Болгарии и частично Чехословакии – важным этапам исхода белой армии, в частности одной из ударных ее частей – Дроздовской дивизии, посвящена книга Н.А. Раевского, выпущенная издательством «Вече» в серии «Военные мемуары». Но война в основном осталась в прошлом – и ровно сто лет тому назад некоторым ее участникам пришлось искать место под солнцем в стране «братушек», бывших противников Антанты.

Болгария за это время переживала свои кризисы, включая восстания и госперевороты, и автору книги – талантливому наблюдателю и вольному или невольному участнику событий капитану Раевскому – удалось очень ярко передать сложности проживания и даже выживания там прибывших с Галлиполи врангелевцев. Николай Алексеевич, в то время – недоучившийся студент и затем офицер, естествоиспытатель (в будущем доктор биологических наук) и политический активист, мемуарист и видный пушкинист не только по указанной причине ‒ интересный автор для славистов, в первую очередь болгаристов и богемистов. Книга полна фактов о повседневной жизни той поры, богата меткими наблюдениями психологического характера, живыми зарисовками портретов как эмигрантов, так и тех, кто их принимал. В чем-то уникальная фактура в ней дополнена, во-первых, документами, во-вторых, лапидарными и релевантными примечаниями автора и редактора, в-третьих, фотографиями заседаний «начальствующих» и работающих в полях и рудниках рядовых белогвардейцев (в том числе и офицеров).

Меткость наблюдений и взвешенность оценок – несомненное достоинство авторского изложения, книга поэтому полна интересными для историка суждениями. Вот некоторые из них: «Борис – счастливый царь. Гуляет без охраны, не боится коммунистов» (с. 67), заходит запросто в кафе, а на встрече с жителями городка Орхание, где и были размещены дроздовцы, допускает в свои автомобили местных детей. (Добавлю от себя: музыка марша дроздовцев в это время звучала не только в Болгарии, но и на противоположном конце Евразии – но слова были о том, чтобы «с боя взять Приморье / Белой армии оплот».) В 1923 г. в стране произошли восстание и государственный переворот, а также убийство премьер-министра А. Стамболийского. Раевский четко фиксировал факты, скорее, неучастия (против ожиданий самых различных сил) галлиполийцев в этих судьбоносных для страны событиях и внятно объяснял, почему так происходило. Ведь попробуй разберись в такой картине: в самом конце 1921 г. в Варне прошло некое собрание. «С трех сторон белые, посредине красные играют “Интернационал”, и в то же время нет драки» (с. 128).

Драк избежать не удалось, но, оценивая события бурного для Болгарии 1923 года, этот последовательный белогвардеец написал: «Что если большевики еще не самое страшное, что может быть с Россией?» (с. 258). В то же время уничижительные характеристики «сменовеховцев», по-своему ставящих этот же вопрос, наполнили всю книгу. А ее автор с личным мужеством переносил невзгоды в стране «братушек», многие из которых хотели бы видеть в воинах-эмигрантах своих помощников – как в деле восстания, так и в деле его подавления. Причем без особого рвения в реальной поддержке эмигрантов: зачастую высокоинтеллигентные люди, способные поднять уровень образования и культуры в стране, шли в батраки на поля или спускались в рудники.

Неудивительно поэтому стремление Раевского покинуть столь негостеприимную страну, тем более что вожделенная для него Прага – город, в котором ему как носителю незаурядных способностей, причем в самых разных направлениях, было гораздо комфортнее. Это и то место на его длинном жизненном пути, где он начал свои славистические разработки, в частности оригинальные пушкиноведческие исследования. Повторю еще раз: описание мытарств дроздовцев, включая анализ элементов выживаемости в условиях взаимонепонимания русских и болгар, – несомненное, а в каких-то моментах уникальное достоинство труда; книга в этом ракурсе – бесценный исторический источник.

Проблемы уже одного дроздовца в чешской и русской Праге – относительно небольшая часть книги. Но этот фрагмент столь насыщен интересными фактами и их интерпретациями, что ее следует читать с особым вниманием. Ибо, пожалуй, ни один из русских и иноязычных авторов не описал с такой дотошностью деятельность Объединения русских эмигрантских студенческих организаций, а ведь сам Раевский далеко не сразу стал студентом. С редким тактом автором выписаны чехи – в основном более деликатные, чем болгары, не раз выручавшие интеллигентного эмигранта в полувоенной одежде (правда, иногда устраивая ему приводы в полицию).

Русская акция в Чехословакии тогда проходила пик активности, и ее благотворное воздействие оценивалось Раевским по достоинству, при этом он корректно описал ее осуществление в первую очередь в студенческой среде – с недопущением уклонения и вправо (сам Раевский придерживался в то время умеренно правых взглядов), и влево (левых он скорее корректно характеризовал, чем злостно обличал).

По достоинству же оценили его те, кто непосредственно участвовал в Русской акции. Особенно примечательны в этом плане эскизные портреты П. Струве и К. Крамаржа: сухо встретив его «по одежке» (поношенной гимнастерке), они проводили его «по уму». Так, после одной из речей Раевского первый подозвал его и сказал: «Мы с Карелом Петровичем обсуждали, как бы вам помочь» (с. 473). И помогли: Раевский стал уже не только студенческим активистом, но и получил стипендию.

Но в заключение он отметил: все же жить приходится в стране, совершенно не похожей на Россию. Не такой, как Болгария, и непохожей по-своему. За рамками книги осталось многое, в частности, становление Раевского-пушкиниста (хочется надеяться, что публикация дневников и воспоминаний Николая Алексеевича, которые он вел большую часть жизни, продолжится). Ведь Чехословакия стала местом, где он сделал немало научных открытий. В частности, в 1937 г. он представил доклад о великом русском поэте как военном писателе, а впоследствии подготовил на эту же тему двухтомник «Пушкин в Эрзерумском походе». Рукопись монографии была спрятана у чешского друга и – пропала. Может, не навсегда, и ее поиски в отечественных и зарубежных архивах увенчаются успехом. Нелишним был бы и научно-биографический очерк о Раевском-слависте, особо характеризовавшим процессы рецепции творчества Пушкина западными и южными славянами.

Остается поблагодарить составителей и редакторов издания, в котором описана не только служба капитана Раевского в болгарском русском гарнизоне, но и его служение науке и образованию в этой и других славянских странах.