Везде
«Интересы ребенка» в международном и российском праве: сравнительный анализ доктрины и практика применения
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
«Интересы ребенка» в международном и российском праве: сравнительный анализ доктрины и практика применения
Аннотация
Код статьи
S013207690008548-4-1
DOI
10.31857/S013207690008548-4
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Кравчук Наталья Вячеславовна 
Аффилиация: Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН) РАН
Адрес: Российская Федерация, 117997 г. Москва, Нахимовский проспект, д. 51/21
Выпуск
Номер 2
Страницы
107-116
Аннотация

В статье приводится сравнительный анализ концептуализации понятия «интересы ребенка» в российском и международном праве. Отмечается, что в России данное понятие толкуется узко за счет наличия критерия законности интересов. Кроме того, отсутствует приоритет интересов ребенка перед интересами иных лиц. Такой подход приводит к тому, что суды зачастую избегают определения того, какие именно интересы детей подлежат защите в конкретном деле и какие именно действия были приняты/должны быть приняты в их защиту, а также используют эту концепцию в ущерб праву ребенка на выражение мнения. Практика применения рассматриваемой концепции в России часто становится объектом критики международных органов защиты прав человека.

Ключевые слова
наилучшие интересы ребенка, законные интересы, толкование, Конвенция ООН о правах ребенка, Европейский Суд по правам человека, приоритет интересов ребенка, право ребенка на выражение мнения, судебное усмотрение
Классификатор
Дата публикации
31.03.2020
Всего подписок
41
Всего просмотров
2406
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf
1 Интересы ребенка – одна из наиболее противоречивых и вместе с тем ‒ самых важных для защиты прав ребенка концепций. Неудивительно, поэтому, что она находится в фокусе внимания ученых по всему миру1. При этом подавляющее большинство статей, опубликованных на эту тему в России, можно разделить на две категории ‒ те, что рассматривают это понятие в рамках российского семейного права2 и те, что посвящены международным стандартам в этой области3. Между тем, как метко отмечает О.Ю. Ильина, поскольку категория «интерес» является общенаучной, ее понятие и содержание изучают философы, социологи, педагоги, психологи и юристы. Разно-отраслевой подход к исследованию этого вопроса обусловливает и различное смысловое наполнение рассматриваемого понятия4. Продолжая эту мысль, можно отметить, что в рамках одной только юриспруденции “интересы ребенка” по-разному определяются учеными и практиками, занимающимися различными аспектами защиты прав ребенка5. С этой точки зрения международно-правовая доктрина и ее отображение и развитие в практике представляют несомненный академический интерес. Сравнение подходов российских и зарубежных ученых, а также практики применения этой категории будет познавательно не только для специалистов, занимающихся семейно-правовой тематикой, в рамках которой, как правило, ведутся дискуссии о правах ребенка, но и для исследователей других дисциплин, ведь интересы ребенка должны учитываться «во всех действиях в отношении детей»6.
1. См.: Langrognet F. The best interests of the child in French deportation case law // Human rights law review. Oxford, 2018. № 18. P. 570.

2. См., напр.: Ильина О.Ю. Частноправовые и публично-правовые презумпции интересов ребенка в Семейном кодексе РФ // Бизнес в законе. Экономико-юрид. журнал. 2005. № 1. С. 120 - 125; Нечаева А.М. Защита интересов ребенка: семейно-правовые предпосылки // Государство и право. 2010. № 6. С. 76 - 83; Ее же. Интересы ребенка как объект семейно-правовой защиты // Государство и право. 2012. № 1. С. 77 - 85.

3. См., напр.: Кабанов В.Л. К вопросу о концептуальном содержании принципа наилучших интересов ребенка в международном праве // Евразийский юрид. журнал. 2014. № 10 (77). С. 65 - 68; Скакун О.С. Интерес ребенка как основной критерий защиты прав детей в практике Европейского суда по правам человека // Семейное и жилищное право. 2014. № 2. С. 30 - 36; Его же. Интерес ребенка как основной критерий защиты прав детей в практике Европейского Cуда по правам человека // Человек и закон. 2015. № 3. С. 33 - 44.

4. См.: Ильина О.Ю. Понятие и иерархия интересов в семье и семейных правоотношениях // Проблема гармонизации частных и публичных интересов в семейном праве Российской Федерации. М., 2015. С. 53.

5. См.: Tanguay M.P. The critical power of semiotics of law/ International journal for the semiotics of law. 2010. Vol. 23. № 1. P. 24, 25.

6. Статья 3 Конвенции ООН о правах ребенка (Принята >>>> Генеральной Ассамблеи от 20.11.1989 г. ВСНД и ВС СССР. 1990. № 45, ст. 955).
2 В российском праве «интересы ребенка» упоминаются, начиная с XIX в. В т. X ч. I Свода законов Российской Империи было закреплено, что «только после добросовестного исследования в каждом данном случае всей внутренней обстановки и жизни семьи означенный вопрос может подлежать правильному и отвечающему интересам детей разрешению»7. Этот термин используется и в семейных кодексах, принятых после 1917 г. Как отмечает А.М. Нечаева, со временем он приобретает особо значимый смысл8. По мере осознания обществом ценности ребенка внимание к этой категории усиливалось как в России, так и во всем мире, а после принятия Конвенции о правах ребенка ООН, она заняла свое место в качестве одной из основных характеристик всех действий государства и родителей, затрагивающих ребенка.
7. Цит. по: Нечаева А.М. Правовые проблемы семейного воспитания несовершеннолетних. М., 2016. С. 43.

8. См.: там же.
3 Именно Конвенция ООН о правах ребенка, принятая в 1989 г., упоминается в первую очередь, когда идет речь об интересах ребенка. Интересно, однако, что не этот документ первым ввел в обращение данную правовую категорию. Она фигурирует и в Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей 1980 г.9, применение которой также внесло вклад в толкование рассматриваемой нами концепции10. В преамбуле этой Конвенции подчеркивается, что «интересы детей являются вопросом первостепенного значения, что касается опеки над ними».
9. См.: СЗ РФ. 2011. № 51, ст. 7452.

10. См.: Silvis J. Prevention of child abduction // Melanges en l’honneur de / Essays in honour of Dean Spielmann. Oisterwijk, 2015. P. 604.
4 Притом, что Конвенция ООН о правах ребенка ‒ не первый документ, упоминающий о необходимости учета интересов ребенка, именно здесь «наилучшие интересы ребенка» выступают в качестве одного из четырех основных принципов, через призму которых должны толковаться все положения этого договора. Применение этого принципа выходит за рамки семейно-правовых вопросов и распространяется на все действия и решения как государственных органов, так и негосударственных акторов. Его цель ‒ обеспечить физическую, психологическую, моральную и духовную целостность и неприкосновенность ребенка и содействовать утверждению его человеческого достоинства.
5 Как отмечает М. Фриман, интересно не только то, что Конвенция закрепляет, но и то, что она обходит стороной11. В ней отсутствует перечень факторов, которые необходимы для определения наилучших интересов ребенка. Не перечисляются они и в документах Комитета ООН по правам ребенка. И это притом, что, систематизировав применение этой категории во всех странах мира, Комитет издал Замечание общего порядка № 14 (2013) о праве ребенка на уделение первоочередного внимания наилучшему обеспечению его интересов (п. 1 ст. 3)12. В нем отмечается, что «наилучшие интересы ребенка» ‒ это «подвижная концепция, включающая в себя различные, постоянно развивающиеся вопросы», она представляет собой «систему координат, в рамках которой оцениваются и определяются интересы ребенка; она не предписывает, что должно считаться лучшим для ребенка в каждой конкретной ситуации!» (§ 11. Замечания общего порядка).
11. См.: Freeman M. Article 3. The Best interests of the Child // Alen A., Vande Lanotte J., Verhellen E., Ang F., Berghmans E. and Verheyde M. (eds.) A commentary to the United Nations Convention on the rights of the child. >>>> , 2007. P. 2.

12. См.: Комитет ООН по правам ребенка (КПР). Замечание общего порядка №14 (2013) о праве ребенка на уделение первоочередного внимания наилучшему обеспечению его интересов (п. 1 ст. 3) 29 мая 2013, CRC /C/GC/14. URL: >>>> (дата обращения: 20.08.2019).
6 Такой подход разделяет и Европейский Суд по правам человека (ЕСПЧ), не единожды толковавший это понятие в своей практике13. В различных контекстах он отмечал, что не может существовать исчерпывающего перечня факторов, определяющих интересы ребенка, поскольку они варьируются, исходя из обстоятельств конкретного дела14. Кроме того, они не могут определяться правовой презумпцией15 и не должны быть приравнены к интересам отца или матери ребенка16.
13. В отличие от Комитета ООН по правам ребенка, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, во исполнение который призван действовать ЕСПЧ, не закрепляет понятие «наилучших интересов ребенка» (см.: Grgić A. Jurisprudence of the European Court of human rights on the best interests of the child in family affairs// The best interests of the child – a dialogue between theory and practice. Strasbourg, 2016. P. 105).

14. См.: Y.C. v. the United Kingdom. N 4547/10, judgment of 13 March 2012. Рara. 135.

15. См.: Schneider v. Germany. N 17080/07. ECtHR judgment of 15 September 2011. Рara. 100.

16. См.: X v. Latvia. N 27853/09. ECtHR judgment of 26 November 2013 (GC). Рara. 100.
7 Отсутствие общего понимания содержания понятия и его изменяемость делает этот термин уязвимым для критики. Многие западные ученые называют его неясным, неопределенным и субъективным стандартом, подверженным бесконечному количеству трактовок и идеологической эксплуатации17. Другие, наоборот, встают на защиту присущей ему гибкости, необходимой для учета социально-культурного контекста, в котором он будет применяться18. И те, и другие согласны в том, что содержание концепции изменяется и зависит от культурных и социальных предпосылок. Это означает, отмечает Дж. Ширацки, что данный принцип толкуется, исходя из того, что считается нормой для жизни и воспитания ребенка19. Речь идет, по-видимому, о том, что воспринимается в качестве нормы в конкретном правовом и культурном контексте.
17. См.: Turković K., Grgić A. Best interests of the child in the context of article 8 of the ECHR // Melanges en l’honneur de/Essays in honour of Dean Spielmann. P. 629; Artis J.E. Judging the best interests of the child: Judges’accounts of the tender years doctrine // Law and Society review. Vol. 38. Massachusetts, 2004. № 4. P. 775.

18. См.: Cantwell N. The concept of the best interests of the child: what does it add to children’s human rights? // The best interests of the child – a dialogue between theory and practice. P. 22.

19. См.: Schiratzki J. Some reflections on the principle of the best interests of the child – in the light of normality and exceptions // International Family Law, policy and practice. Vol. 1. London, 2013. № 1. P. 11.
8 Российские ученые, рассуждая о категории «интересы ребенка», исходят не только из международно-правового ее понимания, но и из традиции российской правовой школы. Поэтому речь идет в первую очередь о «законных интересах ребенка»20, т.е. интересах, охраняемых законом.
20. Сологуб А.Ю. Категория «законный интерес» как элемент правового статуса ребенка // Вопросы современной юриспруденции. Новосибирск, 2013. № 29. С. 140 - 144; Панченко В.Ю., Михалева А.Е. Еще раз о законных интересах // Росс. правосудие. 2016. № 9 (125). С. 21; Нечаева А.М. Правовые проблемы семейного воспитания несовершеннолетних. С. 46.
9 В советском праве интерес чаще всего определялся как «потребность». Так, например, Р.Е. Гукасян определял интерес как объективно существующую социальную потребность21, а В.П. Грибанов понимал его как потребность, принявшую форму сознательного побуждения22. Эта точка зрения разделяется Ю.Ф. Беспаловым и С.А. Горячевой, которые отождествляют законный интерес с потребностью, определяя его чаще всего как осознанную потребность23. При этом, определяя интересы ребенка, Ю.Ф. Беспалов видит их в создании условий, необходимых для его содержания и благополучного развития24. Именно термин «развитие» составляет основу определения понятия «интересы ребенка», с точки зрения А.М. Нечаевой, которая пишет, что он относится к числу сложных за счет многообразия его признаков. Оценка интересов ребенка с точки зрения его развития (нравственного, духовного, физического) служит первым шагом в определении его истинных интересов как развивающейся личности25.
21. См.: Гукасян Р.Е. Проблема интереса в советском гражданском процессуальном праве. Саратов, 1970. С. 9.

22. См.: Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2000. С. 236.

23. См.: Сологуб А.Ю. Указ. соч. С. 142.

24. См.: Миролюбова О.Г. О семейно-правовом понятии «интересы ребенка» // Вестник ЯрГУ. Сер. «Гуманитарные науки». 2012. № 4/1 (22/1). С. 57, 58.

25. См.: Нечаева А.М. Защита интересов ребенка в многодетной семье // Законы России. Опыт, анализ, практика. 2012. >>>> . С. 62.
10 В.В. Субочев определяет законные интересы как стремление субъекта пользоваться определенным социальным благом и в некоторых случаях обращаться к компетентным органам за защитой в целях удовлетворения не противоречащих нормам права интересов, которое в определенной степени гарантируется государством в виде юридической дозволенности, отраженной в объективном праве либо вытекающей из его общего смысла26. О.Г. Миролюбова также определяет интерес как стремление к достижению определенного блага. Она отмечает, что потребность существует объективно и может не осознаваться (и даже отрицаться) субъектом, а интерес все же предполагает ценностное отношение субъекта к благу ‒ стремление социального субъекта к обладанию определенным благом, представляющим для него ценность, которое возникает в определенной социальной среде и служит мотивом, целью, регулятором деятельности этого субъекта. Применительно к интересам ребенка оптимальные условия его проживания, воспитания и содержания (условия благополучия) – это объекты интересов либо социальная среда, но не сами интересы27. Акцент на создании условий, необходимых для содержания и благополучного развития ребенка, О.Г. Миролюбова считает неверным, поскольку интересы ребенка подменяются другим понятием – благоприятной социальной средой28; субъективный же элемент интереса вообще не учитывается. Она предлагает определить «интересы ребенка» как охраняемые законом потребности ребенка в материальных или духовных благах, обеспечивающих его гармоничное личностное развитие, либо (в зависимости от степени осознания) стремление к достижению этих благ, служащее регулятором деятельности ребенка, его родителей, законных представителей, иных субъектов, уполномоченных государственных органов, а также критерием осуществления и защиты прав29.
26. См.: Субочев В.В. Механизм трансформации законных интересов в субъективные права и субъективных прав в законные интересы // Современное право. 2007. № 3. С. 89.

27. См.: Миролюбова О.Г. Указ. соч. С. 57, 58.

28. А.Н. Левушкин также понимает под интересами ребенка создание для ребенка благоприятных условий (как материального, так и морального характера) для воспитания и всестороннего развития (в физическом, психическом, духовном и ином отношении) (см.: Левушкин А.Н. Соблюдение интересов ребенка как условие усыновления (удочерения): вопросы теории и практики // Вестник ЮУрГУ. 2011. № 19. С. 71 - 75).

29. См.: Миролюбова О.Г. Указ. соч.
11 Таким образом, российская доктрина рассматривает интересы ребенка как «сложное понятие», включающее в себя «много характеристик»30, при этом фокус делается в первую очередь на развитии и воспитании ребенка как факторах его благополучия. О.А. Хазова занимает более «право-ориентированную позицию», отмечая разницу между принципом учета наилучших интересов ребенка и принципом благополучия, она говорит о невозможности подменять соображениями обеспечения благополучия ребенка вопросы соблюдения и защиты его прав31. Этот подход полностью соответствует международным стандартам, отклонение от которых в российском праве отметил и Комитет ООН по правам ребенка в своих Заключительных замечаниях по результатам рассмотрения 4 и 5 периодических докладов Российской Федерации. Он пришел к выводу, что определение интересов ребенка в России сведено к оценке его физической безопасности, а не эмоциональных и психологических потребностей32.
30. См.: Нечаева А.М. Защита интересов ребенка в многодетной семье. С. 62.

31. См.: Khazova O. Interpreting and applying the best interests of the child: the main challenges // The best interests of the child – a dialogue between theory and practice. P. 28.

32. См.: CRC/C/RUS/CO/4-5, 25 February 2014. Рara. 26.
12 Вызывает вопрос и определение интересов ребенка как интересов, охраняемых законом. Ученые не раз отмечали, что законодательство не поспевает за стремительно развивающимися в современном мире общественными отношениями. Права ребенка в разных областях также оказываются не защищенными в силу отсутствия регулирования того или иного вопроса. В качестве примера можно привести область информационно-коммуникационных технологий33. Активное и зачастую бесконтрольное использование детьми Интернета приводит не только к усугублению уже известных рисков, таких, как травля, нарушение неприкосновенности частной жизни или развратные действия, но и появлению новых, требующих переосмысления действующих правовых норм и принятия новых34. Критерий «охраняемости законом», исправно применяемый на практике государственными органами, уполномоченными на защиту интересов детей, как представляется, в современных условиях будет скорее препятствовать в определении и защите интересов ребенка. Это было отмечено и Комитетом ООН по правам ребенка35. Он рекомендовал России изменить законодательство так, чтобы оно полнее отражало принцип «наилучших интересов ребенка», установленный Конвенцией ООН.
33. См.: Сoccoli J. The challenges of new technologies in the implementation of human rights: an analysis of some critical issues in the digital era // Peace human rights governance. 2017. № 1(2). P. 226.

34. См.: Пережогин Л.О. Психические расстройства в качестве вреда, причиненного действиями в Интернете: материалы Всеросс. науч.-практ. конф. «Ребенок и правосудие». М., 2018. С. 135; Сашенков С.А. Роль социальных сетей в формировании суицидального поведения у несовершеннолетних // Общество и право. 2017. № 1 (59). С. 210–212; Бородин К.В. Правовая защита несовершеннолетних от информации, приносящей вред их здоровью и развитию, распространяющейся в сети интернет // Актуальные проблемы росс. права. 2016. № 7 (68). С. 68 - 74; Рыдченко К.Д. Дети в сети Интернет: развлечение или вовлечение? // Преступность в сфере информационных и телекоммуникационных технологий. Проблемы предупреждения, раскрытия и расследования преступлений. 2015. № 1. С. 31 - 38.

35. См.: CRC/C/RUS/CO/4-5. 2014. 25 February. Рara. 27.
13 Существует еще один аспект концептуализации интересов ребенка, в котором российские и зарубежные ученые расходятся во мнении ‒ это вес, который им придается. Конвенция ООН о правах ребенка однозначно закрепляет, что наилучшие интересы ребенка имеют первоочередное значение (“primary consideration”). Разработчики договора тщательно выбирали подходящий термин и отвергли вариант “главенствующее значение” (“paramount consideration”), исходя из того, что интересы ребенка не получают автоматический приоритет перед интересами других сторон, все интересы должны быть тщательно взвешены36.
36. См.: Nissen E. The rights of minor: EU member state nationals wishing to enjoy family life with a non-EU parent in their country of nationality. A study in the light of the UN Convention on the rights of the child. Oisterwijk, 2013. P. 13.
14 Европейский Суд по правам человека в целом поддержал подход, закрепленный в Конвенции ООН. В одном из дел о международном похищении ребенка одним из родителей он отметил, что «ключевым вопросом является то, был ли достигнут справедливый баланс между конкурирующими интересами ‒ интересами ребенка, обоих родителей и общественного порядка, с учетом того, что наилучшим интересам ребенка должно придаваться первоочередное значение, и что цели предотвращения похищения и немедленного возвращения ребенка им соответствуют»37. Однако в более позднем деле ЕСПЧ заявил, что «в настоящее время существует широкий консенсус, в том числе и в международном праве, относительно того, что при принятии всех решений, затрагивающих ребенка, его интересам должно придаваться главенствующее значение»38. К. Туркович и А. Гргич также отмечают это противоречие в практике ЕСПЧ: придавая интересам детей то первоочередное, то главенствующее значение, он не определяет критериев принятия этого решения. Можно сделать вывод, что в делах, касающихся международного похищения, как правило, им придается первоочередное значение, а в делах об усыновлении – главенствующее, видимо, исходя из того, что усыновление подразумевает «семью для ребенка, а не ребенка для семьи»39. Важно отметить, что на глобальном уровне стандарт «первоочередного значения» был одобрен не сразу. Этот вопрос был одним из наиболее обсуждаемых и во время разработки Комитетом по правам ребенка Замечания общего порядка № 14. Документ разъясняет, что «если добиться взаимоувязки между наилучшими интересами ребенка и правами других лиц не удается, соответствующим органам придется проанализировать и определить значимость прав всех заинтересованных сторон, исходя из того, что право ребенка на то, чтобы его наилучшие интересы принимались во внимание в качестве первоочередного соображения, означает, что интересы ребенка имеют первоочередное значение и не могут рассматриваться всего лишь как одно из ряда соображений»40. Принимая это во внимание, можно рассматривать кажущуюся противоречивой практику ЕСПЧ по этому поводу как попытку установить иной, более жесткий стандарт на региональном уровне и наделить «наилучшие интересы ребенка» большим весом.
37. Maumousseau and Washington v. France. N 39388/05, judgment of 6 December 2007. Рara. 62, 68.

38. Neulinger & Shuruk v Switzerland. N 41615/07, judgment of 6 July 2010. Рara. 49 - 55.

39. Turković K., Grgić A. Op. cit. P. 639.

40. Llorens J.C. Presentation of General Comment N 14: strengths and limitations, points of consensus and dissent emerging in its drafting // The best interests of the child – a dialogue between theory and practice. P. 15.
15 В 2014 г. в деле V.P. v Russia41 ЕСПЧ снова подчеркнул важность интересов ребенка: «в спорах, касающихся прав опеки, национальным судам приходится решать сложную задачу, а именно, взвешивать законные интересы каждого родителя по сохранению личных отношений и непосредственного контакта с ребенком, в сравнении с “наилучшими интересами ребенка”, причем последние имеют главенствующее значение». Российские ученые, однако, принимая во внимание необходимость учета государственного интереса и принципы государственной семейной политики42, иначе определяют вес интересов ребенка. О.Ю. Ильина отмечает, что анализ содержания положения, закрепляющего основы осуществления семейных прав и исполнения семейных обязанностей (ст. 7 СК РФ), позволяет сделать вывод о том, что целью государственного регулирования отношений между членами семьи является обеспечение интересов семьи как единого организма, а приоритет частных интересов отдельных членов семьи исключен. Приоритет, иными словами, имеют интересы семьи в целом, а субъекты семейных правоотношений должны соотносить свои интересы с ними43.
41. См.: V.P. v Russia. N 61362/12, judgment of 23 October 2014. Рara. 133.

42. Принципы закреплены в Концепции государственной семейной политики в Российской Федерации на период до 2025 года (см.: Распоряжение Правительства РФ от 25.08.2014 г. № 1618-р «Об утверждении Концепции государственной семейной политики в Российской Федерации на период до 2025 года». URL: >>>> (дата обращения: 24.08.2019) и включают в себя самостоятельность семьи в принятии решений относительно своей внутренней жизни, презумпцию добросовестности родителей в осуществлении родительских прав и повышение авторитета родительства в семье и обществе. Принцип защиты интересов ребенка в Концепции отсутствует.

43. См.: Ильина О.Ю. Понятие и иерархия интересов в семье и семейных правоотношениях. С. 68, 71.
16 Обобщая вышеприведенные точки зрения российских и зарубежных ученых, можно сделать вывод, что толкование понятия «интересы ребенка» в России характерно тем, что, во-первых, оно толкуется узко за счет наличия критерия «законности» интересов, во-вторых, отсутствует приоритет интересов ребенка перед интересами иных лиц и государства, затрагиваемых в конкретной ситуации. Такая концептуализация этой категории накладывает отпечаток на правоприменительную практику. Несмотря на то что Верховный Суд РФ в Постановлениях Пленума не единожды подчеркивал необходимость учета наилучших интересов ребенка, как в делах уголовного44, так и в гражданского судопроизводства45, нижестоящие суды зачастую избегают определения того, какие именно интересы детей подлежат защите в конкретном деле и какие именно действия были приняты/должны быть приняты в их защиту. Вместо этого они используют ссылку на данную концепцию в качестве обоснования правомерности действий должностных лиц. Эта практика была отражена в деле Ageyevy v. Russia46, рассмотренном ЕСПЧ. В своем решении об отмене усыновления заявителями двух детей суд первой инстанции обратился к понятию «интересы ребенка» три раза, при этом нигде в решении не было пояснено, в чем конкретно заключаются их интересы и как действия, предпринятые органами опеки и попечительства, защищают их. Рассмотрев это дело, ЕСПЧ отметил, что «оценка этого вопроса национальными властями была явно поверхностной», существуют «серьезные сомнения в отношении того, что суды могли осуществить надлежащую оценку связи между действиями или бездействием заявителей и медицинским состоянием их детей после их отобрания в отсутствие поддержки экспертов в этой сфере», решения национальных судов «не содержат оценки уже возникших семейных связей между заявителями и детьми и не учитывают ущерба для эмоциональной безопасности и психологического состояния каждого из детей, который мог бы быть причинен внезапным разрывом таких связей», и пришел к выводу о том, что эта мера не отвечала какому-либо приоритетному требованию в наилучших интересах детей.
44. См.: ППВС РФ от 14.02.2000 г. № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних»; ППВС РФ от 01.02.2011 г. № 1 «О судебной практике применения законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних».

45. См.: ППВС РФ от 27.05.1998 г. № 10 «О применении судами законодательства при разрешении споров, связанных с воспитанием детей»; ППВС РФ от 20.04.2006 г. № 8 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел об усыновлении (удочерении) детей»; ППВС РФ от 14.11.2017 г. № 44 «О практике применения судами законодательства при разрешении споров, связанных с защитой прав и законных интересов ребенка при непосредственной угрозе его жизни или здоровью, а также при ограничении или лишении родительских прав».

46. См.: Ageyevy v. Russia. N 7075/10, judgment of 18 April 2013. Рara. 146, 147, 154.
17 Практика использования концепции интересов ребенка в защиту интересов иных лиц распространена не только в России. В. Хойдждонк назвал ее «захватом» концепции47. Однако с точки зрения европейских стандартов само по себе упоминание интересов ребенка недостаточно для того, чтобы сделать решение суда соответствующим гарантиям Европейской конвенции по правам человека. Как подчеркнул ЕСПЧ в деле Blaga v. Romania48: «суды не только должны рассмотреть... (вопрос. – Н.К), но и составить судебное решение, приведя в нем конкретные обоснования выводов суда в свете обстоятельств дела. И отказ принять во внимание возражения против возвращения ребенка, и недостаточное обоснование решения будут нарушением требований ст. 8 ЕКПЧ. Для ее соблюдения необходимо… должное рассмотрение утверждений сторон, проиллюстрированное не шаблонной, механической, а в должной мере детализованной мотивировочной частью решения национальных судов». Ту же позицию занимает и Комитет ООН по правам ребенка: «Суды должны обеспечить учет наилучших интересов ребенка... и продемонстрировать, что это фактически было сделано»49.
47. См.: Hooijdonk E van. Children’s best interests: a discussion of commonly encountered tensions // The best interests of the child – a dialogue between theory and practice. P. 42.

48. См.: Blaga v. Romania. N 54443/10, judgment of 1 July 2014. Рara. 70.

49. UN Committee on the Rights of the Child (CRC), General comment N 14 (2013), noted above. Рara. 29.
18 Еще одной характерной чертой российской практики применения рассматриваемой концепции является ее использование в ущерб праву ребенка на выражение мнения. Судьи в таких случаях ссылаются на ст. 57 СК РФ, предусматривающую обязательство учитывать мнение ребенка, достигшего возраста десяти лет, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам. Особенно часто мнение ребенка не учитывается в делах, связанных с определением места жительства ребенка, а также лишением родительских прав50. Опять-таки, такая практика ранее критиковалась Комитетом ООН по правам ребенка, который подчеркнул, что государства не могут ссылаться на принцип наилучших интересов ребенка для того, чтобы воспрепятствовать ребенку выразить его мнение51.
50. Так, например, судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Республики Бурятия в апелляционном решении № 33-2028 of 30.07.2012 г. по делу о лишении родительских прав отметила: «Что касается того, что суд не учел мнение детей, то в соответствии со ст. 57 СК РФ, учет мнения ребенка, достигшего возраста 10 лет, является обязательным только в том случае, когда это не противоречит его интересам. Исходя из интересов детей, имеющих в силу ст. 55 СК РФ право общаться с обоими родителями, с учетом того, что основанием иска для лишения родительских прав являлось основание, предусмотренное абз. 2 ст. 69 СК РФ – уклонение от выполнения обязанностей родителя (а не злоупотребление родительскими правами, жестокое обращение с детьми и прочие основания), районный суд правомерно не учел мнения детей, поскольку иное противоречило бы их интересам». Судебная коллегия по гражданским делам Московского городского суда, рассматривая апелляционную жалобу на решение районного суда о передаче ребенка матери, в определении № 11-26730/2012 от 12.11.2012 г. отметила, что «то обстоятельство, что суд не вызвал и не заслушал мнение ребенка в суде первой инстанции, не может служить основанием к отмене решения суда, поскольку в силу ст. 57 СК РФ ребенок вправе выражать свое мнение при решении в семье любого вопроса, затрагивающего его интересы, а также быть заслушанным в ходе любого судебного или административного разбирательства. Однако обязательным является учет мнения ребенка, достигшего возраста десяти лет. Несовершеннолетняя Т.Ю. не достигла десяти лет, следовательно, принятие во внимание ее мнения является прерогативой суда. Суд оценил высказанное ребенком пожелание (жить с отцом) в совокупности с другими доказательствами по делу и пришел к выводу, что несовершеннолетней Т.Ю. с учетом возраста целесообразно проживать с матерью».

51. См.: Implementation Handbook for the Convention on the Rights of the Child. United Nations Children’s Fund. 2007. P. 157.
19 Подводя итог сделанному обзору, можно сделать вывод, что концептуализация понятия «интересы ребенка» в российском праве не допускает его динамического толкования в той мере, в которой это может быть необходимо, исходя из постоянно меняющихся современных общественных отношений и международных стандартов в области защиты прав ребенка. Между тем возможность такого толкования является основой для судебного усмотрения, ведь самая сущность семейных дел с детским элементом предполагает широту судебного усмотрения, опирающуюся на относительно определенные семейно-правовые нормы и проявляющуюся в толковании, конкретизации, применении по аналогии, и судебную (процессуальную) активность, как отмечают Н.Н. Тарусина и О.Г. Миролюбова52. Кроме того, можно говорить и о том, что, как следствие, не только практика применения концепции, но и законодательство России будет объектом критики международных органов, как это было в деле Nazarenko v Russia, где ЕСПЧ выразил обеспокоенность ригидностью российских норм, регулирующих право на общение с ребенком и устанавливающих закрытый перечень лиц, имеющих такое право, не предусматривающий исключений и не позволяющий учесть разнообразие возможных ситуаций в семье и интересы ребенка53.
52. См.: Тарусина Н.Н., Миролюбова О.Г. Защита интересов ребенка: внутренняя свобода и конфликт гражданско-процессуального закона // >>>> . 2012. >>>> . С. 165.

53. См.: Nazarenko v. Russia. N 39438/13, judgment of 16 July 2015. Рara. 65.

Библиография

1. Бородин К.В. Правовая защита несовершеннолетних от информации, приносящей вред их здоровью и развитию, распространяющейся в сети интернет // Актуальные проблемы росс. права. 2016. № 7 (68). С. 68–74.

2. Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2000. С. 236.

3. Гукасян Р.Е. Проблема интереса в советском гражданском процессуальном праве. Саратов, 1970. С. 9.

4. Ильина О.Ю. Понятие и иерархия интересов в семье и семейных правоотношениях // Проблема гармонизации частных и публичных интересов в семейном праве Российской Федерации. М., 2015. С. 53, 68, 71.

5. Ильина О.Ю. Частноправовые и публично-правовые презумпции интересов ребенка в Семейном кодексе РФ // Бизнес в законе. Экономико-юрид. журнал. 2005. № 1. С. 120–125.

6. Кабанов В.Л. К вопросу о концептуальном содержании принципа наилучших интересов ребенка в международном праве // Евразийский юрид. журнал. 2014. № 10 (77). С. 65–68.

7. Левушкин А.Н. Соблюдение интересов ребенка как условие усыновления (удочерения): вопросы теории и практики // Вестник ЮУрГУ. 2011. № 19. С. 71 - 75.

8. Миролюбова О.Г. О семейно-правовом понятии «интересы ребенка» // Вестник ЯрГУ. Сер. «Гуманитарные науки». 2012. № 4/1 (22/1). С. 57, 58.

9. Нечаева А.М. Защита интересов ребенка в многодетной семье // Законы России. Опыт, анализ, практика. 2012. № 6. С. 62.

10. Нечаева А.М. Защита интересов ребенка: семейно-правовые предпосылки // Государство и право. 2010. № 6. С. 76–83.

11. Нечаева А.М. Интересы ребенка как объект семейно-правовой защиты // Государство и право. 2012. № 1. С. 77 - 85.

12. Нечаева А.М. Правовые проблемы семейного воспитания несовершеннолетних. М., 2016. С. 43, 46.

13. Панченко В.Ю., Михалева А.Е. Еще раз о законных интересах // Росс. правосудие. 2016. № 9 (125). С. 21.

14. Пережогин Л.О. Психические расстройства в качестве вреда, причиненного действиями в Интернете: материалы Всеросс. науч.-практ. конф. «Ребенок и правосудие». М., 2018. С. 135.

15. Рыдченко К.Д. Дети в сети Интернет: развлечение или вовлечение? // Преступность в сфере информационных и телекоммуникационных технологий. Проблемы предупреждения, раскрытия и расследования преступлений. 2015. № 1. С. 31 - 38.

16. Сашенков С.А. Роль социальных сетей в формировании суицидального поведения у несовершеннолетних // Общество и право. 2017. № 1 (59). С. 210–212.

17. Скакун О.С. Интерес ребенка как основной критерий защиты прав детей в практике Европейского суда по правам человека // Семейное и жилищное право. 2014. № 2. С. 30–36.

18. Скакун О.С. Интерес ребенка как основной критерий защиты прав детей в практике Европейского Cуда по правам человека // Человек и закон. 2015. № 3. С. 33 - 44.

19. Сологуб А.Ю. Категория «законный интерес» как элемент правового статуса ребенка // Вопросы современной юриспруденции. Новосибирск, 2013. № 29. С. 140–144.

20. Субочев В.В. Механизм трансформации законных интересов в субъективные права и субъективных прав в законные интересы // Современное право. 2007. № 3. С. 89.

21. Тарусина Н.Н., Миролюбова О.Г. Защита интересов ребенка: внутренняя свобода и конфликт гражданско-процессуального закона // Социально-юридическая тетрадь. 2012. № 2. С. 165.

22. Artis J.E. Judging the best interests of the child: Judges’accounts of the tender years doctrine // Law and Society review. Vol. 38. Massachusetts, 2004. № 4. P. 775.

23. Cantwell N. The concept of the best interests of the child: what does it add to children’s human rights? // The best interests of the child – a dialogue between theory and practice. Strasbourg, 2016. P. 22.

24. Сoccoli J. The challenges of new technologies in the implementation of human rights: an analysis of some critical issues in the digital era // Peace human rights governance. 2017. № 1(2). P. 226.

25. Freeman M. Article 3. The Best interests of the Child // Alen A., Vande Lanotte J., Verhellen E., Ang F., Berghmans E. and Verheyde M. (eds.) A commentary to the United Nations Convention on the rights of the child. Leiden, 2007. P. 2.

26. Grgić A. Jurisprudence of the European Court of human rights on the best interests of the child in family affairs// The best interests of the child – a dialogue between theory and practice. Strasbourg, 2016. P. 105.

27. Implementation Handbook for the Convention on the Rights of the Child. United Nations Children’s Fund. 2007. P. 157.

28. Khazova O. Interpreting and applying the best interests of the child: the main challenges // The best interests of the child – a dialogue between theory and practice. Strasbourg, 2016. P. 28.

29. Langrognet F. The best interests of the child in French deportation case law // Human rights law review. Oxford, 2018. № 18. P. 570.

30. Llorens J.C. Presentation of General Comment N 14: strengths and limitations, points of consensus and dissent emerging in its drafting // The best interests of the child – a dialogue between theory and practice. Strasbourg, 2016. P. 15.

31. Nissen E. The rights of minor: EU member state nationals wishing to enjoy family life with a non-EU parent in their country of nationality. A study in the light of the UN Convention on the rights of the child. Oisterwijk, 2013. P. 13.

32. Schiratzki J. Some reflections on the principle of the best interests of the child – in the light of normality and exceptions // International Family Law, policy and practice. Vol. 1. London, 2013. № 1. P. 11.

33. Silvis J. Prevention of child abduction // Melanges en l’honneur de / Essays in honour of Dean Spielmann. Oisterwijk, 2015. P. 604.

34. Tanguay M.P. The critical power of semiotics of law/ International journal for the semiotics of law. 2010. Vol. 23. № 1. P. 24, 25.

35. Turković K., Grgić A. Best interests of the child in the context of article 8 of the ECHR // Melanges en l’honneur de / Essays in honour of Dean Spielmann. Oisterwijk, 2015. P. 629, 639.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести