Как известно, упоминание в пространной редакции «Задонщины» столицы Второго Болгарского царства («Торнов») среди городов и местностей, к которым «шибла слава» Куликовской победы¹, по-разному трактуется сторонниками раннего и позднего происхождения памятника. Для первых это (наряду с упоминанием «Орнача» – Ургенча, разрушенного в 1388 г. Тимуром [2. С. 224–225; 3. С. 118, 258–259]), практически terminus ante quem, поскольку в 1393 г. город был взят войсками османского султана Баязида I «Молнии» (Ильдрима) и Тырновское царство прекратило свое существование [4. C. 258–259]². Для вторых это свидетельство того, что когда «в конце XV в. Русь вышла на мировую арену, и этому подобал более широкий резонанс Куликовской победы, […] черемиса, Устюг и неопределенное ‟до чяхов, до ляхов” заменены Царьградом, Тырновом и Кафой» [5. C. 69]³, с уточнением, что «появление Тырнова в поздней редакции ‟Задонщины”, возможно, находится еще в связи с тем, что в Никоновской летописи (которой автор редакции несомненно пользовался) наблюдается стремление прославить митрополита Киприана, болгарина по происхождению, и это прославление, как показал А.А. Шахматов, ведет нас к XVI в.» [5. C. 69]. Почитание Киприана на Руси в XVI в. несомненно наблюдается – его память встречается в месяцесловах, около середины столетия было написано его проложное житие, идеализированное описание его внешности было включено в Толковый Иконописный подлинник [8. C. 641, 643]. Беда лишь в том, что и в это время, и позднее в Москве митрополита считали не болгарином, а сербом по происхождению – на это недвусмысленно указывает и начало его жития, и известный отзыв о Киприане Максима Грека, донесенный до нас старцем Нилом Курлятевых [9. C. 96–97], и Степенная книга [10. C. 108], и, наконец, сама Никоновская летопись [11. Т. 9. С. 194]. Версия эта благополучно дожила в отечественной литературе до XX в., и еще во второй половине 1940-х годов ее вынужден был с горячностью болгарского патриота энергично оспаривать академик Й. Иванов [12. C. 58–66]. Что до «более широкого резонанса», то нелишне напомнить, что в «плаче» о христианских странах, завоеванных турками, помещенном в Хронографе редакции 1512 г. после рассказа о стоянии на Угре, упомянут вовсе не город Тырнов, а страна / народ «Болгаре» [13. C. 502]. В совокупности все это по меньшей мере подрывает силу и значимость перечисленных рассуждений.

Обратимся, однако, непосредственно к форме передачи топонима в «Задонщине». Написание «ТОРнов» представляет вполне естественное приведение среднеболгарского «ТРЪнов» в соответствии с восточнославянскими правописными нормами и явно содержит в себе датирующий момент⁴. Дело в том, что подобная «русификация» орфографии характерна только для самого раннего этапа «второго южнославянского влияния» последней четверти XIV – первой половины XV вв., примерно до рубежа 1400–1410-х годов. Позднее в древнерусских рукописях обычными становятся южнославянские (чаще среднеболгарские, реже сербские) правописные нормы⁵. В большинстве случаев смена орфографии сопровождается сменой типа почерка – русский устав (либо «старший» полуустав) сменяется «младшим» полууставом, южнославянским по происхождению. Показателен пример двух идентичных по составу (явно восходящих к общему оригиналу) и современных друг другу (1410-е годы) монашеских сборников, основу которых составляет Патерик Азбучный и Иерусалимский (Ярославль, Музей-заповедник, инв. № 5479, и РНБ, собр. М.П. Погодина, № 876)⁶. Первый (вероятно, ярославского происхождения) написан старшим полууставом (почти уставом) с выдержанной древнерусской орфографией, второй (почти несомненно московский) младшим полууставом и практически без отклонений от среднеболгарского правописания [17. C. 451]. Обе рукописи (соответственно, л. 301–304 и 314об. – 321) содержат широко известное послание патриарха Евфимия Тырновского к Киприану мниху (в первом случае – «ТОРновьскаго», во втором «ТРЪновьскаго» [17. C. 452].

Однако указанной парой вариантов орфографическая ситуация с топонимом и производными от него не ограничивается. Не позднее 1420-х годов в восточнославянских рукописях получают известность и распространение ресавские правописные нормы, характерные для сербской и (отчасти) болгарской традиции⁷. Применительно к Тырнову это дает написание «ТРЬнову» и русифицированную форму «ТЕРнову». Обе формы быстро занимают господствующее положение. Так, в древнейшем полном русском комплекте Стишного Пролога 1429 г. (РГБ, собр. Троице-Сергиевой лавры (ф. 304.I), № 715, 717, 720 – stsl.ru) топоним встречается пять раз, четыре в форме «ТЕРнов» (№ 717, л. 379об., 395, 399об.; № 720, л. 230об. – соответственно, южнославянские жития Иоанна Рыльского, Параскевы-Петки Тырновской, повесть о перенесении мощей Илариона, епископа Мегленского, и житие Саввы Сербского) и один раз (в соответствии с более ранней практикой) как «ТРЪнов» (№ 720, л. 70об. – житие Михаила Воина)⁸. Некоторое время (вероятно, до середины – второй трети XV в.) варианты написания топонима с Ъ и с Ь (и русифицированная форма последнего) в русских рукописях сосуществуют (см., к примеру, «ТРЪновьскаго» в заголовках похвального слова патриарха Евфимия св. царям Константину и Елене и жития преподобной Филофеи «Темнишской» (т.е. «Темничной») в Сборнике житий и похвальных слов первой трети – второй четверти этого столетия – РГБ, собр. Троице-Сергиевой лавры, № 754, л. 171, 291об. – stsl.ru), но древнейшая русифицированная форма явно выходит из употребления. В позднейшей рукописной традиции, включая и XVI в. формы «ТРЬнов» и (реже) «ТЕРнов» абсолютно преобладают (как в списках Стишного Пролога, так и в заголовках сочинений патриарха Евфимия). Поэтому, если бы пространная редакция Задонщины создавалась в последней четверти XV – начале XVI в. (дата Музейского списка), в рассматриваемом пассаже читалось бы, несомненно, «к ТРЬнову» либо «к ТЕРнову». К слову, у Ефросина в пересказе проложного жития Илариона Мегленского в составе сборника РНБ, Кир-Бел. № 22/1099, л. 116об. топоним дан именно в последнем написании [22. С. 80]. Уместно напомнить, что та же форма читается в Хронографе редакции 1512 г. [13. С. 386, 392, 394], преобладает она и в Никоновской летописи [11. Т. 9. С. 145; Т. 10. С. 45–47, 226; Т. 11. С. 154 – здесь «ТРЪнов»]. Вообще, форма «ТЕРнов» очень прочно вошла в русский книжный язык и господствовала там по крайней мере до начала XX в.: достаточно вспомнить генеалогическую легенду рода Воейковых конца XVII в. [23. С. 121–122], хотя ее автор явно смешивал столицу Болгарии с Торнау / Торунью, старообрядческую мистификацию 1726 (?) г. «Вопросы Менандра Гумбертова» [13. С. 474; 24], и наименование болгарского патриарха Евфимия «Терновским» в отечественной научной литературе XIX – начала XX столетий [25; 26. С. 172 и др.]. Появление более близкой к современной формы «ТУРнов» (но не «ТОРнов») в документальных источниках (делах о приезде в Москву болгарского и греческого духовенства) XVII–XVIII вв. [27. С. 74, 98, 109, 157] явно связано с восприятием топонима на слух. Но и здесь с нею соседствует представленное даже большим числом примеров традиционное «ТЕРнов» [27. С. 33, 40, 41, 254, 267].

Таким образом, представляется, что в случае с «Торновом» мы имеем небольшое, но вполне надежное свидетельство древности (не позднее начала XV в.) пространной, а не краткой редакции «Задонщины», т.е. приведенный орфографический аргумент вполне согласуется с исторической датировкой создания памятника – до взятия Тырнова османами (1393) и во время пребывания митрополита Киприана на общерусской митрополичьей кафедре (1381–1382, 1390–1406), причем более вероятным представляется – в силу большей актуальности сюжета – первый из периодов.

Предложенным построениям можно привести существенный на первый взгляд контраргумент. В «Списке русских городов, дальних и ближних», который традиционно было принято датировать не позднее 1393 г. [28. C. 85–88], название болгарской столицы выступает в поздней русифицированной форме «ТЕРнов» [28. C. 94], какой оно не могло иметь в рассматриваемый период, Однако исследования последних лет показали присутствие в памятнике позднейших известий (вплоть до 1440-х годов)⁹ [29. С. 70–72], т.е. мы имеем здесь дело с позднейшей редакцией текста, времени которой указанная форма названия вполне соответствует¹⁰.