Как известно, «Не хлебом единым жив человек». Большинство эмигрантов из России очутились за границей без средств к существованию, им буквально приходилось выживать, зарабатывая себе на жизнь тяжелым трудом, (и, учитывая это, их правильнее называть беженцами) [Йованович 1995, 677]. Как отметил в статье об эмиграции обосновавшийся в Чехословакии историк, педагог, политический и общественный деятель Б.А. Евреинов: «У эмигрантов было отнято все: они пришли в изгнание нищими, полуголодными, больными, неся с собой только то, чего нельзя было отнять: свою рабочую силу, свое умственное и культурное достояние»¹. Им было трудно, так как кроме работы для заработка, многие из них, не желая порывать со своей прежней специальностью, занимались наукой, литературой, искусством или продолжали учиться. Но и в эмиграции они старались жить обычной жизнью, отмечать традиционные дореволюционные и новые праздники, причем как в семейной обстановке, так и собираясь более широкими группами.

Таким образом, проведение праздничных мероприятий и ознаменование памятных дат в эмигрантской среде, особенно традиционных и церковных, являлись как способами сохранения обычаев и национальной идентичности, так и инструментами сплочения людей разного возраста, профессий, социального происхождения и политических убеждений.

Однажды в ГАРФе мне попался любопытный документ², который свидетельствовал о том, что в начале ХХ в. государственными и общественными деятелями активно обсуждался вопрос о праздничных днях в России. Действительный статский советник, член Государственного совета Владимир Михайлович Андреевский зимой 1909 г. в Клубе общественных деятелей выступил с докладом, в котором излагал свои предложения в Госсовет. Из доклада следовало, что в России праздники любили, официально их было 91‒94 дня в году, тогда как в странах Западной Европы и Восточной Азии чуть больше 60 дней. Получалось, что, если в зарубежных странах работали 300‒305 дней в году, то в России в среднем 250 дней. По мнению, автора доклада обилие праздничных дней вело к колоссальному ущербу для державы и пагубно сказывалось на сельском хозяйстве, торговле, железнодорожном транспорте, в учебном деле и вело к росту преступности «вследствие праздничного разгула и кутежей». Андреевский настаивал на необходимости компромисса с церковью и сокращения нерабочих дней «с тем, чтобы хоть несколько уравнять шансы России в международном состязании с другими державами». Священный синод не нашел никаких нарушений канонического права в этом проекте и разрешил в особом циркуляре духовенству наставлять паству на то, чтобы не препятствовать народу работать и в праздники, но самих праздников не отменять! Все это говорило о том, что праздников было много, самых разнообразных: и церковных, и светских. В условиях эмиграции русские люди не собирались отказываться от своих привычек тем более, что большинство эмигрантов были людьми молодыми, которые любят веселиться.

В Чехословакии, как и в других странах рассеяния, отмечались традиционные религиозные праздники: Рождество, Пасха, Троица и др., которые не обходились без посещения церковных служб, походов в гости и приема гостей. Очень красочно описала празднование Пасхи дочь неофициального посла русской эмиграции в ЧСР В.Т. Рафальского Ирина Владимировна. Она вспоминала: «Мы жили очень скромно, но на Пасху и мамин день ангела у нас всегда ломились столы, и приходил каждый, кто вспомнил. На Пасху к нам приходило человек пятьдесят»³. По ее словам, даже двери снимали с петель. В их семье красили на Пасху сто сорок яиц, пекли тринадцать, а то и шестнадцать куличей, часть угощений относили в церковь. О пасхальной службе она рассказывала так: «В церкви на Пасху было богослужение знаменитое, великолепное, там был весь дипломатический корпус, все было разукрашено ветками, хор был. Сорок человек в хоре было. Никишин руководил хором. Голоса переливались […], замечательно было. Ангельские голоса были. И за эту всенощную пасхальную [службу], владыка и весь клир двенадцать раз переоблачались […]. Это была такая красота! И песнопения […]. Это воспоминание у меня как сказка!»⁴. Ей запомнился крестный ход в полночь вокруг храма на Староместской площади. Иностранцы могли попасть на службу только по пригласительным билетам. А утром в храме накрывали столы, и любой мог разговляться с владыкой. Пражская беднота, нищие всегда знали, когда русская Пасха и приходили угоститься.

Чрезвычайно трогательные детские воспоминания о праздновании Пасхи и Рождества в Праге оставила дочь известного литературоведа Альфреда Людвиговича Бема Татьяна Рейзер. Привести эти описания целиком не представляется возможным, так как они достаточно пространны, но интересно их почитать, особенно в канун этих праздников, чтобы понять, как они отмечались раньше. Татьяна описала радостную, светлую атмосферу пасхальной службы, ощущение счастья и восторга после того, как владыка Сергий произносил «Христос Воскресе!»: «Люди оглядываются смеются, счастливые глаза ищут другие счастливые глаза. Вот начинают христосоваться, сначала чинно, степенно: муж с женой, с детьми. Но поцелуи становятся все звонче и сочнее, все задорней и веселее […]. Ах какой праздник, какой ни с чем несравнимый праздник. На душе легко, ведь отговелась только на этой неделе, еще не успела нагрешить, и внутри легко, кажется, подымешь руки и полетишь в весну»⁵. После заутренней службы все пешком возвращались домой, так как трамваи в 4 утра еще не ходили. На следующий день все навещали друг друга, только хозяйки сидели дома и принимали гостей. Татьяна красочно описала предпраздничную суету, приготовление кулича, сырой пасхи, окраску яиц, причем в подготовке к празднику участвовала вся семья: родители и дети. Объединение вокруг православного храма сближало людей, попавших в ЧСР по преимуществу в католическое окружение. Сравнивая католические и православными праздники, Татьяна писала: «Да, Пасха единственный, ни с чем не сравнимый праздник. Ни за что на свете, даже за Рождество, я бы не променяла Пасхи. Хотя в Чехии Рождество считается самым большим праздником. Странные католики, у них всё наоборот. Рождественская служба служится в полночь, а заутрени у них вообще нету, только вечерня. Нет, у нас лучше». «Хотя, ‒ добавила Татьяна дальше, ‒ по правде сказать, и Рождество я бы не променяла ни за что на свете. Даже на Пасху бы не променяла. Очевидно, все так мудро устроено, что всему свое время. Весной Пасха, а зимой Рождество»⁶.

Рождество отмечали как дома, так и в гимназиях, клубах и обществах, где устраивались елки с театральными представлениями и маскарадами. В день св. Николая было принято (сейчас в Чехии эти традиции тоже сохраняются), чтобы приходил св. Николай с чертом и ангелом, одаривал послушных детей орехами и конфетами, а непослушные получали картофелину или уголек. Этот обычай стали соблюдать и в русских семьях: «Наш Николай, ‒ писала Татьяна, ‒ был проще и к тому же шалун. Он никогда не показывался нам на глаза, но норовил всегда из темного угла запустить в нас пригоршнями орехов и конфет»⁷. Появились и новшества: по воспоминаниям той же Рейзер-Бем, «несколько русских семей праздновали Рождество по-католически. Мы их в душе глубоко презирали и называли нехристями, но на елку ходили с удовольствием»⁸. К Рождеству родным и близким делали небольшие подарки, дети делали их своими руками. В Русском клубе отмечалось Рождество и отдельно ‒ Новый год. В программе Русского клуба на 31 декабря 1919 г. была намечена такая встреча Нового года: оркестр, кабаре, буфет, концертное отделение с участием смешанного русского хора В.Ф. Кибальчича и с танцами под струнный оркестр⁹. А в 1921 г. в Русском клубе праздновали еще и «старый» Новый год 13 января¹⁰.

Видные политики ЧСР часто участвовали в праздничных мероприятиях русских эмигрантов. 13 января 1922 г. газета «Руль», например, сообщала, что магистрат Праги, правительство ЧСР и чехословацкий Красный Крест устроили праздник русской елки, на котором присутствовали министр иностранных дел Э. Бенеш с супругой, его заместитель В. Гирса, депутат парламента и председатель национально-демократической партии К. Крамарж, глава канцелярии президента П. Шамал, мэр Праги К. Бакса и члены дипломатических миссий.

Появились новые эмигрантские праздники, многие из которых впервые отмечались в Чехословацкой республике. Это, например, День русской культуры («Д.Р.К.») [Волошина 2013, 232‒237], приуроченный ко дню рождения А.С. Пушкина 6 июня, День русского ребенка, который отмечали в праздник Благовещенья (25 марта, по-старому, и 7 апреля по новому стилю) [Петрушева 2019,  103‒108], День русского студента, День русского инвалида. Впервые «Д.Р.К.» отмечался в Эстонии в 1924 г. [Andreyev, Savicky, 156–157], а в Чехословакии, как и во многих других странах его стали отмечать с 1925 г. 10 февраля того года в ЧСР состоялось совещание по установлению празднования Дня русской культуры, на котором было принято предложение «установить празднование общеэмигрантского дня русской культуры» и избрать датой его проведения 25 мая (по ст. ст.) – день рождения Пушкина. Также было решено связаться с представителями Парижского Земгора и с эмигрантскими организациями в Англии, Америке, Тунисе, Алжире, Египте, Австрии, Бельгии, Болгарии, Венгрии, Германии, Греции, Италии, Испании, Канаде, Латвии, Польше, Турции, Франции, Финляндии, Харбине, Чехии, Швейцарии, Югославии, Южной Америки и Эстонии, а также выяснить возможности организации праздника в Голландии, Дании, Норвегии, Румынии и Швеции¹¹. И уже в 1925 г. День русской культуры состоялся в 13 странах¹². В программу празднования в Чехословакии вошли: дневное торжественное заседание, детский праздник-гуляние и вечерний концерт¹³. В дальнейшем заседания включали лекции о русских писателях, зодчих, старинных городах. В Чехословакии День русской культуры отмечали не только в Праге, но и в провинциальных центрах Моравии, Словакии и Подкарпатской Руси. Часто к организации празднований подключались и чехословацкие оркестры, театры. Так, в 1927 г. Чешская опера и Чешский драматический театр в Праге отметили День русской культуры постановкой русских опер и пьес, в нем также принял участие оркестр чешской филармонии под управлением профессора Франтишека Ступки¹⁴. Председателем комитета Дня русской культуры долгие годы являлась известная общественная деятельница графиня С.В. Панина [Серапионова 2019, 173‒193].

С 1929 г. стали устраивать День русского ребенка («Д.Р.Р.»). Самое активное участие в его организации принимало Педагогическое бюро, Союз русских академических организаций за границей, Правление Объединения русских учительских организаций за границей, которые и предложили Русскому Зарубежью ежегодно устраивать «Д.Р.Р.» для сбора средств на удовлетворение духовных и материальных нужд русских детей, находившихся за границей¹⁵. Дело в том, что в связи с сокращением Русской акции помощи, проводимой чехословацким правительством, началом мирового экономического кризиса, приведшего к безработице (в первую очередь среди эмигрантов) и сокращению частных иностранных пожертвований, положение русских семей ухудшилось и необходимо было принять экстренные меры по организации питания, лечения детей и снабжения их одеждой, а также устройству летних лагерей¹⁶, а для этого нужны были средства. Кроме того, на Совещании по борьбе с денационализаций русской эмигрантской молодежи 4–5 октября 1928 г. констатировалось, что денационализация русских детей приняла угрожающий характер. По мнению участников совещания, это было связано как с нуждой большинства русских семей, так и с их желанием приобщить ребенка к культуре страны проживания, поставить его экономически на ноги. Они считали, что предотвратить процесс денационализации помогут прежде всего русские школы, а там, где их создать не удалось ‒ устройство детских садов, клубов, летних лагерей, праздников, библиотек и т.п. В том числе рекомендовалось разработать вопрос об установлении «Д.Р.Р.». Инициатива русских эмигрантов в ЧСР вскоре распространилась и на другие страны, где жили выходцы из России. Так, уже в 1929 г. День русского ребенка отмечали в 13 странах, там образовались временные или постоянные организационные комитеты, обладавшие автономностью. Средства для детей привлекались путем уличных кружечных сборов, подписных листов, лотерей, доходных увеселений, собраний, празднеств, спектаклей, фильмов, концертов, а также денег частных благотворителей. Но рекомендовалось прибегать к помощи иностранцев в основном только в тех странах, где для этого существовали условия и установились достаточно тесные контакты русских беженцев с местным населением¹⁷. В Праге был создан Центральный фонд «Д.Р.Р.», куда отчисляли 10% от местных сборов в других странах. В 1929 г. из 13 стран в Центральный фонд поступило 52319,80 кр.ч. (39 600 франков), которые пошли на поддержку 24 детских учреждений¹⁸. В дальнейшем средства из Центрального фонда распределялись и направлялись наиболее нуждавшимся странам¹⁹. В Чехословакии «Д.Р.Р.» отмечался не только в Праге, но и в других частях страны. В отчете о проведении «Д.Р.Р.» в Словакии (Владимирово) в 1938 г. читаем: «Вообще нам удалось воплотить идею Д.Р.Р., только дождик помешал детям порезвиться, попрыгать и повеселиться. Не оставляем мысли в будущем году повторить подобный “День русского ребенкаˮ и привлечь более широко соседние школы. В этом году участвовало 5 народных школ. В будущем году попытаемся на Благовещенье устроить среди наших детей по школам сбор по принципу “дети детямˮ, если не галлержами²⁰, то хотя бы яйцами […]. Для нашего праздника присланных Центральным фондом 150 кр.ч. оказалось недостаточно, и мы собрали среди местной интеллигенции тоже 150 кр.ч., а среди детей по яичку. Так что нам хватило и даже имеем маленький резерв на будущий год»²¹.

После Мюнхенского соглашения, когда экономические и политические условия в ЧСР значительно ухудшились, Центральный фонд «Д.Р.Р.» благодарил Союз славянских женщин и его председателя Б. Смоляржеву-Чапкову за помощь русским детям²². Председатель Центрального комитета фонда «Д.Р.Р.» П.Д. Долгоруков указывал, что если раньше Чехословацкая республика по сборам занимала первое место и оказывала помощь русским детям в других странах (всего Центральный фонд переслал в другие страны 125 000 кр.ч.²³), то теперь местные сборы идут целиком на помощь русским детям в ЧСР, а деньги, собираемые отделениями в Подкарпатской Руси (являвшейся частью Чехословакии), ‒ на нужды местных карпаторусских детей (граждан ЧСР)²⁴. В конце 1930-х годов наибольшие сборы в «Д.Р.Р.» стали осуществлять в США и на Дальнем Востоке. Собранные ими и рассылаемые по всему Русскому Зарубежью средства спасли не одну сотню русских детей. После распада Чехословакии в 1939 г. и захвата Венгрией Подкарпатской Руси функции Центрального фонда «Д.Р.Р.» Долгоруков передал в США, так как денежные переводы из Протектората Богемии и Моравии за границу в 1939 г. были запрещены.

В сентябре 1922 г. по инициативе Организации русских эмигрантских организаций был проведен День русского студента²⁵. Отмечался и День русского инвалида. Идеи проведения этих праздников часто возникали в Праге, где нередко находились и оргкомитеты по их устройству. Как писал в 1938 г. в письме В.В. Рудневу П.Д. Долгоруков: «Все наши “Дни”, зарожденные в Праге (“День русской культуры”, “День Поминовения”, “День русского ребенка”) кроме специальной цели каждого имеют своей задачей общенациональное, собирающее, воспитывающее дело, нравственно цементирующее нашу рассеянную соборность»²⁶. Празднования проводились, чтобы подчеркнуть свою «русскость», верность русскому культурному коду и, конечно, в целях благотворительности, чтобы сборами от мероприятий помочь нуждавшимся. Эти праздники объединяли россиян, рассеянных по всему миру.

Были и специфические праздники, которые отмечались только в Чехословакии. Например, ежегодно отмечали день рождения чехословацкого президента Т.Г. Масарика или покровителей русских в ЧСР четы Крамарж. Особенно широко отмечались круглые даты чехословацких государственных и политических деятелей. Например, 4 марта 1920 г. усилиями Чешско-русского объединения (Едноты) праздновали 70-летие президента Чехословакии, с докладом «Масарик и Россия» выступил Б.В. Морковин, а 6 марта в честь этого же события состоялось общее собрание объединения²⁷. В 1925 г. русские поздравляли с 50-летием заместителя министра иностранных дел «русского» чеха В. Гирсу, который заведовал всем русским делом и помощью русским в ЧСР. Эмигранты преподносили ему адреса и подарки²⁸. В свою очередь чехословацкие политики давали вечера в честь русских, проживавших в Праге. Такой вечер состоялся 25 января в Татьянин день 1920 г. в Мештянской беседе по инициативе первого чехословацкого премьера К. Крамаржа²⁹. Он же 9 марта 1921 г. организовал благотворительный вечер «Русский чай» в пользу русской эмиграции³⁰. 15 сентября 1920 г. и в этот же день на следующий год Т.Г. Масарик устроил прием в честь проф. А.В. Карташева, 22 октября 1920 г. он принимал А.Ф. Керенского, а 25 ноября 1921 г. кн. С. Волконского³¹. Славянофил и русофил К. Крамарж, женатый на русской, регулярно устраивал благотворительные вечера, обеды и чаи по четвергам. Секретарь Л.Н. Толстого В. Булгаков писал о Крамарже: «Крамарж любит русских […]. Любит русских и его жена […], “чай наша”! Роскошный дом Крамаржа в Праге […] открыт для русских […]. По “четвергам” тут чаи. А иной раз, специальными карточками русские приглашаются на большие рауты и вечера с литературным отделением или концертом и, главное (!), с ужином»³². О многочисленных приемах у Крамаржа вспоминал и Н.П. Кондаков³³. Т.Г. Масарик, как правило, предпочитал принимать эмигрантов, приглашая одного-двух. На его приемах бывали: ученый и инженер А.С. Ломшаков, литератор А.М.  Амфитеатров, литературовед и издатель Е.А. Ляцкий, профессор, экономист В. Ф. Тотомианц, экономист и политик С. С. Маслов, церковный и общественный деятель А.В. Карташев, историк В.А. Францев и многие др.). Но иногда устраивались и так называемые общие (более многочисленные) приемы у президента³⁴. На рауте у президента в честь представителей русского общества 13 марта 1924 г. собралось около 200 человек³⁵.

Проводились памятные мероприятия в честь чешских и словацких исторических личностей (например, Я. Гуса³⁶), здравствовавших и уже почивших выдающихся деятелей. 12 марта 1923 г. Союз русских писателей и журналистов отметил 70-летие чешского писателя и публициста Й. Голечека³⁷. В апреле 1923 г. русская колония отметила 120-летний юбилей карпаторусского писателя А.В. Духновича³⁸. Праздновались также юбилеи образования Чехословацкой республики³⁹.

Иногда открытие эмигрантских заведений в ЧСР либо годовщины со дня открытия сопровождалось праздничными концертами или торжественными собраниями. Так, 7 июня 1921 г. по случаю открытия ресторана «Русский дом» был организован концерт⁴⁰, а 18 мая 1923 г. торжественно отмечалась годовщина Русского юридического факультета в Праге⁴¹. В приглашении на открытие общества Русского народного университета 8 декабря 1925 г. указывалась программа, предусматривавшая речи председателя совета Русского народного университета проф., д-ра М. Новикова и проф. Пражского политехникума З. Бажанта, а также исполнение музыкальных номеров русским студенческим хором им. А.А. Архангельского⁴².

Отдельной категорией празднеств являлись юбилеи со дня рождения и годовщины смерти русских писателей (например, Л.Н.  Толстого⁴³, Ф.М. Достоевского⁴⁴), поэтов⁴⁵, художников, композиторов, ученых⁴⁶, военачальников⁴⁷, историков⁴⁸, общественных деятелей⁴⁹, политиков⁵⁰, правителей⁵¹. Отмечались знаменательные даты отдельных институций, например, уже в июле 1929 г. в чехословацкой столице началась подготовка к празднованию 175-летия Московского университета [Бочарова 2014, 211–212]. В Праге, Париже, Берлине и др. городах возникло 13 комитетов и обществ по ознаменованию этого события. Пражский комитет возглавил бывший ректор университета М.М. Новиков⁵². Само празднование прошло в Татьянин день 1930 г. неслучайно, так как с этим днем связано основание Московского университета, затем он стал и днем российского студенчества и фактически праздником российской интеллигенции. Позднее силами наиболее активных пражского и парижского комитетов во французской столице на средства, собранные в разных странах, опубликовали сборник статей, в котором исторический очерк о старейшем российском высшем учебном заведении написал А.А. Кизеветтер. Оставшиеся от издания и вырученные от продажи книг деньги пошли на стипендии имени Московского университета русским студентам, обучавшимся за границей⁵³. По инициативе пражского комитета к юбилею университета русским в разных странах была разослана анкета со следующими вопросами: «1) Время окончания высшего учебного заведения в России или за границей; 2) факультет или отделение; 3) деятельность в России; 4) деятельность за границей; 5) страна пребывания». Полученные ответы на анкету позволили в какой-то степени учесть эмигрантов с высшим образованием (т.е., как считалось, культурные силы для будущей России).

Татьянин день по традиции русские эмигранты, студенты и профессора, в разных странах рассеяния отмечали весело. С 1920 г. живший в ЧСР, а затем переехавший в Белград профессор Киевского университета (с 1918 г. ректор) Е.В. Спекторский вспоминал о праздновании Татьянина дня: «В 1922 г. Татьянин день был ознаменован торжественным публичным собранием с речами. В числе ораторов был и я. Затем состоялся ужин совместно со студентами. Они решили подпоить меня и поднесли мне “чарочкуˮ. Я произнес столыпинскую фразу: “Не запугаетеˮ ‒ и проглотил оказавшуюся в ней какую-то чудовищную смесь. После этого я стал слишком весел. К моему удивлению, меня привели домой два студента, крепко державших меня под руки. И я не помню, как меня раздевали и уложили спать. Словом, со мной произошло то же самое, что за год до этого с Ф.В. Тарановским⁵⁴»⁵⁵.

Отмечались исторические события и их юбилеи, причем, как современные, так и давно минувшие. Торжественное заседание, посвященное прославлению мира, заключенного в Версале в июне 1919 г. состоялось в Национальном музее с участием президента Т.Г. Масарика, чехословацких политиков и представителей русских эмигрантов. В 1924 г. проводились мероприятия в связи с десятилетием начала Великой войны⁵⁶. Не оставляли без внимания и годовщины создания Добровольческой армии и эвакуации из Крыма⁵⁷. По случаю 100-летнего юбилея восстания декабристов образовали особый комитет по подготовке торжественного заседания, избрали его исполнительное бюро во главе с А.А. Кизеветтером. Приготовления к событию начались заранее с обращения к различным русским и украинским организациям в ЧСР с просьбой принять участие и ассигновать любую возможную сумму. Многие организации, причем как русские, так и чехословацкие, откликнулись на эту инициативу и внесли взносы⁵⁸. Украинские организации отправили на мероприятие своих представителей⁵⁹. Заседания исполнительного бюро проходили в помещении Русского заграничного исторического архива (РЗИА)⁶⁰. Торжественное заседание состоялось 28 декабря 1925 г. в помещении Земгора в 18:30. С речами выступили А.А. Кизеветтер и М.Л. Слоним. В работе литературного отделения участвовали артисты Московского Художественного театра Н.Г. Коваленская и А.А. Брей⁶¹. 19 февраля по ст. стилю и 4 марта по-новому праздновали День освобождения крестьян⁶².

Исторические события праздновались как всей активной частью русской колонии в ЧСР, так и отдельными группами и профессиональными сообществами. Так, редакция эмигрантской газеты «Славянская заря» в ресторане «Черный конь» устроила 11 сентября 1919 г. празднество по случаю выхода первого номера газеты, а создание Чешско-русского объединения сопровождалось 16 сентября 1919 г. чествованием эсеров Е.К. Брешко-Брешковской, Е.Е. Лазарева и др.⁶³. Студенты и профессора, как уже указывалось, отмечали Татьянин день как день Московского университета⁶⁴. Проводились вечеринки и банкеты для студентов⁶⁵, праздники «Русского сокола»⁶⁶. Иногда устраивались и просто вечера памяти ушедших выдающихся деятелей русской культуры, не связанные с юбилейными датами. Союз русских журналистов и писателей 22 сентября 1921 г. организовал вечер памяти А. Блока (28 ноября 1880 ‒ 7 августа 1921 г.)⁶⁷.

Массовость участия в отдельных мероприятиях была разной, многое зависело от популярности той или иной исторической личности, а также от отношения эмигрантов к конкретному историческому событию. С этим же был связан и выбор здравствующих или уже ушедших юбиляров. Из числа здравствующих приоритет был за теми, кто проживал в ЧСР, часто туда наведывался либо получил престижную премию и мировое признание. Иногда чествовали сразу нескольких лиц. 16 апреля 1920 г. Чешско-русское объединение организовало вечер с чаем в честь певца и общественного деятеля А.Д. Александровича, проф. Н.В. Ястребова и режиссера Ю.Э. Озаровского⁶⁸. В 1924 г. чешские и русские ученые чествовали академика Н.П. Кондакова в связи с его 80-летием⁶⁹. В 1925 г. русская колония в ЧСР отмечала 80-летие писателя, публициста, военного корреспондента Вас. И. Немировича-Данченко, а в 1930 ‒ его 85-летие⁷⁰. Отмечались также круглые даты известных и уже почивших русских деятелей культуры.

Для подготовки и проведения торжеств обычно выбирался оргкомитет, который назначал дату, составлял и согласовывал программу мероприятия, договаривался с участниками, рассылал приглашения или оповещал о них через прессу. Иногда выходили даже разовые однодневные газеты, где фиксировались праздничные мероприятия и назывались их участники.

Что касается вопроса об интенсивности проведения праздников на протяжении межвоенного периода (в 1920–1930-е годы), когда экономическая и политическая обстановка в стране значительно менялась, то используя опубликованную коллегами из Праги хронику культурной, научной и общественной жизни русской эмиграции в Чехословацкой республике, составленную на основе газетных сообщений, удалось установить, что в 1920-е годы, когда постепенно стабилизировалась экономическая обстановка в стране, а также в связи с началом в 1921 г. Русской акции помощи чехословацкого правительства эмигрантам из России [Русская акция; Сладек 2008, 7–14], количество мероприятий было наиболее многочисленным. В 1930-е годы из-за экономического кризиса, больно ударившего в первую очередь по эмигрантам, лишившимся работы, количество отмечавшихся праздничных дат сократилось. К середине 1930-х годов были установлены официальные дипломатические отношения ЧСР и СССР, подписан советско-чехословацкий союзнический договор, что также послужило одной из причин сворачивания помощи эмигрантам. Да и само количество русских эмигрантов в Чехословакии сократилось более чем в два раза в связи с переездом в другие страны и естественным уходом из жизни представителей старшего поколения. Но даже после Мюнхена в условиях раздела, а позднее распада страны, оккупации Чешских земель и включения их в качестве протектората в состав Германии в марте 1939 г., а затем и в военные 1940-е годы русские эмигранты старались отмечать традиционные праздники и самые важные культурные вехи. На «старый» Новый год в 1939 г. Галлиполийское землячество провело традиционный галлиполийский бал, и чуть позже елку для детей. В феврале Русский свободный университет (РСУ) [Аксёнова, Досталь, 2000, 85–103] и Научно-исследовательское объединение отпраздновали Татьянин день, а сборы от этого мероприятия пошли на издание научных трудов. «Русский сокол» 18 февраля 1939 г. устроил костюмированную вечеринку, а 11 марта – «семейный» вечер⁷¹. Объединение русских эмигрантских организаций 29 марта 1939 г. организовало вечер к 100-летию со дня рождения М. Мусоргского. В мае 1939 г. РСУ отметил 100-летний юбилей путешественника и исследователя Н.М. Пржевальского⁷². В 1942 г. в списке членов организационного комитета Дня русской культуры в Протекторате Чехия и Моравия насчитывалось 25 человек. Из них 11 присутствовали на подготовительном собрании 20 мая, когда был принят наказ, предусматривавший продолжить «устройство собраний, лекций, концертов и спектаклей, а равно и выпуск публикаций, посвященных прославлению достижений русской культуры и особенно устройство ежегодного торжественного собрания, приуроченного к дате рождения А.С. Пушкина (8 июня)»⁷³. И это уже во время войны фашистской Германии и СССР.

Информация о проведении мероприятий сохранилась в виде отчетов организаций и объединений, в газетных заметках, кинохрониках, воспоминаниях и дневниках эмигрантов. Почти все эти исторические источники были задействованы в написании данной статьи и свидетельствуют о том, что праздники составляли важную часть эмигрантской жизни. Изучая эти свидетельства повседневной жизни эмигрантов в Чехословакии (и, конечно, не только в этой стране), можно узнать много интересных подробностей и из истории принимавшей их страны. Стараясь сохранить свои традиции, эмигранты все же неизбежно копировали и некоторые праздники той страны, где жили. С другой стороны, участие чехословацких политических и общественных деятелей в празднествах и культурных мероприятиях, устраиваемых русской колонией в ЧСР, привлекало общественное внимание, знакомило чехов и словаков с русскими традициями, способствовало сближению народов и взаимопроникновению культур.