Везде
«Institutions of Memory» as a Form of Historical Politics in Central and South-Eastern Europe
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
«Institutions of Memory» as a Form of Historical Politics in Central and South-Eastern Europe
Annotation
PII
S0869544X0022314-8-1
DOI
10.31857/S0869544X0022314-8
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Maksym Kyrchanoff 
ORCID: 0000-0003-3819-3103
Occupation: Accosiate Professor
Affiliation: Voronezh State University
Address: , Russian Federation, Voronezh
Edition
Number 5
Pages
51-64
Abstract

The purpose of this study is to analyze the activities of memory institutions in the Slavic countries of Central and Eastern Europe, as well as the Balkan region. The author examines the role of memory institutions in the revision of history and the formation of a new memorial canon. The novelty of the study lies in the comparative analysis of institutions that determine the main vectors and trajectories of historical politics as a politics of memory. The article analyzes the factor of anti-communism in the activities of the institutions of memory, and the main research projects of the institutions of memory. The article shows the contribution of memory institutions to the revision of the communist past and the construction of new versions of national historical memories, invented to consolidate the societies of foreign Slavic states. The results of the study suggest that the institutions of memory became important factors in the development of modern political Slavic identities in contexts of revision of the past and the formation of new memorial canons.

Keywords
institutions of memory, historical memory, politics of memory, revision of history, memorial canon, anti-communism.
Received
28.09.2022
Date of publication
16.10.2022
Number of purchasers
6
Views
324
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 Введение. Важным явлением в современной научной и культурной жизни ряда стран Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европы стала политизация исторического знания, известная в историографии как «историческая политика» или «политика памяти».
2 В научной литературе, сфокусированной на политически и идеологически мотивированных манипуляциях с историей, отсутствует единая дефиниция «политики памяти», изначально возникшей в ФРГ, а под немецким влиянием – в Польше. В германской историографии существует понятие «Geschichtspolitik» [20], а в польской – «polityka historyczna» [22]. На статус компромиссного претендует определение, А. Миллера, согласно которому «набор приемов и методов, с помощью которых находящиеся у власти политические силы, используя административные и финансовые ресурсы государства, стремятся утвердить определенные интерпретации исторических событий как доминирующие» [1] представляют собой историческую политику.
3 Историография накопила значительный опыт изучения политики памяти, выделив ее системные характеристики, важнейшей из которых является появление специализированных институтов, вовлеченных в реализацию мемориальной политики в интересах правящих элит. Современные постсоциалистические страны актуализируют различные варианты развития подобных институций, но работы российских историков посвящены в основном национальным вариантам исторической политики.
4 В данной статье предпринят анализ деятельности институтов памяти в ряде стран ЦВЕ, а также Болгарии. На современном этапе действуют Институт памяти нации (Ústav pamäti národa, далее – ИПН) в Словакии, Институт национальной памяти – Комиссия по расследованию преступлений против польского народа (Instytut Pamięci Narodowej – Komisja Ścigania Zbrodni przeciwko Narodowi Polskiemu, далее – ИНП) в Польше, Институт изучения тоталитарных режимов (Ústav pro studium totalitních režimů, далее – ИИТР) и Бюро по документации и расследованию преступлений коммунизма (Úřad dokumentace a vyšetřování zločinů komunismu) в Чехии и Институт исследования недавнего прошлого (Институт за изследване на близкото миналото, далее – ИИНП) в Болгарии.
5 Ревизия коммунистического прошлого как основа деятельности институтов памяти. Общим направлением в деятельности институтов памяти является ревизия истории коммунистических режимов, формирование негативного образа коммунизма как универсальной угрозы демократии. По мнению украинской исследовательницы И. Колеснык, профессиональные историки могут по-разному относиться к правящим элитам, обслуживая их интересы или находясь в оппозиции [11. С. 9]. Поэтому создание институтов памяти сняло перед некоторыми интеллектуалами эти нравственные и этические дилеммы, позволив им открыто реализовать все эти стратегии, формируя новый мемориальный канон, заниматься изучением архивных фондов или подвергать критике предшествующий режим.
6 ИНП в Польше ‒ классический пример институционализации органа государственной власти, призванного корректировать национальную память [25] ‒ в качестве основы нового канона исторической памяти видит «расследование коммунистических преступлений, совершенных против лиц польской национальности или польских граждан других национальностей в период с 8 ноября 1917 г. по 31 июля 1990 г.»1. В Словакии ИПН позиционируется в качестве специализированной организации, также призванной формировать новую версию исторической памяти путем изучения истории коммунистического режима в контексте его преступлений2.
1. 1 Instytut Pamięci Narodowej – Komisja Ścigania Zbrodni przeciwko Narodowi Polskiemu. URL.: https://ipn.gov.pl/pl/o-ipn/24154,O-IPN.html

2. 2 O Ústave pamäti národa. URL.: https://www.upn.gov.sk/sk/o-ustave-pamati-naroda/
7 Подобные мотивы лежали в создании ИИНП в Болгарии. Болгарские участники политики памяти отталкиваются от того, что «спустя более 20 лет после краха коммунизма болгарское общество все еще пытается осмыслить свое недавнее прошлое. Коммунистическое прошлое преодолено, но не забыто, продолжает воспроизводиться по принципу функционирующих сетей, наводящих мосты между коммунистическим режимом и современными политическими или общественными деятелями»3. В этой ситуации Институт призван корректировать историческую память болгарского общества, маргинализируя позитивное восприятия коммунистического наследия, продвигая содержательно иные интерпретации истории, которые, по мнению ряда интеллектуалов, «соответствуют подлинным ценностям демократической жизни»4.
3. 3 Институт за изследване на близкото миналото: За нас. URL.: https://minaloto.bg/за-нас/

4. 4 Институт за изследване на близкото миналото: За нас. URL.: https://minaloto.bg/за-нас/
8 Аналогичные цели ставит и официальный дискурс ИПН в Словакии, активность которого фокусируется на сборе документов о социалистическом периоде, облегчения доступа к ним, а также на «реконструировании аппарата власти» для более эффективного изучения преступлений тоталитарных режимов против словацкой нации5. ИПН содействовует реабилитации жертв коммунистического режима, раскрывая имена как пострадавших, так и сотрудников органов государственной безопасности, что, по мнению некоторых историков и публицистов в Словакии, может «продвигать идеи свободы и защищать демократию от режимов, подобных нацизму и коммунизму»6.
5. 5 Ústav pamäti národa: Organizačná štruktúra. URL.: https://www.upn.gov.sk/sk/organizacna-struktura/

6. 6 Ústav pamäti národa: Úlohy ÚPN. URL.: https://www.upn.gov.sk/sk/ulohy-ustavu/
9 Как предположил австрийский славист Р. Линднер, «только в исключительных случаях историки вновь будут учиться своему ремеслу» [13. С. 22]. В условиях общей политизации исторического знания, ее последствиями воспользовались идеологически мотивированные интерпретаторы прошлого, склонные соотносить результаты исследований с требованиями актуальной повестки дня, учитывая также интересы элит. В этой ситуации ряд тем, связанных с изучением истории левоавторитарных режимов в Центральной Европе, оказался в сфере не академического сообщества, а в большей степени части интеллектуалов, склонных реагировать на внешние запросы и потребности политического класса. Подобной логике подчинено функционирование большинства институтов памяти.
10 Среди целей ИИТР в Чехии – «выявление и беспристрастная оценка периода несвободы и периода коммунистической тоталитарной власти, определение антидемократической и преступной деятельности государственных органов, особенно силовых структур, а также преступной деятельности Коммунистической партии Чехословакии и других организаций, основанных по идеологическому принципу»7. В этом контексте политика памяти развивается в направлении коллективной социальной амнезии, основанной на деконструкции политически и идеологически неудобных моментов истории через их последовательную маргинализацию. Задачи конструирования негативного образа коммунизма возложены на Управление документации и расследования преступлений коммунизма, созданное в структуре МВД и призванное «выявлять и расследовать преступления, совершенные в период с 25 февраля 1948 г. по 29 декабря 1989 г.»8.
7. 7 Zákon Č. 181/2007 SB. Ze dne 8. června 2007 o Ústavu pro studium totalitních režimů a o Archivu bezpečnostních složek a o změně některých zákonů. Změna: 160/2008 Sb. Změna: 167/2012 Sb. Změna: 250/2014 Sb. URL.: https://www.ustrcr.cz/o-nas/zakon-c-181-2007-sb/

8. 8 Úřad dokumentace a vyšetřování zločinů komunismu. URL.: https://www.policie.cz/clanek/urad-dokumentace-a-vysetrovani-zlocinu-komunismu-679905.aspx
11 Большинство усилий подобных институтов, таким образом, направлены в одинаковой степени как на ревизию сложившихся раннее версий памяти, которые унаследованы от социалистического периода, так и на конструирование нового мемориального канона. Последний, правда, крайне ограничен в формировании версий гражданской идентичности, которые объединяли бы граждан стран Центральной и Восточной Европы, а также Балканского полуострова, так как политически мотивированные интервенции интеллектуалов в историю коммунистического прошлого в большей степени содействуют фрагментации общества по идеологическому принципу.
12 Локализация коммунистического в современной памяти фактически стала его деконструкцией путем новейшего, фактически – ревизионистского, «изобретения» образов ПНР в контекстах истории социальной несправедливости и бедности [27], антикоммунистической борьбы [37], католического сопротивления [29], последовательной демонизации политической системы социалистической Польши [21]. Подобная общая тематика штудий институтов памяти, вероятно, свидетельствует о верности предположения В. Аусвэйта и Л. Рэя о том, что «крах коммунизма представлял собой дезинтеграцию официальной коллективной памяти и артикуляцию ее многочисленных неофициальных нарративов» [4. С. 30], которые оказались в центре интересов институтов, включенных в мемориальную политику. Новый канон формируется путем интеграции в него тех версий памяти, которые в ПНР были маргинальны [33]. В современной Польше они, наоборот, воспринимаются как основа новой национальной памяти, проводимой через маргинализацию образов коммунистического прошлого и глорификацию антикоммунистической борьбы.
13 Тематическая направленность исследований Института национальной памяти в Польше актуализирует общие тенденции коммеморации, воспроизводимые другими подобными институциями: пересмотр коммунистического прошлого и продвижение его негативного образа как стержня новой версии национальной памяти. Польская версия мемориальной политики, реализуемой ИНП, представляет собой классическую для остальных стран региона модель институционализации политики памяти, так как, по мнению Р. Трабы, «ни одна из стран Центральной и Восточной Европы (кроме Польши) не проходила через очную ставку с собственным прошлым» [2. С. 44] в масштабах, сопоставимыми с польскими.
14 Издательская деятельность институтов памяти. В издательской деятельности ИИНП декларирует в большей степени научные, а не политические цели. Болгарские участники политики памяти в отношении коммунистического прошлого указывают на приоритетность изучения режима НРБ как «идеологического и политического явления» в контекстах различных историографических подходов – от традиционной событийной модели прошлого до социальной истории, а также культурной антропологии, интеллектуальной и устной истории9.
9. 9 Институт за изследване на близкото миналото: Мисия. URL.: https://minaloto.bg/за-нас/
15 ИИНП в определенной степени отличается от аналогичных институций в Словакии или Польше, так как занимает стабильную нишу в болгарском научном книгоиздании, регулярно публикуя как источники личного происхождения [10], фиксирующие гетерогенные памяти [19], интерпретируемые не только через призму национальной репрессированной памяти, но и рассматриваемые в рамках конструктивистской историографии. Поэтому ИИНП активен в публикации исследований, сфокусированных на феномене мемориальной культуры [7] в теоретической перспективе, формировании нового канона памяти и национального мнемонического пространства, в который в одинаковой степени были бы интегрированы и большие нарративы современной болгарской историографии.
16 Последние связаны преимущественно с попытками создания «всеобщей», синтетической, истории НРБ [16], ее интеграцией в теории тоталитаризма [18], а также в более частные версии памяти, сфокусированные на коммунистическом опыте принуждения и подчинения [15] различных групп болгарского общества [5] в истории страны [9] в рамках социалистического режима. Публикации ИИНП от аналогичных изданий похожих институций, например, в Польше отличаются большей академической фундированностью, представляя собой не просто опубликованные тексты источников личного происхождения, но и попытки описания новейшей истории страны через призму конструктивистской историографии.
17 Издательские инициативы присутствуют в деятельности и других институций, призванных содействовать пересмотру исторической памяти в Центральной и Восточной Европе, но их тематика в значительной степени отлична от преимущественно академического дискурса, существующего в Болгарии. Польские и словацкие издательские инициативы в этом направлении формируют в большей степени дискурс персональной истории, обеспечивая современные и последующие поколения историков уникальным корпусом источников. В этом отношении в Польше и Словакии институты памяти работают в сфере текстуализации и фиксации аутентичной исторической памяти о коммунистическом прошлом, в то время как ИИНП нацелен на ревизию и реинтерпретацию пласта коллективных и индивидуальных памятей, связанных с НРБ. В целом же все подобные издания подчинены общей логике формирования негативного образа коммунистического прошлого и его маргинализации в национальной памяти. Поэтому, новейшая история Словакии второй половины 1940-х – конца 1980-х годов в издательских проектах ИПН, конструируется как национальная травма, вызванная репрессивной политикой [34], деятельностью партийной номенклатуры [26], милитаризацией общества [30], преследованием отдельных социальных групп (студентов [23], католического духовенства [24]) по идеологическим мотивам.
18 В аналогичном направлении развивается и активность Института изучения тоталитарных режимов в Чехии, сфокусированного на восприятии коммунизма как намеренного эксперимента, направленного на уничтожение прав и свобод человека. Поэтому участники политики памяти создают академический образ коммунизма как периода экономического кризиса и бедности [35], противостояния общества и государственного аппарата [31], деформаций в развитии культуры [32] и последовательного сопротивления ему со стороны его противников [28].
19 Подобная тематика исследований формирует образ жертвы, что вынуждает участников коммеморации действовать в режиме «забывания» и вытеснения определенных моментов из мемориального канона, стимулируя выборочную политически мотивированную амнезию. Таким образом в основе процесса фрагментации общества лежат не только идеологически причины, но и разное понимание прошлого.
20 Исследовательские проекты институтов памяти, направленные на деконструкцию коммунистического наследия. Институты памяти постсоциалистической Европы реализуют различные проекты, направленные как на ревизию коммунистического наследия, его изъятие из коллективной памяти, так и на формирование новых версий мемориального канона. Институт исследования недавнего прошлого реализует исследовательские проекты под лозунгом «Давайте переосмыслим историю недавнего прошлого»10, что вписывается в стратегии «осознания и признания коллективной ответственности за травматическое прошлое связанные с огромными трудностями проработки и преодоления тоталитарного наследия» [6], чем и занимается ИИНП.
10. 10 Да преосмислим историята на близкото минало. URL.: https://minaloto.bg/category/projects/
21 Первым проектом ИИНП стал проект «Пробужденная память – голоса снизу», преследовавший цель «поддержать создание общедоступных практик, которые не только освобождают заблокированную память, но и продвигают определенные модели поведения и ценности», для чего предусматривалось изучение «активных рефлексий относительно прошлого, используя механизмы личной истории». Реализуя этот проект, Институт исходил из необходимости одновременной деконструкции и конструкции памяти путем не просто пересмотра и ревизии истории, но через большую визуализацию в пространствах болгарской коллективной исторической памяти «забытого и скрытого», что было подвергнуто принудительной маргинализации и вытеснению, вынуждая болгар с 1944 по 1989 г. прибегать к «молчанию, неучастию, отчуждению от собственного прошлого»11.
11. Разбудена памет – гласовете отдолу. URL.: https://minaloto.bg/разбудена-памет-гласовете-отдолу/
22 По мнению участников проекта не только формирование нового канона памяти, но и пересмотр его более ранних версий был бы невозможен без «восстановления связи с анонимными носителями памяти о прошлом», для чего необходимо «услышать голоса людей, голоса, которые раньше были едва слышны, голоса снизу, голоса людей на периферии системы, исполнителей предписанных ролей, растоптанных или обласканных ею, не сумевших осмыслить свой жизненный опыт и потому все еще бессильных»12. В этом контексте болгарская политика памяти, в отличие, например, от польской и чешской, склонных к идеологически мотивированной ревизии коммунистического прошлого как почти исключительно негативного опыта, актуализировала тенденции в переоценке памяти путем ее интеграции в контексты социальной и культурной антропологии.
12. 12 Разбудена памет – гласовете отдолу.
23 Проект «Политики памяти и знания» сфокусировался на изучении политически и идеологически мотивированного использования образов прошлого в болгарском обществе. Участники проекта поставили задачи ревизии исторической памяти путем замены одних образов другими, для чего через средства массовой информации стимулировался «интерес и критическое знание о коммунистическом периоде». Болгарские участники исторической политики в рамках реализации этого проекта актуализировали ее близость с польской моделью формирования нового компромиссного канона, добиваясь доступности архивных документов о политических репрессиях в НРБ, «институционализируя память о недавнем прошлом через образовательные мероприятия и мемориальные учреждения»13.
13. 13 Политики на паметта и знанието. URL.: https://minaloto.bg/политики-на-паметта-и-знанието/
24 Институты памяти и проблемы правового статуса жертв авторитарных режимов. Институты памяти активное внимание уделяют как проблемам антикоммунистического движения, так и статусам их участников в современном обществе. Например, проект ИИНП «Диссидентские культурные движения в Восточном блоке ‒ пособие для студентов» был направлен на пересмотр интеллектуальной и культурной истории Болгарии периода социализма через популяризацию истории альтернативных диссидентских культурных движений в социалистических государствах. Партнерами в реализации проекта стали Управление Национального комитета памяти (Венгрия), польские и румынские университеты, а также две албанские и чешское НПО14. В рамках проекта предпринимались попытки распространения новых версий исторической памяти среди молодого поколения путем организации открытых лекций и выставок, посвященных истории цензуры.
14. 14 Дисидентски културни движения в Източния блок – наръчник за ученици и студенти. URL.: >>>>
25 Если ИИНП актуализирует диссидентский антикоммунистический опыт как часть памяти, то активность ИПН в Словакии носит в большей степени практикоориентированный характер, будучи связанной с присвоением статуса участника и ветерана антикоммунистического сопротивления, что регламентируется Законом № 219/2006 Словацкой Республики «Об антикоммунистическом сопротивлении». В рамках реализации этого проекта Институт выполняет «терапевтическую функцию», так как в центре обсуждения оказываются «только те аспекты прошлого, которые казались полезными для нации» [3. С. 101], нуждавшейся в гражданской консолидации, формой которой в Словакии оказалось присвоение особого статуса лицам, участвовавшим в борьбе с коммунизмом. ИПН принимает решение о признании статуса участника антикоммунистического сопротивления на основании письменного заявления, которое может быть подано родственниками умершего или казненного лица15. Лица, его получившие, признаются «активными борцами за свободу и демократию» в силу того, что они являлись участниками «незаконной организации или группы, активно борющейся с коммунистическим режимом», авторами «петиций или подобных материалов, направленных на восстановление свободы и демократии», а также вынужденно «покинули Республику в связи с неизбежным арестом и осуждением»16. Проекты ИПН направленны непосредственно на корректировку исторической памяти и формирование нового мемориального канона, основанного на антикоммунистической идеологии.
15. 15 Oddelenie účastníkov a veteránov protikomunistického odboja. URL.: https://www.upn.gov.sk/sk/oddelenie-ucastnikov-a-veteranov-protikomunistickeho-odboja/

16. 16 Otázky a odpovede k vybavovaniu žiadostí o priznanie postavenia účastníka a veterána protikomunistického odboja. URL.: https://www.upn.gov.sk/sk/otazky-a-odpovede-k-vybavovaniu-ziadosti-o-priznanie-postavenia-ucastnika-a-veterana-protikomunistickeho-odboja/
26 Комемморативные проекты институтов памяти. Если проекты ИИНП направлены на попытки общей ревизии исторической памяти о социалистическом периоде в Болгарии, заменяя одни представления о прошлом другими, то институты памяти в Польше и Словакии не ставят столь амбициозных задач, сосредоточив деятельность на формировании новых образов событий, признаваемых центральными для словацкой и польской идентичностей. В этом отношении большинство проектов имеют прикладной характер, став формой коммеморации моментов в новейшей истории, которые воспринимаются в качестве системных для исторической памяти. Поэтому участие ИПН в мемориальной политике направлено не только на «формирование официального исторического нарратива, касающегося словацкого прошлого», но и на активное использование тоталитарной парадигмы, что автоматически заставляет его акцентировать внимание на «на репрессивном характере власти» [12. С. 39] предшествовавшего режима.
27 В рамках подобной политики памяти пересмотру подвергаются более ранние представления о событиях 1948, 1968 и 1989 г. 1948 год, например, в рамках современного мемориального канона воспринимается в категориях национальной трагедии, так как «ознаменовал установление тоталитарного коммунистического режима»17. Стратегии коллективной памяти о событиях Пражской весны со словацкой стороны направлены на «фиксацию в текстовой и аудиовизуальной формах всех важных последствий ставшего культовым 1968 года»18. В рамках комемморации падения социалистического режима Институт организовал в 2020 г. Фестиваль свободы19, призванный содействовать большему распространению формируемого канона памяти, основанного на негативном восприятии наследия коммунистического режима.
17. 17 48 február. URL.: https://www.februar1948.sk/

18. 18 August 1968: 50. URL.: https://www.21august1968.sk/

19. 19 November 1989. URL.: https://www.17november1989.sk/
28 По аналогичному принципу выстроены проекты ИИТР в Чешской Республике. Если словацкие участники политики памяти вовлечены в пересмотр старых и формирование новых интерпретаций важнейший событий своей истории, то их чешские коллеги создают новые версии мемориального канона относительно 196820, 197721 и 1989 г.22 Эти даты в чешской и словацкой тактиках «проработки прошлого» постепенно актуализируют мифы «не только как компонента исторического сознания […], но и самой исторической науки, в равной степени формирующей историческое сознание и национальную традицию» [14. С. 186]. Словацкая и чешская политики памяти в этом контексте представляют отдельные даты в новых версиях мемориального канона как центральные события. Новая культура памяти в Чехии в отношении событий социалистического режима сводится к ревизии прошлого через открытие архивов, публикацию источников о деятельности спецслужб в подавлении диссидентского движения, что достигается методами как текстуализации, так и визуализации памяти. Если первая представлена пояснительными комментариями, отражающими основные положения сложившегося мемориального канона, то вторая направлена на «оживление» памяти через публикацию фотографических источников.
20. 20 Dokumenty o mezinárodní spolupráci komunistických bezpečnostních SLOŽEK (1948–1989). URL.: >>>>

21. 21 Ke 40. výročí vzniku Charty 77 pořádají ústr a abs několik akcí. URL.: https://www.ustrcr.cz/ke-40-vyroci-vzniku-charty-77-poradaji-ustr-a-abs-nekolik-akci/

22. 22 Stránky věnované událostem roku 1989. URL.: https://www.ustrcr.cz/uvod/listopad-1989/
29 Историческая политика, проводимая ИНП в Польше также сфокусирована на большей визуализации ключевых моментов в польской истории второй половины ХХ в. Проект «Сфальсифицированные выборы в Сейм ‒ 19 января 1947 г.» стал попыткой ревизии польской исторической памяти через разрушение мифа о выборах в Сейм 19 января 1947 г. и формированию их образа как коммунистической фальсификации23. Проект «Март 1968» актуализирует одновременно борьбу поляков в 1968 г. против коммунистического режима, а также репрессивную политику властей в отношении диссидентов24, «Июнь 76» призван визуализировать историческую память в контексте выступлений поляков против повышения цен в 1976 г.25 Если тематический проект «Август 1980» сфокусирован на появлении «Солидарности», что «принесло надежду Польше и всему миру после многих лет борьбы, когда поляки и другие народы, подавленные коммунизмом, обрели независимость, а каждый из нас обрел свободу»26, то проект «Декабрь 1981» сосредоточен на изучении последствий 13 декабря 1981 г., которые привели к тому, что «рухнули надежды миллионов поляков, а шанс на демократические перемены был отложен на долгие годы. Военное положение принесло большие страдания тысячам людей и их семьям – изоляцию в лагерях для интернированных, тюремное заключение, безработицу, репрессии, в результате которых десятки невинных людей погибли»27.
23. 23 Sfałszowane wybory do Sejmu – 19 stycznia 1947. URL.: https://ipn.gov.pl/pl/edukacja-1/portale-tematyczne/38427,Sfalszowane-wybory-do-Sejmu-19-stycznia-1947.html

24. 24 Marzec 1968. URL.: https://ipn.gov.pl/pl/edukacja-1/portale-tematyczne/24137,Marzec-1968.html

25. 25 Czerwiec 1976. URL.: https://ipn.gov.pl/pl/edukacja-1/portale-tematyczne/24127,Czerwiec-03976.html

26. 26 Sierpień 1980. URL.: https://ipn.gov.pl/pl/edukacja-1/portale-tematyczne/24136,Sierpien-1980.html

27. 27 Grudzień 1981. URL.: https://ipn.gov.pl/pl/edukacja-1/portale-tematyczne/24138,Grudzien-1981.html
30 «Антропологический» поворот в деятельности институтов памяти. В сравнении с этими польскими проектами, призванными как актуализировать, так и визуализировать память в виртуальном пространстве, самым «прорывным» с точки зрения организации донесения материала до общества и интеграции академической науки и политической конъюнктуры стал проект «Устная история коммунизма в Болгарии. 1944–1989». В этом отношении в политике памяти в Болгарии, реализуемой на институциональном уровне, становится заметным антропологический поворот, так как в рамках реализации подобных проектов коллективная память обретает индивидуальное человеческое измерение и звучание. Реализация этого проекта, который, по мысли его инициаторов, «поможет сложному, но необратимому процессу преодоления коммунистического наследия»28, предусматривала не визуализацию, а звучание исторической памяти представителей разных поколений, так как волонтеры записали несколько десятков интервью, которые отражали различные модусы восприятия социалистического прошлого. Эксперты ИИНП не ограничились только механической фиксацией нескольких десятков индивидуальных памятей о прошлом, сопроводив их соответствующими комментариями и анализом, которые фактически содействовали как ревизии истории НРБ, так и ее локализации в «новой» модернистской методологии. Поэтому активность ИИНП может быть описана формулой отношений между «памятью» и «историей», предложенной М. Тодоровой, полагавшей, что взаимозависимость между этими категориями вынуждает общество последовательно фрагментировать мемориальную практику, выделяя «“общие”, “социальные”, “коллективные” или “народные” памяти» [15], которыми и занимается ИИНП.
28. 28 Устна история на комунизма в България (1944 – 1989). URL.: https://minaloto.bg/устна-история-на-комунизма-в-българия-1/
31 Содержательно к проекту изучения устной истории близок проект «Исследования периода коммунизма 1944–1989»29, также реализованный Институтом и призванный предложить основные векторы и траектории формирования и развития нового мемориального канона, основанного на ревизии истории НРБ, для чего предполагалось изучить различные аспекты истории болгарского социализма (от денежной политики до центрального аппарата БКП, от партийной номенклатуры до функционирования органов государственной безопасности, от культурной политики до деятельности и быта историков в период социализма) не в рамках традиционной событийной историографии, но через призму их различных восприятий в памяти поколений, социальных, религиозных и этнических групп.
29. 29 Изследвания на периода на комунизма 1944–1989 г. URL.: >>>>
32 Среди крупных проектов ИИНП – проект «Помнить и понимать коммунизм в Болгарии». Он предполагал исследование личных биографий представителей разных профессиональных групп социалистического общества (адвокатов, судей, прокуроров, университетских профессоров, писателей, журналистов, православных священников, муфтиев и др.). Реализация этого проекта расширила возможности политики памяти интегрировать достижения академической историографии, в том числе новой социальной истории, что выразилось не только в попытках предложить новые интерпретации прошлого болгарских профсоюзов, здравоохранения, туризма и промышленности30, но и расширить само понятие «память». Такая версия памяти не ограничивается исключительно политически мотивированной критикой коммунистического режима как репрессивного, а расширяет ее формы.
30. 30 Да помним и разбираме комунизма в България. URL.: https://minaloto.bg/да-помним-и-разбираме-комунизма-в-бълг/
33 Выводы. Таким образом, Институты национальной памяти в Польше, Словакии, Болгарии и Чехии, основанные в конце 1990-х – в 2000-е годы, стали важными участниками исторической политики, ревизии прошлого и формировании новых мемориальных канонов, призванных сформировать негативные образы коммунистических режимов, предлагая новые версии памяти, основанные на демонизации авторитарного наследия. Основным заказчиком нового мемориального канона является государство. Институты памяти в Польше, Чехии, Словакии созданные властями, а их активность интегрирована в деятельность национальных академий наук и специализированных исторических институтов. Исключение ‒ Болгария, где аналогичный институт является негосударственной структурой, что и определяет источники его внешнего финансирования и существенно отражается и на выборе самих стратегий коммеморации коммунистического опыта.
34 Институты памяти активно вовлечены в процессы открытия архивов документов специальных служб социалистического периода, что фактически интегрирует их в идеологически мотивированные процедуры люстрации. В отличие от них болгарский Институт изучения недавнего прошлого не только имеет привилегированный доступ к архивам, но и сам занимается сбором устных свидетельств и источников личного происхождения, которые фиксируют различные версии исторической памяти.
35 Деятельность таких институтов ведет к политизации и идеологизации истории на принципах антикоммунизма (Чехия, Болгария) и католицизма (Словакия, Польша), содействуя формированию новых мемориальных канонов, призванных консолидировать одни группы (бывшие диссиденты, их потомки, сторонники правых идеологий) и маргинализировать другие (бывшие сотрудники спецслужб, партийные функционеры, левые). Поэтому анализируемые институции в Польше и Чехии оказались участниками компаний по люстрации сотрудников спецслужб и партийных активистов, а в Болгарии местные активисты политики памяти на институциональном уровне ограничиваются попытками привлечь внимание к истории БКП и служб безопасности путем ревизии их истории и формирования отрицательного образа социалистического прошлого в современном обществе.
36 Институты памяти, таким образом, стали важными факторами исторической политики и формирования нового мемориального канона с целью консолидации общества и легитимации существующих политических режимов. Аналогичные институции активно действуют также в Румынии, Венгрии, постсоветских странах, что указывает на необходимость дальнейшего изучения институционализированных форм политики памяти в сравнительной перспективе.

References

1. Assmann A. Der lange Schatten der Vergangenheit. Erinnerungskultur und Geschichtspolitik. Bonn, Bundeszentrale für Politische Bildung Publ., 2007, 320 s.

2. Aŭtŭėĭt Ŭ., Rėĭ L. Madėrnastsʹ, pamiatsʹ i postkamunizm. In Palitychnaia sfera. 2006, no. 6, pp. 27–43. (In Bel.)

3. Dimitrov M. Politicheskata logika na sotsialisticheskoto potreblenie. Sofiia, Institut za izsledvane na blizkoto minaloto Publ., 2018, 276 р. (In Bulg.)

4. Drabik S. Krakowska organizacja PZPR (1948–1990). Struktury – Członkowie – Działalność. Kraków, Instytut Pamięci Narodowej Publ., 2021, 416 p. (In Pol.)

5. Enev Z. Prerabotvaneto na minaloto – Bŭlgariia, 2013. In Liberalen pregled. 2013. 9 Iuni. URL: http://www.librev.com/index.php/2013-03-30-08-56-39/discussion/bulgaria/2081-2013 (In Bulg.)

6. Gawin D. Po co nam polityka historyczna? Gazeta Wyborcza. 2005. 30 września. (In Pol.)

7. Glossová M. «Nespôsobilý na vysokoškolské štúdium». Previerky a vylučovanie študentov slovenských vysokých škôl. Bratislava, Ústav pamäti národa Publ., 2021, 260 p. (In Slovak.)

8. Ivanova E. Konsensusi na bŭlgarskata pamet. In Liberalen pregled. 2012. 29 mart. URL: http://www.librev.com/index.php/2013-03-30-08-56-39/discussion/bulgaria/1537-2012-03-29-07-44-45 (In Bulg.)

9. Jakubčin P. Pastieri v osídlach moci. Komunistický režim a katolícki kňazi na Slovensku v rokoch 1948 – 1968. Bratislava, Ústav pamäti národa Publ., 2012, 215 р. (In Slovak.)

10. Kabakchieva P., Boiadzhieva P. (Ne)vŭzmozhniiat sindikalizŭm. Stroiteli i uchiteli prez komunizma. Sofiia, Institut za izsledvane na blizkoto minaloto Publ., 2019, 352 р. (In Bulg.)

11. Kącka K. Polityka historyczna: kreatorzy, narzędzia, mechanizmy działania – przykład Polski. In Narracje pamięci: między polityką a historią / pod red. K. Kąckiej, J. Piechowiak-Lamparskiej, A. Ratke-Majewskiej. Toruń, Wydawnictwo Naukowe UMK Publ., 2015, pp. 59–80. (In Pol.)

12. Kinčok B. Gustáv Husák a jeho doba. Bratislava, Ústav pamäti národa Publ., 2015, 559 p. (In Slovak.)

13. Kolesnyk I. Ukraїns’kyĭ istoryk i vlada: vid prymusu do partnerstva. In Eĭdos. 2017, vyp. 9, pp. 9–24. (In Ukrainian)

14. Koleva D. Pamet i spravedlivost. Lichni spomeni i publichni razkazi za komunizma. Sofiia, Institut za izsledvane na blizkoto minaloto Publ., 2020, 368 p. (In Bulg.)

15. Kozikowski J. Władza a społeczeństwo. Formowanie systemu komunistycznego w województwie białostockim w latach 1944–1948. Białystok; Warszawa, Instytut Pamięci Narodowej Publ., 2021, 1080 p. (In Pol.)

16. Kudrna L., Stárek Čuňas Fr. Kniha v barvě krve. Násilí komunistického režimu vůči undergroundu. Praha, ÚSTR – Academia Publ., 2020, 732 p. (In Czech.)

17. Lastoŭski A. Prapratsoŭka kamunistychnaha minulaha ŭ Slavakii: asnoŭnyia faktary i dynamika. In Palitychnaia sfera. 2016, no. (1), pp. 37–55. (In Bel.)

18. Lindner R. Niazmennastsʹ i zmeny ŭ postsavetskaĭ histaryiahrafii Belarusi. In Kantakty i dyialohi. 1996, no. 3, pp. 20–25. (In Bel.)

19. Markava A. Histarychnaia sviadomastsʹ iak pradmet samarėfleksii ŭ chėshskaĭ histaryiahrafii. In Belaruski Histarychny Ahliad. 2012, t. 19, no. 1–2, pp. 179–212. (In Bel.)

20. Metodiev M., Dermendzhieva M. Dŭrzhavna sigurnost – predimstvo po nasledstvo. Profesionalni biografii na vodeshti ofitseri. Sofiia, Institut za izsledvane na blizkoto minaloto Publ., 2015, 976 p. (In Bulg.)

21. Miller A.I. Rossiya: Vlast' i istoriya. In Pro et Contra. 2009, no. 3–4, pp. 6–23. (In Russ.)

22. Noszczak B. Antymilenium. Konflikt państwa z Kościołem na tle obchodów tysiąclecia chrztu Polski (1956 – 1966/1967). Warszawa, Instytut Pamięci Narodowej Publ., 2020, 504 p. (In Pol.)

23. NRB. Ot nachaloto do kraia / red. I. Znepolski. Sofiia, Institut za izsledvane na blizkoto minaloto Publ., 2011, 478 p. (In Bulg.)

24. Palko V. Ostro sledovaná hranica. Spravodajská zložka 11. brigády pohraničnej stráže v rokoch 1951 – 1989. Bratislava, Ústav pamäti národa Publ., 2020, 264 p. (In Slovak)

25. Pinerová K., Louč M., Bušková K. Vězení jako zrcadlo společnosti. Nerovný souboj vědy, politiky a humanity 1965–1992. Praha, ÚSTR – Karolinum Publ., 2021, 478 p. (In Czech.)

26. Pinkas J. Jak vzpomínáme na normalizaci. Obrazy normalizační minulosti ve filmu. Praha, ÚSTR – Karolinum Publ., 2020, 238 p. (In Czech.)

27. Rulewski J. Wysoka temperatura. Od wolności do wolności 1980 – 1990 / oprac. naukowe Jan Olaszek. Warszawa, Instytut Pamięci Narodowej Publ., 2021, 344 p. (In Pol.)

28. Sherrer Y. Germaniya i Frantsiya: prorabotka proshlogo. In Pro et contra. 2009, no. 3–4, pp. 89–108. (In Russ.)

29. Sivoš J. Bez rozsudku! Pracovné tábory, sústreďovacie tábory a tábory nútenej práce na Slovensku 1945–1953. Bratislava, Ústav pamäti národa Publ., 2011, 242 p. (In Slovak.)

30. Šlouf J. Praha v červnu 1953. Dělnická revolta proti měnové reformě, vyjednávání v továrnách a strukturální proměna dělnické třídy. Praha, ÚSTR – Academia Publ., 2021, 216 p. (In Czech.)

31. Stobiecki R. Historici a historická politika. In Dějiny – Teorie – Kritika. 2007, no. 1, pp. 27–41. (In Czech.)

32. Todorova M. Sŭzdavaneto na edin natsionalen geroĭ: Vasil Levski v bŭlgarskata obshtestvena pamet. In Liberalen pregled, 2013. 22 maĭ. URL: http://www.librev.com/index.php/2013-03-30-08-56-39/discussion/bulgaria/2064-2013-05-22-10-26-10 (In Bulg.)

33. Totalitarizmite na XX vek v sravnitelna perspektiva / red. I. Znepolski. Sofiia, Institut za izsledvane na blizkoto minaloto Publ., 2010, 252 p. (In Bulg.)

34. Traba R. Pol'skiye spory ob istorii v XXI veke. In Pro et Contra. 2009, no. 3–4, pp. 43–64.

35. Trudniiat razkaz. Modeli na avtobiografichno razkazvane za sotsializma mezhdu ustnoto i pismenoto / sŭst. A. K’osev, D. Koleva. Sofiia: Institut za izsledvane na blizkoto minaloto, 2017, 424 p. (In Bulg.)

36. Wojcieszyk E. «Fanatycy» i inni. Opór Wielkopolan wobec komunistów w latach 1956 – 1970. Poznań; Warszawa, Instytut Pamięci Narodowej, 2019, 320 p. (In Pol.)

37. Znepolski I. Istorikŭt i mnozhestvenoto minalo. Sofiia, Institut za izsledvane na blizkoto minaloto, 2017, 332 p. (In Bulg.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate