что в «Слове» нет ни одной цитаты из Священного Писания.
32. Этот принцип игнорирует А.Н. Ужанков [23], сопоставляя «Слово» с Книгой пророка Иеремии, которая не была переведена в древний период, ее перевод (глав 1–25, 46–51) был осуществлен лишь в 1499 г., в составе Геннадиевской Библии.
29 Итак, высказанные в книге В.Н. Перетца мысли по поводу некоторых проблем изучения «Слова о полку Игореве» действительно были «несовременными». Это касалось и нетрадиционного освещения социальной среды, в которой создавалось «Слово» (утверждение о том, что Русь XII в. стояла еще ниже в культурном отношении, чем средневековая феодальная Западная Европа в XII в.), и характеристики автора «Слова» (которому, как представителю верхнего, господствующего класса, были ближе всего интересы своего круга, интересы князей, а не народной массы). «Несовременными», или несвоевременными, были и утверждения о том, что стилистические совпадения «Слова» с народной поэзией не должны объясняться влиянием народной поэзии на «Слово». Явно не отвечал новым тенденциям в представлениях о русской культуре и тезис о «сильной подражательности» творчества древнерусских писателей западноевропейским образцам. Наконец, подчеркивание связи «Слова» с библейскими книгами было более чем несвоевременно при антиклерикальных и атеистических настроениях новой советской власти. Изложенные Владимиром Николаевичем Перетцем в монографии взгляды на «Слово» входили в явное противоречие с господствовавшей идеологией 20-х годов XX в., в эпоху «строительства новой жизни», когда отрицалось классическое искусство, когда в стране развернулась сеть Пролеткульта, по мнению идеологов которого культура нового типа может быть создана только представителями рабочего класса, когда в стране шла борьба с церковью, когда новое, пролетарское искусство противопоставлялось буржуазному искусству, в том числе и западноевропейскому. Надо сказать, что монография В.Н. Перетца оставалась «несовременной» по тем же причинам и в последующие годы, по крайней мере, до середины 1950-х годов. Перед медиевистами ставилась задача давать отпор попыткам подорвать доверие к самостоятельности русской культуры; указывалось на необходимость изучать народность древней русской литературы; критиковался особый интерес при ее изучении к памятникам религиозного содержания.
30 Завершая свою статью о книге Владимира Николаевича Перетца, Л.А. Дмитриев пишет: «Среди специалистов по “Слову о полку Игореве” не раз возникало предложение переиздать книгу В.Н. Перетца как наиболее исчерпывающий свод комментариев к “Слову”. Едва ли, однако, было бы сейчас целесообразным переиздавать этот труд. За время, прошедшее после выхода его из печати, в области комментирования было сделано очень много нового, и назрела необходимость создания нового полного свода всех имеющихся комментариев к тексту “Слова о полку Игореве” со дня выхода в свет первого издания по настоящее время. Фактической и методической основой для такого рода издания должна послужить книга В.Н. Перетца» [3. С. 350]33.
33. Когда задумывалась «Энциклопедия “Слова о полку Игореве”», предполагалось, что один из томов будет содержать свод комментариев к памятнику. Однако, по устному сообщению О.В. Творогова (ответственного редактора издания), при обсуждении проекта «Энциклопедии» в Отделении литературы и языка Академии наук СССР предполагавшийся объем издания предложено было сократить за счет как раз сводного комментария.
31 Не могу согласиться с Львом Александровичем в том, что нецелесообразно переиздавать книгу Перетца. Ведь он сам отметил в своей статье, что «свод комментариев к “Слову” в книге В.Н. Перетца не потерял своего значения и сегодня» [3. С. 346]. На мой взгляд, книгу нужно переиздать, но не на украинском, а на русском языке. Это позволит заинтересованным читателям познакомиться с мыслями ученого напрямую, а не совершая обратный перевод с украинского языка, тем более что перевод на украинский оставляет желать лучшего34. Не удовлетворял он и В.Н. Перетца (см. примеч. 14), который мечтал дождаться издания своей книги на русском языке35. Монографию В.Н. Перетца стоит переиздать еще и потому, что она давно стала библиографической редкостью, а значение ее для слововедения так велико, что она должна быть доступна всем исследователям «Слова о полку Игореве».
34. После выхода книги Перетца в свет Петр Алексеевич Лавров, специалист по славянской филологии, академик АН CCCР, пишет В.М. Истрину в 1926 г.: «Я читаю Слово о полку Игореве В.Н. Перетца и собираюсь написать об этой книге немного […]. Конечно, в деревне трудно написать так, как у себя дома. Напишу общие впечатления о характере издания его, особенностях и наших условиях, при которых книга, переведенная на малор[оссийский] яз[ык], едва ли найдет читателей у нас, которые легко бы ею могли пользоваться, по-моему, и среди преподавателей и среди учащихся. Язык перевода, на мой взгляд, очень нередко искусственный и деланный, едва ли желательный. Лучше бы им держаться большей к нашему близости. Особенно смешно выходит смесь чисто украинского с иностранными словами, как […] рядом с “трохи була” “домiнантной ваги”, […] Как смешно тiльки контрабандою дiстаеться, сагнїсїнька гiпотеза; своерiдна генеалогiа? […]. И т. д. без конца. […] Зачем постоянные уменьшительные: адже крiлiсiньких двое вiкiв, звичетнiсiнька; тыднiсiнька 73; самїсїнько ib. давненько 74, недалечко Ленiнграда!» (СПбФ АРАН. Ф. 332. Оп. 2. Д. 89. Л. 11–12об.) (курсив мой. – Л.С.).

35. Поздравляя А.И. Соболевского с Пасхой, В.Н. Перетц в письме от 29 апреля 1926 г. пишет: «Одновременно посылаю Вам мой дар, скромный труд, который, к сожалению, наша Акад[емия] отвергла (т.е. – Академия = О[бщее] Собр[ание] и Отд[еление] – приняли, а отверг наш Ольденград). Знаю, что тут много, м[ожет] б[ыть], промахов, но не отриньте, посмотрите, и, ежели заметите что-либо вздорное, то скажите мне: кто его знает, м[ожет] б[ыть], дождусь и русского издания» (РГАЛИ. Ф. 449. Оп. 1. Д. 290. Л. 65об.).
32 СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
33 АН СССР – Академия наук Союза советских социалистических республик
34 ВУАН – Всеукраинская академия наук (1921‒1936)
35 ОРЯС – Отделение русского языка и словесности Российской академии наук (с 1925 г. – Академии наук СССР)
36 ИОРЯС – Известия Отделения русского языка и словесности
37 ИпоРЯС – Известия по русскому языку и словесности
38 РАН – Российская академия наук
39 РГАЛИ – Российский государственный архив литературы и искусства, Москва
40 СПбФ АРАН – Санкт-Петербургский филиал Архива Российской академии наук
41 ТОДРЛ – Труды Отдела древнерусской литературы, Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, Санкт-Петербург
42 УАН ‒ Украинская академия наук (1918‒1921)

References

1. RGALI. F. 449. Op. 1. D. 290.

2. SPbF ARAN. F. 332. Op. 2. D. 89; F. 172. Op. 1. D. 226.

3. Adrianova-Peretc V.P. Vladimir Nikolaevich Peretc (1870–1935). Peretc V.N. Issledovaniya i materialy po istorii starinnoj ukrainskoj literatury XVI‒XVIII vekov. Moscow, St. Petersburg, Academy of Sciences of the USSR Publ., 1962, pp. 206‒233 (In Russ.)

4. Golovenchenko F. M. Slovo o polku Igoreve. Istoriko-literaturnyj i bibliograficheskij ocherk. Moscow, Moscow State Pedagogical Institute named after V.I. Lenin Publ., 1955. 487 p.

5. Dmitriev L.A. Kniga akademika V.N. Peretca «Slovo o polku Igorevim – pam’yatka feodal’noї Ukraїni-Rusi XII viku. (K 50-letiyu izdaniya). Trudy Otdela drevnerusskoj literatury, Leningrad, Nauka Publ., 1976, vol. 31, pp. 344–350. (In Russ.)

6. Dmitriev L.A. Peretc Vladimir Nikolaevich. Enciklopediya «Slova o polku Igoreve», St. Petersburg, Dmitrij Bulanin Publ., 1995, vol. 4, pp. 83‒86. (In Russ.)

7. Il’inskij G. Neskol’ko kon’’ektur k «Slovu o polku Igoreve». (Po povodu truda akademika V.N. Peretca). Slavia, Praha, 1929, vol. 8, book 3, pp. 649‒659. (In Russ.)

8. Otkrytie Pamyatnoj doski akademiku Vladimiru Peretcu v Kieve. Available at: http://phil.spbu.ru/news/news/otkrytie-pamyatnoi-doski-akademiku-vladimiru-peretcu-v-kieve (accessed: 21.09.21) ((In Russ.)

9. Peretc V.N. K izucheniyu «Slova o polku Igoreve». Leningrad, Academy of Sciences of the USSR Publ., 1926. 149 p. (In Russ.)

10. Peretc V.N. K voprosu ob uchrezhdenii ukrainskih kafedr v universitete. Kievskaya starina, 1906, no. 5–6, pp. 43‒49. (In Russ.)

11. Peretc V.N. Kratkij ocherk metodologii istorii russkoj literatury. Posobie i spravochnik dlya prepodavatelej, studentov i dlya samoobrazovaniya. Petrograd, Academia Publ., 1922, 164 p. (In Russ.)

12. Peretc V.N. «Slovo» i Bibliya. Peretc V.N. K izucheniyu «Slova o polku Igoreve», Leningrad, Academy of Sciences of the USSR Publ., 1926, pp. 55‒75. (In Russ.)

13. Peretc V.N. «Slovo o polku Igoreve» i drevneslavyanskij perevod biblejskih knig. Izvestiya po russkomu yazyku i slovesnosti, 1930, vol. 3, kn. 1, pp. 289‒309. (In Russ.)

14. Peretc V.N. «Slovo o polku Igoreve» i istoricheskie biblejskie knigi. Sbornik statej v chest’ akademika Alekseya Ivanovicha Sobolevskogo, Leningrad, Academy of Sciences of the USSR Publ., 1928, pp. 10‒14. (In Russ.)

15. Peretc V.N. «Slovo o polku Igorevim – pam’yatka feodal’noї Ukraїni-Rusi XII viku. Vstup. Tekst. Komentar. Kiїv, Ukrainian Academy of Sciences Publ., 1926, 353 p. (Zbirnyk istorychno-filolohichnoho viddilu [UAN]. № 33). (In Ukr.)

16. Peretc V.N., Peretc L.N. Dekabrist Grigorij Abramovich Peretc: Biograficheskij ocherk. Dokumenty. Leningrad, Academy of Sciences of the USSR Publ., 1926, 112 p. (In Russ.)

17. Robinson M.A. Akademik V.N. Peretc – uchenik i uchitel’. Slavyanskij al’manah 2002, Moscow, Indrik Publ, 2003, pp. 178–236. (In Russ.)

18. Robinson M.A. Nauchnaya kar’era V.N. Peretca v kontekste obshchestvenno-politicheskoj zhizni Kieva (ot pervyh lekcij v Universitete do izbraniya v Akademiyu nauk). Slavyanskij al’manah 2019, Moscow, Indrik Publ, 2019, no. 3–4, pp. 286–327. (In Russ.)

19. Robinson M.A. Sud’by akademicheskoj elity: otechestvennoe slavyanovedenie (1917 – nachalo 1930-h godov), ed L.E. Gorizontov. Moscow, Indrik Publ, 2004, 432 p. (In Russ.)

20. Sbornik statej v chest’ akademika Alekseya Ivanovicha Sobolevskogo, izdannyj ko dnyu 70-letiya so dnya ego rozhdeniya Akademieyu nauk po pochinu ego uchenikov: [Stat’i po slavyanskoj filologii i russkoj slovesnosti], ed. akad. V.N. Peretc. Leningrad, Academy of Sciences of the USSR Publ., 1928, 507 p. (Sbornik Otdeleniya russkogo yazyka i slovesnosti AN USSR, vol. 10, no. 3). (In Russ.)

21. Sokolov Yu. «Slovo o polku Igoreve» i narodnoe tvorchestvo // Literaturnyj kritik. 1938, no. 5, pp. 84‒93.

22. Sorokina M. Otkrytaya scena, ili Dvuhsotletnij yubilej Akademii nauk. Nestor, 2005, no. 9. Na perelome: Otechestvennaya nauka v konce XIX–XX vv., pp. 206–235. (In Russ.)

23. Stakhieva N.V. Kulturotvorcha diialnist V.M. Perettsa v konteksti Ukrainskoi natsionalnoi idei kintsia XIX pochatku XX stolittia. Kul’tura i suchasnist’, 2013, no. 2, pp. 233‒237; 2014, no. 1, pp. 203–207. (In Ukr.)

24. Starinnyj teatr v Rossii XVII–XVIII vv.: sbornik statej, ed. akad. V.N. Peretca. Petersburg, Academia Publ., 1923, 178 p. (Trudy Rossijskogo instituta istorii iskusstv. Russkij teatr). (In Russ.)

25. Uchitel’ i ego ucheniki: Pamyati akademika V.N. Peretca / compiler A. Rudzickij. Available at: http://www.ju.org.ua/ru/publicism/551.html; http://aej.org.ua/history/1470.html (accessed: 21.09.21). (In Russ.; In Ukr.)

26. Uzhankov A.N. «Slovo o polku Igoreve» i ego avtor. Moscow, ООО Soglasie Publ., 2020, 488 p. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate