Связи и влияния восточных и южных славян в области литературы и литературного языка были обоюдными на протяжении многих веков. В период до XVI в. превалировало влияние южных славян на восточных; с XVII в. начинается достаточно интенсивный обратный процесс. В нашу задачу входит освещение лишь одной стороны процесса: влияние восточнославянской и даже несколько у́же – украинской языковой культуры на литературный язык южных славян в период XVII–XVIII вв.

Элементы влияния книжной культуры восточных славян на южных наблюдаются еще в эпоху Киевской Руси, когда в сербской и болгарской литературе появляется «Житие Бориса и Глеба», «Слово о законе и благодати» и «Послание к брату столпнику» митрополита Илариона, «Слово о вере варяжской» Феодосия Печерского, «Житие Феодосия Печерского» Нестора, «Притча о белоризце» Кирилла Туровского, «Пролог», сборник «Пчела» и др. (см. труды А.И. Соболевского, М.Н. Сперанского, В.А. Мошина, Б. Ангелова и др.). Это проникновение продолжается в XIV–XVI вв., притом для начала XVI в. интересно отметить деятельность ряда «русских» (украинских) книжников в южнославянской среде на среднем Дунае: таковы были переписчики дьяк Елисей из Каменец Подольска (конец XV в.) и Андрей Русин из Санока (начало XVI в. – 1513 г.) и оригинальный писатель Василий Никольский из Закарпатья (начало XVI в.).

Довольно значительные в историко-культурном и историко-литературном плане факты влияния до XVII в. были в плане языковом интересны исключительно как свидетельство широты функциональной сферы единого древнеславянского литературного языка, отличающегося лишь более или менее значительными локальными вариантами. Для этой эпохи еще не характерно проникновение отдельных типичных «украинизмов» в книжный язык южных славян. К началу XVII в., вероятно, относится распространение Острожской библии и ряда других, достаточно многочисленных изданий «южнорусских» (украинских) друкарен. Авторитет Острожской библии в среде православных балканских славян и католиков-глаголитов был очень высок.

С середины XVII в. до середины XVIII в. спорадически наблюдается проникновение в литературный язык южных славян, главным образом сербов и хорватов, пользующихся глаголическим письмом, ряда «украинизмов», заимствованных не из украинской народной речи непосредственно, а из позднего древнеславянского языка Киевского центра и отчасти из «русской мовы» (на протяжении XVII в. этот процесс с гораздо большей интенсивностью наблюдается в Московской Руси). Влияние украинской словесной культуры проявляется в двух сферах славянского юга: у православных сербов и отчасти болгар (через Афон, Молдавию и Валахию и косвенно – Москву) и у хорватских католиков-глаголитов (через Рим).

В XVII в. заметный след в сербской литературе оставил украинец («ру́син родом») Самуил Бакачич, подвизавшийся на Афоне и переведший «на єзыкъ срьбскïи отъ рускаго» «Мессию правдивого» Иоанникия Галятовского (перев. 1669), с греческого «Грешных спасение» Агапия Ландоса (перев. 1684–1697), «Парадигмату или приклады» (перев. 1687) и др.

В XVIII в. «Меч духовный» Лазаря Барановича в 1736 г. переводит на сербский язык, близкий к народному, Гаврило Стефанович Венцлович, оставляя, однако, некоторые языковые особенности оригинала. Ему принадлежит перевод (1740 г.) отрывков из «Труб словес проповедных» того же Лазаря Барановича. В венецианской типографии для южных славян перепечатывается «Катехизис» Петра Могилы (1764) и ряд других киевских изданий. Широкой популярностью среди сербов и болгар пользуются сочинения Феофана Прокоповича; в славеносербской литературе известны его труды в виде «переводов», редакций и перепечаток («Теологическое тело», «Краткие сказания…», «Краткое толкование законного десятисловия…»). Часть этих редакций принадлежит перу Иоанна Раича, автора ряда оригинальных произведений и компиляций из «Камня веры» Стефана Яворского (1751). Наконец, Мануил (Михаил) Козачинский оказывается среди сербов не только одним из пионеров школьного дела, но и первым драматургом (см. его «Трагедию о смерти царя сербского Уроша Пятого» (1733), переработанную Иоанном Раичем в 1798 г.). См. труды Й. Скерлича, Дж. Радойчича, П.А. Кулаковского, С.И. Маслова и др.

Киевская Академия становится основным центром высшего духовного и гуманитарного образования славян Восточной Европы и Балкан. Значительное число ее воспитанников, украинцев по национальности, становятся учителями сербских школ. В ее стенах учится много сербов и болгар, будущих учителей и писателей (в том числе и знаменитый Иоанн Раич). Не меньшую культурную роль играют книги киевской и львовской печати, имевшие необычайно широкое распространение среди южных православных славян, ревниво относившихся к «чистоте риз» и опасавшихся униатских «подделок».

В качестве основной учебной литературы в сербских школах XVIII в. был «Букварь» Феофана Прокоповича, «Грамматика» Мелетия Смотрицкого и «Лексикон» Феодора Поликарпова. «Грамматика» Смотрицкого была распространена также среди болгар и хорватов-глаголитов, где одно время считалась образцовой.

Важную роль в далматинской глаголической среде сыграла Острожская библия. Затем следует отметить глаголические издания «Наук карстiански» (1628), «Азбукикиднiак словинский иже опщенним начином називает се псалтерищ» (1629), Служебник – <em>Missal</em><em>e</em> (1631), часослов и псалтырь (1648) Рафаила Леваковича со значительным числом русских и «южнорусских» (украинских) черт. Часослов и служебник (миссал) были переизданы (в 1688 и 1706 гг.) Иваном Пастричем. Дело Р. Леваковича и И. Пастрича продолжали в XVIII в. Мате Караман, Матия Сович, надбискуп (архиепископ) Камузие и др.

Украинское влияние на хорватов-глаголитов было связано с деятельностью Конгрегации <em>de propaganda fide</em>, где хорваты встречались с униатами украинцами (Мефодий Терлецкий, Иосафат Исакович, Филипп Боровичский). Римская курия возлагала надежды на расширение унии и стремилась воспрепятствовать распространению «схизматических» книг среди южных славян, украинцев и белорусов. Именно поэтому она временно поддерживала издание книг на языке «общем» для южных и восточных славян. Далматинцы-глаголиты, тесно связанные с народом, использовали эту обстановку для борьбы с интенсивным процессом латинизации их культуры. То, что могло быть реакционным в среде восточных славян, сербов, болгар и македонцев, возымело прогрессивную роль в среде хорватов-католиков. К тому же глаголица оставалась непонятной вне Далмации (так же как часто в Далмации была непонятна кириллица) и не находила в то время распространения у остальных славян (см. труды Е.Ф. Шмурло, Й. Радонича, В. Ягича, М. Мурко и др.).

Следует отметить также очень значительную посредническую роль Молдавии, Валахии и Трансильвании, где украинская языковая культура имела глубокие корни и традиции и была связана с деятельностью не только Петра Могилы, но и таких видных представителей славянского просвещения в румынских землях, как Удриште Нестурел (XVII в.), Райча Думитрашко (XVII в.), Паисий Величковский (XVIII в.) и др. См. труды П.П. Панаитеску, Д.П. Богдана, П. Ольтяну и др.

Таким образом, в XVII–XVIII вв. украинская словесная культура играла роль важного связующего звена между культурой восточных и южных славян (а также влахо-молдован) и служила источником, а иногда и образцом для целого ряда литературных произведений и даже норм литературного языка сербов, хорватов, валахов, молдаван, а отчасти болгар и великороссов. Это свидетельствует о ее богатстве и высоком международном (межславянском) авторитете в ареале «греко-славянского мира» и в среде латинской образованности – в Риме и в кругу далматинских хорватов-глаголитов.