Завещание Ярослава I в трудах русских историков XVIII – первой трети XIX века
Завещание Ярослава I в трудах русских историков XVIII – первой трети XIX века
Аннотация
Код статьи
S0869544X0019019-3-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Боровков Д. А. 
Аффилиация: Независимый исследователь
Адрес: Россия, Москва
Выпуск
Страницы
67-74
Аннотация

В статье рассматриваются интерпретации летописного рассказа о «завещании» киевского князя Ярослава I (1054) в работах первых русских историков. Прослеживается эволюция историографической мысли от пересказа летописных текстов в XVIII в. к концептуальным интерпретациям первой трети XIX в., связанным с формированием представлений об общности феодального строя в Древней Руси и средневековой Европе. Такой анализ позволяет охарактеризовать эти этапы развития исторической мысли как доконцептуальный и концептуальный.

Ключевые слова
Ярослав I, завещание, В. Н. Татищев, М. В. Ломоносов, М. М. Щербатов, Н. М. Карамзин
Классификатор
Получено
06.05.2022
Дата публикации
11.05.2022
Всего подписок
11
Всего просмотров
107
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Завещание или «ряд» Ярослава Мудрого – такое определение закрепилось за рассказом ПВЛ под 1054 г. об осуществленном киевским князем Ярославом I незадолго до своей смерти разделе городов (Киева, Чернигова, Переяславля, Смоленска и Владимира на Волыни) между пятью сыновьями – Изяславом, Святославом, Всеволодом, Вячеславом и Игорем, сопровождавшимся наставлениями о сохранении единства между ними как залога процветания Русской земли и послушания старшему из братьев, остававшемуся вместо отца. Несмотря на то что без упоминания об этом политическом акте не обходится ни одна общая или специальная работа по истории Древней Руси, интерпретации «ряда» Ярослава в трудах русских историков не рассматривались за пределами небольших экскурсов [1. C. 22, 25, 48; 3. С. 101–105; 10. C. 434–437; 16. C. 404–406]. Целью настоящей статьи является рассмотрение эволюции исследовательских интерпретаций «ряда» Ярослава в общих трудах по русской истории, опубликованных со второй половины 1760-х до середины 1830-х годов.
2 Для таких работ, как «Ядро российской истории» А.И. Манкиева, «История Российская» В.Н. Татищева, «Древняя русская история» М.В. Ломоносова, характерно цитирование или, в крайнем случае, пересказ древнерусских текстов, сообщающих о разделе 1054 г. В случае А.И. Манкиева это пересказ текста «Степенной книги» [13. C. 384; 12. С. 366–371], в котором восходящие к ПВЛ слова о распределении Ярославом городов между своими сыновьями соседствовали с авторской трактовкой, из которой следовало, что Ярослав разделил государство на уделы [17. C. 75]. В случае В.Н. Татищева это фрагмент Никоновской летописи, который во второй редакции его «Истории Российской…», датируемой 1748–1750 гг., подвергся стилистической правке и вставкам из Библии, но, с точки зрения терминологии, следовал за летописными формулировками, представлявшими раздел 1054 г. как раздел городов [14. Т. 2–3. C. 81–82; Т. 4. С. 152]; ср. [8. С. 85–86]. В случае М.В. Ломоносова, это воспроизведение рассказа Радзивиловской летописи (или ее копии), где при перечислении сыновей Ярослава пропущено имя Игоря [4. C. 140]. Этот же источник, видимо, использовал в «Российской истории» Ф.А. Эмин, допустивший ту же ошибку. В отличие от М.В. Ломоносова, который не успел закончить своего труда, Эмин дал развернутую интерпретацию раздела 1054 г., которая, однако, не отличалась точностью в деталях и носила более литературный, чем исторический характер [20. C. 449–452].
3 Более прогрессивной в теоретическом плане является интерпретация М.М. Щербатова в первых томах «Истории Российской от древнейших времен», вышедших в свет в 1770–1771 гг., которая основана на тексте введенной им в научный оборот Воскресенской летописи [7. С. 332–333]. Интерпретация Щербатова не ограничилась изложением раздела Ярославом «земель своей державы» между сыновьями [18. Т. 1. C. 324–325], а включала попытки реконструкции сформулированного в «ряде» принципа наследования, который, по предположению исследователя, сделанному на основании наблюдений за порядком замещения киевского стола во второй половине XI – начале XII в., должен был переходить от брата к брату в интересах укрепления власти и преемственности, однако этого не произошло, поскольку каждый из князей стремился передать киевский стол своему сыну, что служило причиной междоусобных войн. М.М. Щербатов первым из историков раскрыл значение «ряда» Ярослава I как регулятора престолонаследования, а также провел аналогию между положением правителей Киева среди удельных князей, которым Ярослав передал по «ряду» верховную власть вместе с «первенствующим» киевским престолом, и положением главы Священной Римской империи среди германских монархов [18. Т. 2. С. 254–257].
4 Тенденция к сопоставлению политических порядков на Руси и в Европе получила развитие после публикации в 1770 г. анонимного полемического сочинения Antidote (позднее атрибутированного Екатерине II), в котором были проведены аналогии между русскими князьями, получавшими уделы от великого князя, и французскими принцами, получавшими от короля апанажи или кормления, являвшиеся материальным обеспечением представителей правящей династии [11. С. 21–24]. Вследствие этого в отечественную историографию была внедрена идея об общности политических процессов и общих форм земельной собственности в эпоху Средневековья, как во Франции, так и на Руси, получившая наиболее последовательное выражение в «Кратком начертании Российской истории» М.Н. Муравьева, где раздел Ярослава I рассматривался как один из этапов «раздробления России на уделы», начавшегося в княжение его деда Святослава I и аналогичного практике «феодального или поместного владения» в странах Европы [5. С. 8].
5 Таким образом, «ряд» Ярослава был интерпретирован в рамках концепции социально-политического развития, сложившейся во французской историографии эпохи Просвещения [11. C. 25–30, 35–37]. Эта концепция была разработана в «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, публикация которой (1818) началась незадолго до публикации «Начертания» М.Н. Муравьева (1819). Для обоих исследователей, являвшихся апологетами самодержавной монархии, характерны общие моменты: отождествление феодальной и удельной системы, соотнесение ее начала с разделом Святослава I, трактовка ее как угрозы единству государства вследствие разделения власти, провоцировавшего междоусобные войны.
6 Именно на этом делал акцент Карамзин, когда пересказывал в «Истории» летописную статью 1054 г.: «Чувствуя приближение смерти, Ярослав созвал детей своих и хотел благоразумным наставлением предупредить всякую распрю между ими. “Скоро не будет меня на свете, – говорил он, – вы, дети одного отца и матери, должны не только называться братьями, но и сердечно любить друг друга. Знайте, что междоусобие, бедственное лично для вас, погубит славу и величие Государства, основанного счастливыми трудами наших отцов и дедов. Мир и согласие ваше утвердят его могущество. Изяслав, старший брат, заступит мое место и сядет на престоле Киевском: повинуйтесь ему, как вы отцу повиновались. Святославу даю Чернигов, Всеволоду Переяславль, Вячеславу Смоленск: каждый да будет доволен своею частию, или старший брат да судит вас как Государь! Он защитит утесненного и накажет виновного”» [2. Т. 2. Стб. 21].
7 Раздел Ярослава расценивался Карамзиным как начало кризиса единодержавной монархии, олицетворявшей единство древнерусской государственности: «Древняя Россия погребла с Ярославом свое могущество и благоденствие. Основанная, возвеличенная единовластием, она утратила силу, блеск и гражданское счастие, будучи снова раздробленною на малые области. Владимир исправил ошибку Святослава, Ярослав – Владимирову: наследники их не могли воспользоваться сим примером, не умели соединить частей в целое, и Государство, шагнув, так сказать, в один век от колыбели своей до величия, слабело и разрушалось более трехсот лет». Несмотря на установление по «ряду» Ярослава приоритета старшего брата как государя над младшими, Н.М. Карамзин писал, что «Изяслав считал себя более равным, нежели государем братьев своих», видя подтверждение этого тезиса в том, что они «по смерти Вячеслава в 1057 году с общего согласия отдали Смоленск Игорю (через два года потом умершему)» [2. Т. 2. Стб. 39, 41]. Подобная оговорка сближала его мнение с мнением М. Н. Муравьева, писавшего о том, что, хотя Изяслав являлся «государем народов российских», его младшие братья Святослав и Всеволод на первых порах разделяли с ним «бремя правления и опасности войны» [5. C. 10–11].
8 Раздел 1054 г. для Карамзина имел значение важного исторического рубежа, но воспринимался не только как утверждение первенства киевского князя, но и как конец единовластной монархии, начало упадка русского государства. Из новаций Карамзина, предложенных при анализе летописной статьи 1054 г., надо отметить попытку объяснить отсутствие в Лаврентьевском и Радзивиловском (по терминологии историка – Пушкинском и Кенигсбергском) списках ПВЛ упоминания о том, каким княжением Ярослав наделил своего младшего сына Игоря. Исходя из того, что в Троицкой летописи, погибшей во время пожара Москвы в 1812 г., имя Игоря и место его княжения было дано в качестве глоссы к основному тексту, Карамзин предположил, что «город Владимир принадлежал сначала к области великого княжения и был отдан Игорю уже от брата старшего, как частный удел Киевский» [2. Примечания к II тому. Стб. 23]. Дальше этого замечания критические наблюдения Н.М. Карамзина над текстом статьи 1054 г. не пошли (позже, в процессе оформления теории родового быта, его предположения об особом характере удела Игоря Ярославича были отвергнуты).
9 Н.А. Полевой в «Истории русского народа» (1829–1833) попытался дистанцироваться от предшествующей историографической традиции, что отразилось как в гипотезе о существовании в древнерусский период не одного, а нескольких государств, так и в предположении о существовании на Руси особой «норманнской феодальной системы», которую после смерти Ярослава I сменил «феодализм семейный» или «система уделов, обладаемых членами одного семейства под властью старшего в роде» [6. Т. 1. С. 197]. Но о разделе 1054 г. Полевой писал именно как о разделе государства на отдельные княжества. Это было не единственное противоречие его концепции. Так, представляя раздел 1054 г. как продолжение раздела Руси по Днепру в 1026 г. между Ярославом и его братом, черниговским князем Мстиславом, Полевой все же должен был признать, что в 1054 г. на Руси появилось не два, а пять княжеств, создание которых было объяснено необходимостью защиты границ. Это объяснение противоречило утверждению о тождественности разделов 1026 и 1054 гг., но позволяло обосновать предположение о том, что раздел Ярослава I в 1054 г. положил начало федерации русских княжеств во главе с великим князем киевским [6. Т. 1. С. 201–202].
10 После того как в связи с революционными событиями 1830 г. во Франции правительством Николая I был взят курс на укрепление «соединенного духа Православия, Самодержавия и Народности», который министр народного просвещения С.С. Уваров позже, в 1833 г., охарактеризовал как идеологическую альтернативу «буре, волнующей Европу», наметился идеологический тренд к тому, чтобы подчеркивать различие, а не сходство в историческом развитии России и Европы и, дистанцировавшись от революционных процессов, сконцентрироваться на укреплении положения царского правительства. Благодаря этому тренду сложилась тенденция, противоположная той, что доминировала в русской исторической науке с последней четверти XVIII в., а ее следствием стал отказ от отождествления феодального периода в средневековой Европе и удельного периода в Древней Руси [11. C. 66–74].
11 Одним из первых проявлений этой тенденции стал курс русской истории Н.Г. Устрялова, писавшего о начале государствообразующих процессов с принятием христианства при Владимире I и их завершении при Ярославе I, после которого началось раздробление Руси в результате борьбы между князьями, являвшейся следствием «понятия о праве на удел каждого члена господствующей фамилии» [15. C. 14]. Этот процесс способствовал консолидации древнерусского общества, противопоставлявшемуся феодальному обществу, которое сложилось в Западной Европе. Попыткой упорядочивания отношений внутри княжеского рода, по утверждению исследователя, являлось завещание Ярослава, который не только распределил области между сыновьями, но и установил, что «старший в княжеском семействе есть глава государства, посредник, миротворец и защитник своих братьев, которые обязаны чтить его как отца, но в то же время, имели неотъемлемое право на свои уделы». Утверждение, что с момента раздела Ярослава «Русь образовала систему союзных государств, друг от друга независимых, тем не менее, соединенных в одно целое верою, языком и господством одного дома» [15. C. 124], свидетельствует о том, что на построения Устрялова могла оказать влияние как концепция Н.А. Полевого о федерации русских княжеств (без его суждений о «семейном феодализме», которые не вписывались в идеологические установки 1830-х годов), так и родовая теория, во второй половине 1820-х годов получившая развитие в исследованиях группы историков-юристов из Дерптского университета во главе с И.Ф.Г. фон Эверсом.
12 И.Ф.Г. фон Эверс, опиравшийся в своих изысканиях на изучение памятников права, сформулировал концепцию поэтапного формирования государства от патриархальной семьи к родовым, а затем племенным объединениям. Власть первых государей, по его мнению, мало отличалась от власти старейшин рода, которые в управлении делами опирались на сыновей и членов своего семейства. По смерти отца сыновья управляли наследством на праве общей собственности, при котором старший брат пользовался преимуществом, но не обладал всей полнотой власти; позднее в обиход вошел раздел, который сохранялся до тех пор, пока не было признано более эффективным наследование по праву первородства [19].
13 Конкретизация этой теории была осуществлена учеником Эверса А.М.Ф. фон Рейцем, связывавшим с последней волей Ярослава I установление порядка наследования в княжеском роду, в которой, по его мнению, впервые было объяснено «ясными и точными словами право верховной власти старшего над союзным Государством». В то же время, исследователь предполагал, что «право старшего на престол было основанием, которое только что начинало образовываться, и, кажется, еще не довольно твердо укоренилось», поэтому, оно «должно было столкнуться с естественным правом сыновей на оставленные отцом владения и на власть его, тем более что сие последнее право должно было развиваться в уделах, кои владетели их привыкли почитать своим наследством (“отчиною”)» [9. С. 25, 26, 78].
14 Работы Эверса и Рейца, переведенные с немецкого на русский язык в середине 1830-х годов, позволили заполнить концептуальную лакуну, которая образовалась после отказа от интерпретации междукняжеских разделов в духе представлений о феодальной раздробленности и стимулировать исследования междукняжеских отношений в рамках формирующейся теории родового быта, которая отводила ключевое место разделу уделов по завещанию Ярослава I. В то же время, следует заметить, что приоритетом исследователей являлись концептуальные, а не критические интерпретации летописной статьи 1054 г., первые опыты которых были предприняты приверженцами родовой теории С.М. Соловьёвым и М.П. Погодиным, лишь в конце 1840-х годов, несмотря на то что основы источниковедческой критики летописных текстов, сформулированные А.Л. Шлёцером, к тому времени уже стали достоянием русской историографии.
15 Подводя итог анализу интерпретаций «ряда» Ярослава I в трудах русских историков XVIII – первой трети XIX в., надо подчеркнуть следующие особенности. Для работ А.И. Манкиева, В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова характерна тенденция к пересказу содержания летописной статьи 1054 г. по текстам древнерусских памятников с частичной модернизацией терминологии, выражавшейся в замене летописной формулы о разделе городов на формулу о разделе государства (за исключением Татищева) и отсутствием авторского комментария. В этом плане ситуация меняется с появлением работ Ф.А. Эмина и особенно М.М. Щербатова, который интерпретировал «ряд» Ярослава I как регулятор принципа наследования киевского стола, а также провел первые аналогии между политическим положением киевского князя и главы Священной Римской империи, развитие которых способствовало сближению социально-политических процессов в Древней Руси (удельный период) и средневековой Европе (феодальная раздробленность). Эта тенденция, заложенная автором полемического сочинения Antidote, получила продолжение в исторических работах М.Н. Муравьева, Н.М. Карамзина и Н.А. Полевого, представлявших первые опыты концептуальных интерпретаций раздела Ярослава как одного из этапов феодальной раздробленности русского государства. В результате изменения идеологической конъюнктуры в 1830-х годах эти представления сменила теория о родовом характере междукняжеских отношений в работах И.Ф.Г. фон Эверса, А.М.Ф. фон Рейца и Н.Г. Устрялова, обусловивших процесс формирования уделов, в котором основополагающее значение продолжал играть раздел 1054 г. Таким образом, можно выделить два следующих друг за другом исследовательских подхода к интерпретации «ряда» Ярослава I, условно обозначив их как доконцептуальный и концептуальный.
16 СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
17 ПВЛ – Повесть временных лет.
18 ПСРЛ – Полное собрание русских летописей.

Библиография

1. Дербин Е.Н. Институт княжеской власти на Руси IX – начала XIII века в дореволюционной отечественной историографии. Ижевск: Издательский дом Удмуртского университета, 2007. 270 с.

2. Карамзин Н.М. История государства Российского: В 4-х кн. М.: Книга, 1988. Кн. 1. Т. 1–4. 1364 стлб.

3. Котышев Д.М. От Русской земли к земле Киевской. Становление государственности в Среднем Поднепровье в IX–XII вв. М.: Центрполиграф, 2019. 256 с.

4. Ломоносов М.В. Древняя российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава I или до 1054 г. СПб.: Императорская АН, 1766. 140 с.

5. Муравьев М.Н. Краткое начертание Российской истории // Муравьев М.Н. Сочинения в 2-х т. СПб.: Издание А.Ф. Смирдина, 1847. Т. 2. 384 с.

6. Полевой Н.А. История русского народа в 3 томах, 6 книгах. М.: Вече, 1997. Т. 1. Кн. 1–2. 640 с.

7. ПСРЛ. М.: Языки русской культуры, 2001. Т. 7. Летопись по Воскресенскому списку. 360 с.

8. ПСРЛ. М.: Языки русской культуры, 2000. Т. 9. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью. 288 с.

9. Рейц А.М.Ф. Опыт истории российских государственных и гражданских законов. М.: Типография Московского университета, 1836. 455 с.

10. Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. Князь и княжеская власть на Руси VI – первой трети XIII вв. СПб.: Гуманитарная Академия, 2003. 736 с.

11. Свердлов М.Б. Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке XVIII–XX вв. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. 336 с.

12. Сиренов А.В. Степенная книга и русская историческая мысль XVI–XVIII веков. М.; СПб.: Альянс-Архео, 2010. 552 с.

13. Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. Тексты и комментарий: В 3-х т. М.: Языки славянских культур, 2007. Т. 1. Житие княгини Ольги. Степени I–X. 598 с.

14. Татищев В.Н. Собр. Соч. в 8-и т. М.: Ладомир, 1995. Т. 2–4. История Российская. 688 + 556 с.

15. Устрялов Н.Г. Русская история: В 4-х частях. СПб.: Типография Экспедиции заготовления государственных бумаг, 1839. Ч. 1. Древняя история [2-е изд., испр.]. 360 с.

16. Фроянов И.Я. Лекции по русской истории. Киевская Русь. СПб.: Русская коллекция, 2015. 1048 с.

17. Хилков А.Я. / [Манкиев А.И.] Ядро Российской истории. М.: Московский университет, 1770. 416 с.

18. Щербатов М.М. История Российская от древнейших времен: В 7-и т. CПб.: Императорская АН, 1770, 1771. Т. 1–2. 394 + 592 с.

19. Эверс И.Ф.Г. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии. СПб.: Типография Штаба отдельного корпуса внутренней стражи, 1835. 445 с.

20. Эмин Ф.А. Российская история: В 3-х т. СПб.: Императорская АН, 1767. Т. 1. 452 c.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести