1. Необычные старообрядческие рукописи. Среди подделок А.И. Сулакадзева (1771–1830) особое место занимает «Книгорек, то есть Каталог древним книгам». Документ содержит перечень потрясающих по древности и содержанию восточнославянских произведений, разумеется, подложных. В пространном заглавии «Книгорека» указан материал письма этих «уникумов»: «…бóльшая часть оных писаны на пергамине, иные на кожах, на буковых досках, берестяных листах, на холсте толстом, напитанном составом, и другие» (цит. по [1. С. 235]). Неизвестно, писал ли А.И. Сулакадзев наобум, как это нередко случалось с ним, или откуда-то почерпнул сведения о русских книгах, написанных на загрунтованных холстяных листах¹, но такие действительно существовали. Более того, их создатель и А.И. Сулакадзев были современниками. Сейчас две из них, Молитвослов и Молитвенник, находятся в ОР РГБ [3; 4], а третья, Канонник, хранится как семейная реликвия у потомков казаков-некрасовцев, вернувшихся в Россию из Турции в 1962 г. [5].

   В своем большинстве некрасовцы являются старообрядцами белокриницкого согласия. С самого начала возвращения в Россию они стали предметом пристального научного внимания. Рукописи и старопечатные книги, собранные у них археографическими экспедициями МГУ им. М.В. Ломоносова, вошли в состав Кавказкой коллекции Научной библиотеки МГУ (см., например, [6. С. 239, 250–252; 7. С. 160–197]). Однако некрасовский Канонник ускользнул от исследователей или не был оценен ими по достоинству. Во всяком случае, о нем до сих пор ничего не известно в научной литературе. Между тем этот редчайший источник содержит выходную запись писца с ценными сведениями и дает ключ к разгадке тайны его личности.

   Все три холстяные рукописи старообрядческие по правописанию и дониконовским редакциям текстов. Когда жил их писец и к какому согласию принадлежал, был ли он некрасовцем, почему стал изготавливать книги на столь необычном материале письма, что представляют из себя его сборники по составу и источникам – вот вопросы, на которые должно дать ответ настоящее исследование.

   2. Холстяные книги из Отдела рукописей РГБ. Первую холстяную книгу – Молитвослов – обнаружил известный филолог и археограф Е.В. Барсов не позднее 1894 г. [4; 8. С. 88, № 189]. Е.В. Барсов собрал ценнейшую коллекцию древних славяно-русских рукописей. Иногда он поставлял их царской семье [8. С. 85–87, 89, № 183, 184, 186, 190]. Для Николая II у него купили необычный Молитвослов. На обороте верхней переплетной крышки приклеен посередине экслибрис Николая II. В книгу вложена записка конца XIX в.: «№ 1. Сборник страннических молений, писанный на полотне в XVIII веке. Единственная в России рукопись на полотне. Приобретена от секретаря имп. Общества истории и древностей российских, действ[ительного] статского советника Барсова в 1894 году».

   Сборник (I, 59 л. 4º, 1814,8 см) написан четким полууставом, выдающим руку опытного мастера. Книга содержит три статьи, которые часто входят в Канонники: 1) афонский «Чин, како подобает пети дванадесять псалмов особь» архимандрита Печерского Досифея² (л. Iоб., 1–27об., л. 28 без текста), 2) общее «Начало каноном» (л. 28об.–31об.) и 3) «Канон благодарен и акафист Богородице» византийского гимнографа Иосифа Песнопевца (л. 32–59об.).

   В описи фонда И.Н. Деминой и публикациях Г.В. Аксеновой книга определена как «Молитвослов страннический», впрочем, без малейших объяснений и доказательств [8. С. 88, № 189; 10. С. 16, 17; 11. С. 66]. А.Г. Гудков также убежден, что обе холстяные книги из ОР РГБ «выполнены одним и тем же человеком, принадлежавшим к общине странников» [12. С. 87], но и он ничем не подкрепляет своего мнения. Повод для такого заключения подала уже упомянутая записка в Молитвослове. Возможно, что Е.В. Барсов разыскал редкую книгу у староверов-странников, или бегунов, отделившихся в XVIII в. от филипповцев [13. С. 24, 113]. Не исключено, что сведения о происхождении рукописи и ее датировка были записаны со слов Е.В. Барсова. Однако даже если Молитвослов и оказался каким-то образом у странников, то это еще не значит, что его переписчик происходил из их среды.

   Вторую рукопись на холсте – миниатюрный Молитвенник (I, 64 л. 16º, 11,3–49,2–3 см) – где-то приобрел нижегородский коллекционер Ю.Г. Галай [3; 14. С. 21–22, № 13]. В 1992–1993 гг. он передал часть своего собрания в ОР РГБ. Там при сравнении Молитвослова и Молитвенника выяснилось, что их изготовил один писец [10. С. 17; 11. С. 67]. Он переписал более половины Молитвенника на холсте (л. I, 1–39), но затем перешел на бумагу (л. 40–64). Почерк в обеих частях один и тот же. Как видно, у мастера закончились холстяные листы и не было возможности сделать новые. Обе части дополняют друг друга. Правда, обращает на себя внимание несколько разное оформление. В холстяной части тексты часто сопровождаются колонтитулом и помещены на листах в рамку, обычно простую линейную, нередко двойную: дополнительно «прошитую» крупными стежками (л. 1, 25, 27об.–39), изредка со стилизованной растительностью на блекло-зеленом фоне (л. 1, 15об.–16). В бумажной части ничего этого нет. Последняя статья в книге на л. 64об. производит впечатление добавленной позднее. Она написана под заставкой работы того же мастера, его почерком, но неровными, прыгающими буквами и кривыми, ползущими то вверх, то вниз строчками. Этой же вялой, нетвердой рукой сделана и более поздняя помета на нижнем поле соседнего л. 63об. Соединил обе части сам писец, переплетавший свои рукописи (о чем речь пойдет ниже).

   Содержание Молитвенника не пересекается с барсовским Молитвословом. Но, за единичными исключениями, вошедшие и в этот сборник статьи также относятся к литературе Канонников. В холстяной части помещены: правило келейное (л. 1–14об.), указ о правиле на Светлой неделе из книги «Старчество», гл. 17 (л. 14об.–16), келейные молитвы «спальные» (перед сном) для «подвижнhйши ино» из Канонника (л. 16–27об.), поклоны приходные и исходные (л. 28–29), молитвы Василия Великого Богородице, мниха Антиоха на сон грядущим и др. (л. 29об.–38), дидактического статьи (л. 38об.–39об.). Бумажная часть включает в себя: о благодарении перед обедом (л. 40–40об.), молитвы по восстании от стола (л. 41–43), о молитве за оскорбивших братию во время общей работы (л. 43–43об.), отрывки из книги «Старчество» о келейном правиле и молитве, переданных ангелом Пахомию Великому (л. 43об.–46)³, начало полунощницы (л. 46–52об.), начало утрени (л. 52об.–56), начало часов (л. 56–57), начало вечерни (л. 57–57об.), заметка о чтении девяти кафизм Псалтыри за суточный богослужебный круг (л. 57об.–58), сокращенный Устав правила на Пасху, Светлую неделю и воскресные дни (л. 58–64), о троекратном погружении во время крещения (л. 64об.).

   Г.В. Аксенова нечетко датирует обе книги то началом [10. С. 16; 11. С. 66], то первой третью XIX в. [10. С. 16, 17; 11. С. 66, 67]. Она отметила в бумажной части сборника филигрань «в виде вензеля из букв БУ, связанных дугой (типа Клепиков – № 98)» [10. С. 17; 11. С. 67]. Однако С. А. Клепиков указывает под № 98, что эта бумага братьев Усачевых имеет на левой стороне листа буквы «БУ в картуше», а на правой – открытый герб «Семь провинций» [18. С. 15, 78, 95, № 98 – 1823 г.]. В Молитвеннике же использована другая бумага: на левой стороне листа буквы «БУ, соединенные дугой по верху», и на правой – герб «Pro Patria» с волнами [18. С. 15, 78, № 97 – 1823 г.] (см. также: [14. С. 21, № 13]). Совпадение между водяным знаком в источнике [3] и рисунком в альбоме полное. Поэтому Молитвенник можно датировать первой половиной 20-х годов XIX в. Два других холстяных сборника появились, скорее всего, около этого времени.

   3. «Книга спасенных» в ее отношении к другим холстяным рукописям. Третий кодекс на холсте – Канонник (56 л. 4º, 22,517,5 см) работы того же мастера обнаружил Н.Г. Денисов в конце 90-х годов XX в. у казаков-некрасовцев [5]. Владелица Канонника, которой мы приносим сердечную благодарность за помощь в работе, рассказала о нем следующее.

   «Эту книгу подарил мне папа Б. (1943 г. р.). Ему книга осталась от его отца. Его отец был Б. Т. С. (1902 или 1905 г. р.). Папа рассказывал, что в Турции по дедовой линии у них был родственник. Его люди называли нерод, так как у него не родились дети. И вроде бы он писал книги для некрасовцев. Это был наш родственник. Папа мой считается таким, которых некрасовцы в Турции называли “учеными”. То есть с детства он мог служить в церкви: петь, читать. Сейчас он этого не делает по болезни, так как перенес инсульт. В Турции было принято так: набирали группу детей, которых учили читать и петь. Их готовили для участия в службе.

   Когда дед был жив, я помню, что у него было много книг, он их привез с собой в Россию. Но мы тогда были студентами, нам это было неинтересно. А потом, когда папа мне дал эту книгу, я спросила: “Папа, а было же у деда много книг?”. Когда он умер, люди из прихода стали у папы просить их почитать. Но никто не вернул ни одной книги. Не буду называть их фамилии. Поэтому папина библиотека оказалась распыленной. Много книг взял брат папы, мой крестный. Его звали Я. Т. Б. Он ходил на службу и принимал в ней участие. Скончался в 2000-е годы.

   Моему брату папа дал две книги, в том числе одну певческую. А мне он эту дал. Так попала ко мне эта книга. Когда её увидел священник о. Т. Д., он стал просить её у меня – я отказала. Он объяснил, что в ней “Скитское покаяние”. Это было связано с тем, что когда у староверов не было священников, то они могли совершить крещение, отпевание, покаяться и т. д. В книге есть все эти молитвы. Он предлагал променять за неё целую библиотеку. Я отказала. Другие люди стали просить взять её и почитать. Тогда я решила и сказала, что эта книга не выйдет из этого дома никогда».

   Некрасовский Канонник переписал тот же мастер, что и две другие холстяные книги. Грамотное в целом правописание и четкий полуустав с элементами каллиграфии выдают руку опытного писца. Одинаково пишутся е с коротким язычком; ж из трех не соединенных между собой частей; з в виде тройки и реже угловатая z в строке с сильно сокращенным хвостом или совсем без него; манерная ломаная s с двумя горизонтальными углами в разные стороны посередине (верх и низ как у s, а середина как у z); м, похожая на лигатуру л+и; р часто с незамкнутой внизу петлей; х с искривленным внизу под строкой правым хвостом; ѱ с укороченной мачтой и угловатой чашей с загибом-носиком от ее правого края; выносные: хвостатая а в конце строки, напоминающая u, лежащую на боку; д с очень характерным крючком-покрытием, примыкающим вплотную слева, и т. п. Многие малые инициалы (В, Г, Д, З, К, М, Р, Т, Ц, Ю и даже вытянутая искривленная О, С и др.) имеют декоративные загнутые хвосты. Заглавная М состоит из трех равновеликих прямых мачт с петлями и геометрическими украшениями посередине.

   В почерке заметно влияние старообрядческих типографских шрифтов. Манерная ломаная s, прописная и строчная (см. выше), – точная копия заглавной печатной буквы (ср., например, [16. Л. 47об., 103, 107]. Киноварные инициалы с утолщениями на мачтах и стилизованными растительными отростками похожи на киноварные буквицы, например, в изданиях Ф. и А. Карташевых [15; 16;].

   Заканчивает Канонник выходная запись с ценными сведениями: «(л. 55) ӏсu gдиномu прgмuдромu бгu малоuмныи азъ и многогрhшныи рабъ маkи воздаю w всhхъ славu многu. давшgмu и с¿ю мнh спсgнныхъ списать книгu, в чть слuгъ бжтвgнны. аmg бо и мала gсть зрgн¿gмъ : (л. 55об.) бл#gтъ [так!] ижg на вс#къ дg исправльшимъ ю. и аmg что в нgй wбр#mgтg ^ нgразuм¿#, или забвgн¿# и нgдозрhн¿# (‘невнимательности’ [19. С. 84]) моgго погрhшитgльно, и gлико кого ва дхъ стыи qмuдрилъ gсть блго[ра]зuмнh исправитg. а мнh трu[ди]вшgмuc#, бга ради проmgн¿g дадитg и блгословитg, а нg клg[ни]тg, да и сами тождg ^ влки всhхъ винахъ ваши полuчити воможgтg в дgнь сꙋны аминь;». Писец хорошо знал стандартные выражения выходных записей и умело воспользовался ими. Он высокопарно наименовал обычный малый Канонник «Книгой спасенных», посвятил ее «в честь слуг божественных», указал на необходимость ее ежедневного чтения и объявил свое имя – Максим. Выражение «и с¿ю… спсgнныхъ списать книгu» с упором на и с¿ю означает, что мастер изготавливал книги и ранее: Канонник не был его первой работой.

   По составу Канонник совпадает с барсовской рукописью, но имеет дополнительные статьи по сравнению с нею. Он содержит: 1) афонский «Чин, како подобает пети дванадесять псалмов особь» архимандрита Печерского Досифея (л. 1–17об.), 2) «Скитское покаяние» (л. 17об.–29), 3) «Чин, како подобает самому себе причастити пречистых и животворящих Таин Христовых нужды ради великия, не сущу священнику» (л. 29об.–33об.), 4) общее «Начало каноном» (л. 33об.–35об.), 5) «Канон благодарен и акафист Богородице» Иосифа Песнопевца (л. 35об.–54об.). После декоративной концовки добавлены: 1) киноварное изречение против реформаторов: «Аmg кто вс# исправи бuдg досадитgль нg внидg в црво нбноg;» (л. 54об.), 2) патериковая новелла о египетском старце Макарии о превосходстве любви к ближнему над постом (л. 54об.–55) и 3) приведенная выше выходная запись (л. 55–55об.).

   В некрасовском и барсовском списках повторяющиеся тексты переданы с некоторыми разночтениями. Канонник сохранил текст лучше, чем Молитвослов, где встречаются пропуски (см. табл. 1, № 1–3), повторение (см. табл. 1, № 4) и другие погрешности.

   Табл. 1. Ошибки в Молитвослове

   Иногда лучше (см. табл. 2, № 1–3) и полнее текст Молитвослова. Однако эта полнота объясняется тем, что в нем некоторые распространенные краткие молитвы приводятся полностью, а в Каноннике, как и в старообрядческих изданиях, даны только указания на их чтение⁴.

   Табл. 2. Ошибки в Каноннике

   Последний пример – конъектура писца, хотя и логичная, но все же неверная. В списках Максима, в истории Богородицы и Иосифа, сделана еще одна конъектура. Внешне вроде бы правильная и понятная, она также совершенно ошибочна (см. ниже табл. 3, № 5).

   В Каноннике встречаются и другие мелкие ошибки и описки, например: qбоба (Пс 40: 1) (л. 6) вм. qбога [4. Л. 8], hлu (л. 32) вм. тhлu, на зgмъло (л. 34об.) вм. на зgмлю [4. Л. 30об.]. Недописаны бываg=бываgтъ (л. 33)⁵, радu (л. 52об.)=радuйс# [4. Л. 56об.], сты (л. 54об.)=стыхъ (л. 52об.) [4. Л. 59об.], пропущено нg [4. Л. 1об.] в самом конце строки перед wстави мgнg (Пс 26: 9) на л. 2 и т. п.

   Из приведенных примеров видно, что как Канонник не мог быть переписан с Молитвослова, так не могло и случиться наоборот. Однако связывают их общие ошибки. Особенно показательны одинаковые пропуски (см. табл. 3, № 1–4), иногда совпадающие с разночтениями в старообрядческих изданиях (№ 3). Они были замечены и восполнены в Каноннике, но оставлены без внимания в Молитвослове. Объяснить одинаковые ошибки в рукописях, прямо не связанных между собой, можно только общим протографом. Правка внесена: в одном случае точно Максимом (№ 2), в другом – видимо, им (№ 3), в третьем – трудно сказать определенно всего лишь по трем буквам (№ 1) и в четвертом – читателем (№ 4).

   Табл. 3. Общие ошибки в холстяных списках

   В первом примере в Каноннике была такая же ошибка, как и в Молитвослове, но потом ее исправили. Замечательно, что такая же неточность распространена в изданиях конца XVIII – начала XIX в. Причем внимательные читатели также правили ее: «вс# кости ихъ, (далее в строке вписано чернилами: ни) едина ^ нихъ (потом затерто нg) сокрuшитс#» [16. Л. 9об. второго счета]. Не менее важно и то, что эти издания близки по составу рукописям Максима. И на этом надо остановиться особо.

   Сборники Максима принадлежат к популярной литературе Канонников, необходимых для ежедневного совершения келейного и домашнего молитвенного правила. В конце XVIII – первой четверти XIX в. Канонники приблизительно такого состава, как и холстяные списки, часто издавались в старообрядческих типографиях и пользовались неизменным читательским спросом.

   В Почаеве, в типографии Успенского монастыря, в 1782 г. вышло в свет несколько изданий Канонника в 8º со «Скитским покаянием» (л. 1–18об.) [24. С. 131–132, № 294–296; 25. С. 135–138, № 84, 86–88]. Там же после 1784 г. напечатали сборник в 8º с Чином 12 псалмов (л. 1–35об.) и Чином самопричащения (л. 55об.–64об.) [24. С. 134, № 312; 25. С. 158, № 102], а в 1786 г. – Канонник в 8º со «Скитским покаянием» (л. 1–18об.) и Чином самопричащения (л. 19–29) [24. С. 134, № 314; 25. С. 159, № 103]. В 1790 г. увидел свет Канонник в 8º, в выходных данных которого указано Гродно, со «Скитским покаянием» (л. 1–15об.) и Чином самопричащения (л. 16–24) [24. С. 127, № 257; 25. С. 124, № 75]. В Яссах [26. С. 265–266] в 1791 г. издали Канонник в 8º со «Скитским покаянием» (л. 1–15), Чином самопричащения (л. 15об.–23) и Чином 12 псалмов (л. 87–107об.) [24. С. 141, № 363; 25. С. 600–601, № 428]. В Вильне, в типографии униатского Троицкого монастыря, в 1801 г. опубликовали книгу в 8º, содержащую только две статьи: «Скитское покаяние» (л. 1–36об.) и Чин самопричащения (л. 36об.–1 нн) [24. С. 72, № 114].

   В Клинцах, в типографии Ф. Карташева, выпустили Канонник в 8º после 1797 г. со «Скитским покаянием» (л. 1–31об.) и Чином самопричащения (л. 32–42об.) [24. С. 40–41, № 51; 25. С. 364, № 241]. В Клинцах, в типографии Ф. и А. Карташевых, вышли в свет: два издания Канонника в 8º после 1802 г. и после 1803 г. со «Скитским покаянием (л. 1–31об.) и Чином самопричащения (л. 32–42об.) [24. С. 47, № 64; 25. С. 388–389, № 258; 392, № 262], Канонник в 8º после 1810 г. с Чином 12 псалмов (л. 1–48об.), «Скитским покаянием (л. 1–27) и Чином самопричащения (л. 27об.–36об.) [25. С. 442, № 302], два издания Канонника в 8º после 1812 г. и в конце 10-х годов XIX в. со «Скитским покаянием» (л. 1–27), Чином самопричащения (л. 27об.–36об.) и Чином 12 псалмов (л. 1–48об. второго счета) в конце книги [24. С. 54, 65, № 85, 103а; 25. С. 453–454, № 312], Канонник в 8º после 1818 (?) г. со «Скитским покаянием» (л. 1–27) и Чином самопричащения (л. 27об.–36об.) [25. С. 481, № 332].

   В типографии П.И. Селезнева в Махновке и затем у купившего ее К. Колычева в Янове увидели свет: Канонник в 8º после 1796 г. со «Скитским покаянием» (л. 1–15), Чином самопричащения (л. 15об.–23) и Чином 12 псалмов (л. 87–107об.) [24. С. 88–89, № 145; 25. С. 488, № 339], Канонник в 8º после 1808 г. со «Скитским покаянием» (л. 1–31об.) и Чином самопричащения (л. 32–42об.) [24. С. 104, № 177; 25. С. 542, № 383], Канонник в 8º после 1813 г. со «Скитским покаянием» (л. 1–27), Чином самопричащения (л. 27об.–36об.) и Чином 12 псалмов (л. 1–48об. второго счета) в конце книги [25. С. 580–581, № 409], Канонник в 8º после 1814 г. с Чином 12 псалмов (л. 1–48об.), «Скитским покаянием» (л. 1–27) и Чином самопричащения (л. 27об.–36об.) [25. С. 582–583, № 411], Канонник в 8º после 1818 г. со «Скитским покаянием» (л. 1–27), Чином самопричащения (л. 27об.–36об.) и Чином 12 псалмов (л. 1–36об.) [25. С. 594, № 421]. По составу и расположению статей некрасовский список наиболее близок двум изданиям – Каноннику после 1810, Каноннику после 1814.

   В «Очерках поповщины» (часть I, гл. IX) П.И. Мельников (Андрей Печерский) рассматривает упадок беглопоповского согласия в 20–30-х годах XIX в. и участившиеся переходы в беспоповщину. Он отмечает, что «по причине “оскудения священства”, одни старообрядцы стали исповедываться у бродивших по разным местам монахов, у скитниц и даже у канонниц, что высылаемы были керженскими скитами к богатым старообрядцам для чтения псалтыря по умершим и для так называемого “стояния неугасимой свечи”; другие стали исповедываться пред образом Спасителя по скитскому покаянию, оправдываясь словами “Маргарита”: “сам Спас исповедник и причастник”; третьи – у начетчиков из своих мирян, которые сделались таким образом чем-то вроде беспоповщинских “отцов с Потребником”» [27. С. 196]. В сноске к этому месту П.И. Мельников добавляет, что в старообрядческих изданиях «при скитском покаянии обыкновенно помещается “Чин, како подобает самому себе приобщити… св. таин”» [27. С. 196].

   «Скитское покаяние» было настолько почитаемо и ценимо старообрядцами, что вокруг него складывались легенды. Одну из них приводит П.И. Мельников в романе «На горах» (ч. II, гл. 17): «“Скитское покаяние”, где есть “чин како самому себе исповедати”, во множестве распространено между раскольниками Спасова согласия – что сами перед Спасовым образом исповедуются. Спасово согласие утверждает, будто “Скитское покаяние” составлено апостолом Павлом, передано им ученику его Дионисию Ареопагиту, от него дошло до Иоанна Дамаскина, а от него и до раскольников. Старопечатных “Скитских покаяний” не было» [28. С. 535], но оно существовало в письменности дониконовской Московской Руси.

   У старообрядцев-поповцев «Скитское покаяние» является самоисповедью и служит приготовлением к Св. Причащению. Оно вместе с Чином самопричащения стало «главной и непременной составной частью старообрядческих малых Канонников, сделавшей их книгами, необходимыми для самопричащения, получившего особенно большое распространение у старообрядцев в пору “оскудения священства”» [29. С. 366]. Включение в некрасовский Канонник «Скитского покаяния» и следующего за ним Чина самопричащения означает, что писец не был беспоповцем, так как те отвергают Таинство Евхаристии и видимое причастие и признают лишь духовное причастие у наставника⁶. И тем более он не принадлежал к таким церковным радикалам, какими являлись староверы-странники, порвавшие с миром Антихриста и отказывавшие в праве креститься и, следовательно, считаться христианами даже своим благодетелям – странноприимцам, мирским жителям, хотя те давали им убежище и принимали даже незнакомых им бегунов как самых близких родных [13. С. 187–188, 227–228]. Мастер Максим переписывал сохранившиеся книги до учреждения белокриницкой иерархии в 1846 г. Поэтому он мог быть только старообрядцем-поповцем.

   Вообще же, достаточно было хотя бы бегло познакомиться с содержанием Молитвенника, чтобы отказаться от мысли привязать его к беспоповцам и тем более к бегунам. В сокращенном Уставе правила на Пасху, Светлую неделю и воскресные дни особо оговорено, что он предназначен «кромh ӏgрg#. "кожg просцgмъ и нgосmgнны» [3. Л. 58об.–59]. Среди седмичных уставных указаний на вечерне, вынесенных на поле, сделана приписка рукой Максима: «аmg gсть хра. силою застuлgн¿g» [3. Л. 55] (молитвы «Силою Честнаго и Животворящаго креста» и «Заступлением честных и небесных сил бесплотных»). Далее, но уже в тексте вновь упоминается святой, в честь которого освящена церковь, причем все выделено киноварью: «и стагw имк. емuжg есть храмъ, и егожg еть днь имк.» [3. Л. 55об.]. В конце статьи «Поклоны приходные и исходные» читаем: «За млтвъ прgчты# ти мтрg, и стаго ӏмкъ, gгожg gсть храмъ…» [3. Л. 28об.–29]. Беспоповцы совершали богослужение не в храмах, а в молельнях, или моленных, – особых комнатах в обыкновенных домах. Исключение составляют крупные беспоповские центры вроде выго-лексинского, где существовали особые молитвенные здания. Однако рукописи Максима по почерку и орнаменту не связаны ни с выго-лексинской, ни с какой-либо другой крупной старообрядческой книжной школой (о чем будет говорится ниже). Разумеется, эти указания восходят к дониконовской рукописной традиции. Но они не только не были сокращены при переписывании, но одно из них писец добавил на поле.

   Старообрядцы не копировали механически древние тексты, а сообразовывались с обстоятельствами. О многом говорит пропуск во второй, заключительной молитве Богородице («похвале») после канона ей. Он сделан в обоих холстяных списках, некрасовском и барсовском, и появился отнюдь не случайно.

   Табл. 4. Пропуск в молитве Богородице

   Это сокращение можно объяснить как беспоповскую редакцию молитвы. Но ведь сделать это мог и не Максим, а его предшественник. Вполне вероятно, что пропуск уже был в использованном им оригинале. Возможно, священники и монахи были исключены не по религиозным соображениям, а механически, вместе со всем отрывком до упоминания православных христиан. Ведь заодно со светскими и духовными властями были пропущены и ни в чем не повинные доброхотные жертвователи. Итак, этот яркий пример старообрядческой правки не подтверждает беспоповских взглядов Максима. Как писец он стремился к точной передаче текста оригинала и воспроизвел это место так, как нашел его в своем источнике.

   Позднее Канонник попал в руки внимательного читателя-старообрядца из поповцев. И он восстановил упоминание священнического и иноческого чина на книжном поле со сноской после помилuй в основном тексте. Полууставный почерк небрежный и неровный. Его можно датировать второй половиной XIX в. или, самое позднее, первой четвертью XX в. К этому времени книга могла оказаться у некрасовцев, принявших белокриницкую иерархию и молившихся за нее.

   4. Мастер Максим как книжный художник и переплетчик. Все три холстяные книги украшены в одинаковой манере – в растительно-геометрическом стиле, упрощенном и огрубевшем под пером провинциального художника. Любимые краски Максима (кроме традиционной киновари) – желтая и блекло-зеленая. В их употреблении прослеживается некоторая закономерность. Бледно-зеленой краской раскрашивались заставка и рамка на первом листе холстяных книг. За исключением Канонника, краски расходовались скупо. Мастер нередко переходил в рубриках на чернила, которыми писал даже заголовки.

   Наиболее ярко и независимо от образцов Максим проявил себя в орнаменте некрасовского Канонника, самом богатом и интересном. Другие рукописи гораздо скромнее. В орнаменте Канонника господствуют грубо рисованные растительно-геометрические формы. Украшения выполнены чернилами, киноварью и раскрашены желтой и зеленой красками. Тексты на листах помещены в рамки, «прошитые» крупными стежками и иногда украшенные «травами» и завитушками (л. 17об., 29об., 33об., 35об.). Окаймляющие «стежки» – отличительная черта в орнаменте Максима. Он обрамлял ими также заставки [3. Л. 16, 58, 64об.; 4. Л. 28об.; 5. Л. 1, 17об., 29об., 33об., 35об.] и иногда большие инициалы [5. Л. 39об., 40об., 42об., 45об., 52].

   Канонник украшают заставки (л. 1, 17об., 29об., 33об., 35об.), многочисленные малые инициалы и большие (л. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 7об., 9, 10об., 12, 14об., 16об., 18, 23, 34, 35, 35об., 36об., 37, 39, 39об., 40об., 41, 42об., 45об.–46об., 47об., 48об., 49об., 50об., 51, 52, 53, 53об.), простая вязь (л. 35об.), вычурная концовка со звездочками, кругами, ромбами и растительными отростками (л. 54об.). В целом орнамент Канонника непохож на распространенные старообрядческие художественные стили, которые развивались в поморской, ветковской и гуслицкой книгописных школах. И дело не только в том, что народный мастер упрощал традиции книжного орнамента и огрублял рисунок при копировании. Он не подражал рабски своим источникам и не связывал себя с определенной художественной традицией. Он был знаком с разными образцами орнамента в рукописных и печатных книгах, видимо не только русских, но и украинско-белорусских, не только дониконовских и старообрядческих, но и синодальных. Поднабравшись то там, то здесь, он выработал свою собственную художественную манеру. Грубоватая и даже где-то примитивная, она вполне удовлетворяла вкусам его невзыскательных заказчиков и читателей из простого народа, составлявшего основу старообрядчества.

   Максим сам переплетал свои рукописи в похожей манере. Его отличительная особенность – волнообразное тиснение точками в бордюре и среднике. Нижние крышки некрасовского Канонника и Молитвенника [3] украшены пунктирным тиснением волнами с одинаковой схемой. И на этот раз Канонник наиболее сложно орнаментирован. Эта книга занимала особое место среди работ Максима. На верхней доске Канонника оттиснут большой ромбовидный средник, свободные пространства заполнены маленькими басмами. К сожалению, именно переплет Канонника сохранился хуже всего.

   5. Мастер Максим и судьба его наследия. Мастер Максим жил в конце XVIII–первой трети XIX в. Это был типично народный провинциальный мастер, объединивший в одном лице писца, рисовальщика и переплетчика. Он достаточно грамотно переписывал тексты, обладал четким полууставным почерком, владел приемами лигатурного письма и скорописи. Дошедшие до нас сборники были созданы им около 20-х годов XIX в., когда беглопоповское согласие переживало далеко не лучшие времена по причине «оскудения священства». К этому времени, судя по его архаизованному почерку⁷, мастер был уже немолод. Его волновали мысли о старости и смерти. Он закончил холстяную часть Молитвенника расхожим размышлением о том, что весна прообразует юность, лето – совершенного мужа, осень – старость и окончание жизни. «Блажgнъ члвкъ ижg в разuмh блазh состарhвс# qмрgтъ», – записал он [3. Л. 39об.].

   Максим, включивший в сборник со «Скитским покаянием» Чин самопричащения, не принадлежал ни к беспоповцем, ни тем более к староверам-странникам, а был «по беглому священству». Не был он и некрасовцем⁸. Холстяные рукописи появились не за границей, а в России. Максим предназначал их читателям с другим укладом жизни, чем у казаков-некрасовцев. Вполне возможна его связь со скитниками и пустынниками. В выходной записи он упоминает каких-то «слуг божественных» и велеречиво именует обычный малый Канонник «Книгой спасенных». В разговорной речи старообрядцев спасённая душа (иронич.) – монахиня или монах [32. С. 45, 46. 52, 164, 417], спáсенница – монахиня, скитница [32. С. 52, 102, 164; 33. С. 469]. П.И. Мельников особо отмечает в романе «На горах» (ч. I, гл. 12): «Иноков и инокинь не спрашивают о здоровье, а всегда о спасении: “Как ваше спасение?”» [28. С. 251, 399].

   Связь с монастырской средой особенно заметна в Молитвеннике. Среди его статей встречаются указания вроде: «и поминай въ молитва, вgликаго кнз# тажg. игqмgна с брат¿gю, и всhхъ слuжаmихъ ти во стhй обитgли. и за твор#mихъ милостыню. и пото почти книги. в поqчgн¿g новоначалномu инокu» [3. Л. 42об.]. В этой же рукописи по уставам иноческого келейного правила положены, например, после Пс 50 и Символа веры: или чтение канонов, или 300 земных поклонов, 600 Иисусовых молитв, 100 поясных поклонов с молитвою «Владычице моя…» [3. Л. 11об.–12], на утрени пять кафизм Псалтыри, 1500 Иисусовых молитв, 150 поклонов [3. Л. 53], на часах три кафизмы Псалтыри, 1000 Иисусовых молитв (или 10 вервиц – лестовок), 100 поклонов [3. Л. 56об.]. И, надо думать, переписчик этих указаний следовал им на практике. Он включил в сборник келейные молитвы «спальные» для «подвижнhйши ино» из Канонника [3. Л. 16–27об.] и маленькую заметку о молитве за оскорбивших братию во время общей работы [3. Л. 43–43об.]. Возможно, Максим не просто переписывал готовые сборники, а составлял их. Во всяком случае, маленькая заметка о чтении девяти кафизм Псалтыри за суточный богослужебный круг начинается от первого лица: «есть жg wбычай нhки ^цъ gгожg wбрhтохъ написанъ…» [3. Л. 57об.].

   Максим изготавливал маленькие рукописи молитвенного содержания, продолжающие традиции древнерусских и старообрядческих Канонников. Такие книги были постоянно необходимы в келейном и домашнем обиходе, их всегда держали под рукой, читали и перечитывали. Они были особенно нужны бродячей Руси: странствующим монахам, инокам «никоего монастыря» и перехожим богомольцам. Частым употреблением таких книг в дороге и странствиях объясняется выбор столь необычного материала для письма, не известного в предшествующей истории славяно-русской книги⁹. В XVIII–XIX вв. (главным образом, в глухих местах Русского Севера, Сибири и на Камчатке) при недостатке или дороговизне бумаги книги и документы (ясачные книги, челобитные) писали иногда на бересте, но на холсте – никогда. Холст несравненно прочнее и надежнее, чем бумага, но письмо на нем требует специальных навыков. Идея создания книг на полотне могла появиться только у человека, практически знакомого с иконописью, владевшего техникой грунтовки холста и письма по нему. Но если Максим и писал иконы, то, несомненно, такого же грубого народного характера, как и орнамент Канонника.

   Изделиям Максима далеко до старообрядческих роскошных рукописей XVIII–XIX вв. Но ни ему, ни его заказчикам были и не нужны тяжелые украшенные фолианты, гордость старообрядцев-библиофилов. Он создавал рукописи для простецов и преследовал совсем другие цели, сугубо практические: удобство и прочность дорожных книг, предназначенных для постоянного чтения. И в этом, несомненно, он преуспел. Холстяные листы отлично загрунтованы и гибки. Грунт не осыпается от частого перелистывания, хотя рукописям около двухсот лет. Книги легки и удобны в употреблении.

   Позднее одна из его рукописей могла перейти к староверам-бегунам: по своему назначению это была дорожная книга и, самое главное, не имела в своем составе Чина самопричащения. Список же с этим Чином, лучше подготовленный и наряднее украшенный, покинул Россию и оказался у некрасовцев. В большом и пестром мире старообрядчества существовали свои связи, не зависящие от государственных границ. В начале XIX в. некрасовцы переселились из Добруджи в дельте Дуная вглубь Турции, на берег озера Маньяс (Майнос), на юго-восток от Мраморного моря [31. С. 10–11; 35. С. 133]. В Турции они промышляли рыбной ловлей. Уходя артелями на промыслы, некрасовцы нередко попадали в такие условия, когда «въ нuждh вgликой» – из-за отсутствия священника – приходилось самим исповедоваться и причащаться запасными дарами. Тогда-то и могла пригодиться холстяная «Книга спасенных» мастера Максима.