Памяти Учителя
Памяти Учителя
Аннотация
Код статьи
S0025348-2-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Валенцова Марина Михайловна 
Должность: Старший научный сотрудник
Аффилиация: Институт славяноведения РАН
Адрес: Москва, Ленинский проспект, 32А, Москва, Россия, 119991
Cедакова Ирина Александровна
Должность: Зав. отделом
Аффилиация: Институт славяноведения Российской академии наук
Адрес: , г. Москва, Российская Федерация
Выпуск
Страницы
5-18
Аннотация

 

Статья посвящена столетию со дня рождения академика Никиты Ильича Толстого (1923–1996), сыгравшего важную роль в деле становления и развития славистики в СССР и России. Авторы статьи, ученицы и коллеги Н.И. Толстого, предлагают два небольших очерка, в которых раскрывают актуальность идей своего учителя и их место в современных славистических изысканиях.

В первой части публикации перечисляются основные области научных интересов Н.И. Толстого и говорится о важности создания новой дисциплины – славянской этнолингвистики. Основное внимание автор сосредоточивает на деятельности ученого в области болгаристики, которая в послевоенные годы XXв. переживает в СССР и в Болгарии «серебряный век». Отмечается любовь ученого к живым фактам языка и культуры, кратко перечисляются фундаментальные положения, разработанные Н.И. Толстым в диалектологии и лексикологии болгарского языка.

Вторая часть юбилейной публикации посвящена ареалогии и лингвистической географии. Показана важность теоретических и практических разработок Н.И. Толстого, в частности применение метода проведения изоглосс и изодокс для исследования и анализа славянских культурных традиций и их словаря; характеризуется ряд работ ученого, демонстрирующих плодотворность ареального подхода к изучению явлений традиционной культуры. Останавливаясь на трудах коллег, продолжающих намеченное Н.И. Толстым направление, автор предлагает также некоторые собственные наблюдения в области лексических, ономастических и мифологических параллелей между славянскими традициями.

Ключевые слова
Славянские языки, Никита Ильич Толстой, этнолингвистика, болгаристика, ареалогия, изоглоссы, изопрагмы, архаические ареалы.
Классификатор
Получено
21.04.2023
Дата публикации
30.04.2023
Всего подписок
12
Всего просмотров
132
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf
1 100-летие со дня рождения академика Никиты Ильича Толстого побуждает еще раз вернуться к его трудам, чтобы оценить его вклад в науку с позиций современности и проанализировать, что он оставил нам, своим ученикам, и какое развитие получили его идеи. Выдающийся ученый-филолог, Никита Ильич совершил своего рода переворот не только в российской, но и в мировой славистике. Вместе со Светланой Михайловной Толстой он создал Московскую школу этнолингвистики, школу, методология которой не только не устаревает, но становится все более актуальной, охватывая новые тематические территории, а количество ученых, работающих в ее русле, в разных странах с каждым годом растет.
2 Безусловно, созданием этой школы деятельность Н.И. Толстого не ограничивается. Во всех научных областях, в которых он работал, а перечислить их невозможно (я упомяну лишь ряд лингвистических дисциплин: семантика и семасиология, фразеология, лингвогеография, история литературных языков, диалектология, ономастика), он видел новый ракурс, который впоследствии развивался в самостоятельные труды или даже серию трудов. Прекрасно владея славянскими языками и диалектами, хорошо зная народные традиции, он всегда видел интересные межславянские схождения и параллели, которые до сих пор находятся в центре внимания славистов.
3 Никита Ильич сделал очень много для (вос)становления и развития славистики в СССР и России, и всегда он включал в академическую жизнь своих учеников и коллег. В частности, он содействовал изданию и переизданию классических трудов лингвистов, фольклористов и этнографов, сопровождая публикации комментариями и предисловиями. Таким образом, была создана целая библиотека, куда вошли классические исследования И.А. Бодуэна де Куртенэ, А.А. Потебни, Д.И. Зеленина, Г.П. Федотова, Н.С. Трубецкого, Б. Унбегауна, П.Г. Богатырева и др. Никита Ильич всегда поддерживал работу и публикации коллег по разным темам – балканистике и типологии (книги Г.А. Цыхуна, А.Д. Дуличенко), по церковнославянскому языку (статьи и книги О.А. Седаковой, А.А. Плетневой, А.Г. Кравецкого) и языку фольклора (книга С.Е. Никитиной, работы А.Т. Хроленко и ученых его школы), по мифологии и демонологии (работы Э.В. Померанцевой) и др. В 1992 г. Н. И. Толстой возобновил издание журнала «Живая старина» (выходившего в Санкт-Петербурге с 1890 по 1916 г.), который до сегодняшнего дня является одним из лучших журналов по этнографии, фольклору и лингвистике в их единстве и в котором авторами выступают его ученики и ученики учеников. Можно сказать, что он вернул интерес к славянским древностям и к филологии не только в сугубо профессиональном, но и в общественном дискурсе.
4 «Всеславянский» академик, как писали о нем, Никита Ильич объединял ученых, участвовал в самых представительных конгрессах славистов и в небольших региональных симпозиумах, расширяя таким образом круги сотрудничества в семье исследователей-единомышленников. Он давал идеи для научных встреч на темы сугубо лингвистические и более широкие – текстологические, семиотические, этнолингвистические, редактировал материалы конференций и сборники статей и включал своих учеников и коллег в научные сообщества.
5 Никита Ильич Толстой был Учителем для многих студентов и аспирантов, которые, в свою очередь, уже обучают новые поколения исследователей, опираясь в значительной степени на методику его преподавания и научного руководства, а также на его труды, ставшие хрестоматийными.
6 О Н.И. Толстом написано очень много. Будучи болгаристом и его ученицей – дипломницей, аспиранткой, а затем и коллегой по МГУ им. М.В. Ломоносова и по Институту славяноведения, я сосредоточусь на его работах по болгаристике.
7 В 1950 г. Никита Ильич окончил филологический факультет по кафедре славянской филологии. Выбор болгарской группы был отчасти обусловлен тем, что он уже владел сербским (сербскохорватским) языком. Возможно также, что в его выборе сыграли роль православие болгар и близость болгарского к старославянскому. Интерес к старославянскому письменному языку лег в основу его кандидатской диссертации «Краткие и полные прилагательные в старославянском языке», защищенной в МГУ в 1954 г. (научный руководитель С.Б. Бернштейн). Впоследствии Н.И. Толстой не переставал заниматься разными аспектами древнеславянского литературного языка, но болгаристика – во всех ее формах – всегда оставалась в его поле зрения. Он переводил произведения видных писателей – Елина Пелина и Ивана Вазова, публиковал краткие энциклопедические очерки о языке и выдающихся ученых Болгарии (Б. Цонева, Ст. Младенова, А. Теодорова-Балана), регулярно делал библиографические обзоры по болгаристике и славистике.
8 В МГУ Н.И. Толстой учился в одной из первых послевоенных групп болгарского языка. Его соученики и коллеги по Институту славяноведения (Е.В. Чешко, Н.В. Котова, И.К. Бунина, Е.И. Демина, Г.К. Венедиктов и др.) начиная с середины 1950-х годов под руководством С.Б. Бернштейна подняли науку о болгарском языке на невероятную высоту. Кроме теоретических разработок, важной составной частью советской болгаристики, в целях подготовки «Атласа болгарских говоров на территории СССР», «Болгарского диалектологического атласа», а затем и других атласов, были экспедиции. Полевая работа в болгарских селах стала бесценным опытом, который пригодился Н.И. Толстому для последующего комплексного изучения архаической зоны Полесья.
9 Болгарская лингвистика в послевоенные годы переживала, по выражению болгарской исследовательницы Елки Мирчевой, свой серебряный век. Советские и болгарские лингвисты (Л. Андрейчин, К. Мирчев, Ст. Младенов, Ст. Стойков и др.) совместными усилиями развивали диалектологию, лингвогеографию, лексикографию, историю литературного языка и другие научные дисциплины, в которые Н.И. Толстой внес весомый научный вклад. С особым вниманием он относился к деятельности Стефана Романского, сочетавшего лингвистические интересы с интересами к фольклору и этнографии. В частности, Ст. Романский вел семинары и руководил студентами, давая им задание подготовить в качестве дипломной работы этнографическое описание родного села или города. Эти работы писались по определенной схеме, и теперь они составляют богатый архив, который хранится в библиотеке Софийского университета им. Климента Охридского [1]. Н.И. Толстой высоко ценил и использовал в своей работе труды болгарских этнографов и фольклористов Михаила Арнаудова, Петра Динекова, Тодора Ив. Живкова, Стояна Генчева, Христо Вакарельского. Идеи последнего по ареальному исследованию материальной и духовной культуры и по созданию фольклорного атласа болгар [4] были особенно близки Никите Ильичу. Вопросник Хр. Вакарельского по сбору этнографических данных [5] он апробировал в экспедициях в Полесье, использовал его при составлении полесских вопросников и настоятельно рекомендовал его студентам и аспирантам для их работы с информантами. Хр. Вакарельский впервые в болгарской науке высказал столь близкие Н.И. Толстому мысли о параллельном рассмотрении языковых и культурно-исторических границ и о роли языка в этнографическом и фольклорном исследовании. Эти идеи, развитые и значительно дополненные Никитой Ильичом, нашли воплощение в работах его учеников и последователей.
10 Близкая болгаристике область македонистики также всегда его интересовала. В студенческие годы он писал курсовые и защитил дипломную работу по македонскому языку. Позднее, в годы официального конфликта с болгарской научной средой, когда в 1982 г. болгарская комиссия вышла из рабочего коллектива Общего лингвистического атласа, Н.И. Толстой твердо стоял на позиции признания македонского языка. Он выступил редактором македонско-русского словаря Д. Толовского и В.М. Иллича-Свитыча (1963), публиковал работы по болгарско-македонско-русским лексическим параллелям, по македонскому литературному языку и всегда привлекал македонский этнокультурный и языковой материал в статьях по этнолингвистике.
11 Как уже упоминалось, в 1950–1960-е годы Н.И. Толстой принимал участие в диалектологических экспедициях в рамках подготовки «Атласа болгарских говоров на территории СССР» и «Болгарского диалектологического атласа». К своим материалам по юго-восточным говорам, собранным в метрополии и диаспоре, он неоднократно возвращался в трудах по диалектологии, лингвогеографии и семасиологии. Часть его записей из бессарабских сел остается неопубликованной, хотя постепенно наиболее интересные сведения издаются и комментируются (см. [17]).
12 В обширных статьях и совсем небольших тезисных текстах Никита Ильич оставлял, как бы между прочим, попутные замечания о собственных наблюдениях, обозначая темы для дальнейших исследований. Так, он отмечал, что в ряде родопских говоров отсутствует лексема стоя, значения ‘стоять’ и ‘сидеть’ соединены в глаголе седя, семантемы ‘небо’ и ‘облако’ представлены одной лексемой облак [19]. Добавлю, что болгарские словосочетания с глаголами ‘сидеть’, ‘стоять’ и ‘лежать’ значительно отличаются от русских, ср. Книгата стои на масата «Книга лежит на столе», Паспортът седи в чантата «Паспорт лежит в сумке», Той лежи в затвора «Он сидит в тюрьме». Исследуя болгарско-македонско-русские лексические параллели, он отмечал существенную роль словообразовательных совпадений для современных этимологических штудий. Надо сказать, что эти и многие другие темы, затронутые ученым, актуальны и ждут своих исследователей.
13 Очевидно, что, изучая болгарские говоры в экспедициях и по публикациям (из рассказов коллег мы знаем, как тщательно Никита Ильич искал редчайшие издания в букинистических магазинах СССР, Болгарии и других стран, – эти книги впоследствии он давал своим студентам и аспирантам), он записывал (и мы помним карточки, заполненные его бисерным почерком) не только диалектные особенности, но и местные поверья и обряды. Эти сведения оказались очень важными для развития этнолингвистики как междисциплинарного направления, использующего материалы языка, фольклора и этнографии в целях реконструкции архаической картины мира славян, уже с самых первых опытов в данной области [21].
14 Язык и культуру болгар, как и других южных славян, он рассматривал не только в общеславянской, но и в балканской перспективе, полагая, что балканизмами следует считать «явления и черты, объединяющие славяно-балканские и романо-балканские языки с другими балканскими языками – новогреческим и албанским, и в то же время отличающие их от остальных славянских и романских языков» [23. С. 123]. Эта мысль неоднократно цитировалась и подтверждалась в докладах и публикациях участников Балканских чтений, одним из основоположников которых он стал и которые уже в течение тридцати с лишним лет проводятся в Институте славяноведения. Н.И. Толстой настаивал на том, что для описания болгарской традиции необходимо ее детальное сопоставление с другими балканскими, в частности новогреческой. В Болгарии в те годы болгарско-греческие связи и параллели уже изучались (работы М. Филиповой-Байровой, М. Арнаудова и др.), но в нашей стране это направление еще не было освоенным. Теперь такие работы стали возможны благодаря этнолингвистическим исследованиям К.А. Климовой, О.В. Чехи и Е.С. Узеневой в Отделе этнолингвистики и фольклора Института славяноведения, а также благодаря трудам коллег из Санкт-Петербурга.
15 Соединение «балканскости» и «славянскости» в болгарской традиции, ее отличия от сербской культуры особенно привлекали Н.И. Толстого, ср. статью об обряде соления младенца – «Соленый болгарин» – в сборнике, посвященном С.Б. Бернштейну [22]. Этот ритуал, наиболее полно сохранившийся в славянском мире преимущественно у болгар, но известный и другим культурам (еврейской, армянской и пр.), позднее проанализирован на общеславянском фоне с учетом позднейших полевых записей в статье «Соль» [16].
16 Болгарские и, шире, южнославянские лингвокультурные материалы легли в основу его работ о балканских мифологических персонажах: «Караконджалы», «Суденицы» и др. Использовал он их и в своих статьях для пятитомной энциклопедии «Славянские древности. Этнолингвистический словарь» (М., 1995–2012) – беспрецедентного многолетнего проекта, задуманного Никитой Ильичом и начатого под его руководством. Подобные лексикографические труды, но меньшего объема, были подготовлены и изданы уже в XXI в. в Болгарии [2] и Македонии [15].
17 Своим ученикам Никита Ильич привил любовь к экспедиционной работе, к «эмпирии»; он научил нас видеть ценность каждого языкового, фольклорного и этнографического факта. Материалы этнолингвистических экспедиций и архивные записи полевых исследований по сей день составляют основу многих словарей, монографий и статей по языку и культуре славян. Огромный массив этнокультурных сведений, не востребованный в советские годы, вводился в научный оборот благодаря Н.И. Толстому, и он прокладывал тропинки и дороги для его изучения. Теперь этнолингвисты во многом идут проторенными путями, следуя разработанным схемам и прибегая к проверенным десятилетиями научным методам.
18 Одной из первых задач этнолингвистического исследования Н.И. Толстой считал «обобщение и упорядочение» знаний; лишь после этого, как он считал, можно делать следующие шаги и заниматься реконструкцией [23. С. 134]. Он полагал, что выяснение генезиса ритуала и поиск субстрата – например, фракийского в обрядовом комплексе «Тодорица» – у балканских славян возможны лишь после составления максимально полной схемы ритуала [23. С. 135]. В наши дни накоплен значительный этнографический материал, который, несмотря на опасения собирателей еще в XIX в., не иссякает. Известные данные фиксируются в не исследованных прежде пунктах и регионах, что позволяет делать сетку ареального распространения явлений духовной культуры и терминологии более плотной; кроме того, обнаруживаются и новые сведения, которые дополняют схему описания реалии, обрядового лица, акта и пр. (см. публикации И.А. Седаковой, Е.С. Узенёвой, О.В. Трефиловой)1.
1. См. ежегодно обновляющуюся библиографию «Славянская этнолингвистика»: >>>> .
19 Н.И. Толстой предвидел появление целого ряда научных гуманитарных направлений и ответвлений помимо упоминавшейся этнолингвистики. Уже в 1953 г. при обсуждении доклада Е.В. Чешко о падежах и предложных конструкциях в коллективном труде «Основные вопросы грамматики болгарского языка» он описал свою концепцию отсутствия/наличия падежных систем в аналитических языках, считая, что грамматикализация – «одна из центральных проблем, связанных с предлогами» [18]. Вопросы грамматикализации в болгаристике, славистике, балканистике не теряют своей актуальности, ср. современные работы Е.Ю. Ивановой, К. Алексовой, Р. Ницоловой, М. Номати и др.
20 Когда я училась в аспирантуре, в одном из разговоров Никита Ильич сказал мне, что на своем опыте он понял: изучение небольшой традиции очень ценно само по себе. Понимание системы, пусть и ограниченной в своем объеме, позволит выйти и за пределы данного материала и значительно расширить исследования. Я много раз убеждалась в правоте этого и других высказываний и советов Учителя, за что я бесконечно ему благодарна.
21 Светлая память Никите Ильичу Толстому.
22 И.А. Седакова
23 ***
24 Многие идеи Никиты Ильича Толстого получили дальнейшее развитие в творчестве его соратников, коллег, учеников. Некоторые фразы из его сочинений стали научными афоризмами (например, «развернутая в пространстве диахрония», «нанизывание отдельных форм в обрядовом языке», «диалектология славянской духовной культуры» и др.).
25 Каждый, кто занимается славянскими языками и традиционной культурой, находит в творчестве Никиты Ильича для себя что-то ценное и каждый раз новое, то, что раньше ускользало от внимания, но что теперь, с накоплением материала и опыта его анализа, «вдруг» становится ясным и очевидным, и еще – очередным доказательством научной интуиции Никиты Ильича и его обширных разносторонних знаний.
26 Будучи студенткой кафедры славянских языков филологического факультета МГУ (специализация – словацкий язык и литература), впервые я увидела Никиту Ильича Толстого на лекциях – по введению в славянское языкознание и по славянскому фольклору, на которых он именно «рассказывал» о предмете, иногда заглядывая в небольшие карточки, чтобы привести конкретные примеры слов и текстов. Со второго курса я начала посещать этнолингвистический семинар Н.И. Толстого, тогда же он представил меня Светлане Михайловне. Надо ли говорить, что все курсовые, дипломную работу, а потом и диссертацию я писала у Никиты Ильича? Именно он позже привел меня в Институт славяноведения и балканистики, постоянно поддерживал и питал – своими идеями, своей внутренней силой, своей любовью к науке. И хотя кандидатскую я защитила уже после его ухода, но, по словам Светланы Михайловны, за пару недель до кончины Никита Ильич успел прочитать весь текст работы и сделать свои замечания.
27 Естественно, в центре моих научных интересов была этнолингвистическая проблематика словацкой, потом чешской и отчасти польской традиций и языков; именно через призму этих западнославянских культур, которые к тому же частично (а словацкая почти целиком) включены в общекарпатский языковой и культурный ареал, я смотрела на общеславянские явления, тенденции развития и проблемы генезиса.
28 Под этим углом зрения я воспринимала и научное творчество Никиты Ильича, и особенно одно из главных для него направлений общеславянских исследований – ареалогическое, включающее изучение географии слов и терминов обрядовой и фольклорной традиции, поиск параллелей, установление типологических явлений, выявление изоглосс и изодокс2 и др.  – всего, что необходимо для исторической реконструкции славянского языка и культуры.
2. Изоглоссы – линии, соединяющие изоморфные явления в языке, изодоксы – линии, соединяющие изоморфные явления в духовной культуре.
29 Еще в 1968 г. Никита Ильич писал: «Весьма значительно число изоглосс, идущих от восточно- и западнославянских Карпат на славянский Юг. […] Часть карпатско-южнославянских изоглосс (изолекс) продолжается на север в Полесье» [20. С. 12–17]. И в другой статье (1977 г., сб. «Ареальные исследования в языкознании и этнографии») продолжил эту мысль: «Есть и изолексы, идущие далее на север, и в этих случаях карпатско-южнославянский мост продолжается упомянутым поясом (см., например, случай с *sinь ‘черный’ и др.) […] Есть также изоглоссы (изолексы), которые идут из Полесья через Карпаты и затем направляются не резко на юг, в болгарско-македонско-сербскую зону, а продолжаются на запад, на словацкую диалектную территорию, а затем еще дальше, иногда в южнославянскую – словенскую, иногда в лужицкую и кашубскую» [25. С. 24–25]. И это первое важное для словакиста и богемиста замечание о направлении изоглосс, а значит, и путей славянских миграций.
30 Далее в той же статье Никита Ильич приводит список лексем, составленный хорватским этнографом М. Гавацци, «которому принадлежит честь открытия (в 1936 г.) славяно-балканского этноязыкового “латерального” пояса» и который выделил архаическую западнопаннонскую зону. Это лексемы, апеллятивы и топонимы, общие для хорватов-кайкавцев, большинства словенцев, чехов, моравов и словаков. Кроме того, общими для перечисленных народов являются также некоторые обычаи и элементы материальной культуры, антропологические показатели и археологические факты [25. С. 26]. Приводя лишь 15 единиц из списка Гавацци, Н.И. Толстой отмечает: «Между тем добрая часть из упомянутых слов и обычаев бытует и на Карпатах, и в Полесье, и на матушке-Руси»: например, рус. перелог, сметана, кичка, онучи, рубашка, сцать, дудка, вечка, Плес, Турово и другие, – что «свидетельствует о соотношении “западнопаннонского” пояса с восточнославянским этноязыковым массивом, о соотношении, еще слабо изученном, но существенном для ряда этногенетических построений» [25. С. 26–27]. Это второе важное положение, открывающее направление для дальнейших исследований славянских языков и культур.
31 Основываясь на своих многолетних наблюдениях над чакавско-великорусскими лексическими параллелями (их набралось около 250), ни одна из которых «не оказалась чисто чакавско-великорусской или даже чакавско-восточнославянской, почти все они имели еще фиксацию в западнославянских языках или в словенском, болгарском, также в украинском, белорусском», Никита Ильич делает вывод, что значительная часть архаических изоглосс проходит через центральные зоны, через Карпаты, Полесье, Словакию, Мазовию и т.п. [25. С. 28–29]. И это третья важная констатация.
32 В небольшой заметке не перечислить всех важных положений и идей Н.И. Толстого, которыми он щедро делился с читателями и своими учениками. Многие из них уже давно используются и воспринимаются как научные аксиомы, например такие: «корреспонденции в несмежных зонах, учитывая при этом положение во всей Славии в целом», являются корреспонденциями «в общем более древними»; или утверждение о том, что в вопросах разграничения архаических или неархаических зон «большую роль может сыграть этнолингвистика и просто этнография, особенно факты мифологического и обрядово-сакрального плана» [25. С. 29, 30].
33 К «архаическим» зонам Никита Ильич относил «отдельные зоны Словении, чакавского приморья, Черногории, Македонии, западной и юго-восточной Болгарии, Родоп, Карпат, Кашубии, Полесья, Псковщины и Новгородчины, русского Севера», но отмечал, «что так называемые архаические зоны оказываются также зонами, где немало заимствований и локальных инноваций». Никита Ильич был прав и в том, что «этими зонами список, однако, не следует ограничивать» [25. С. 29]. Как показали дальнейшие исследования славянских архаических зон, проводившиеся в Отделе этнолингвистики и фольклора, архаическими по сути также являются и многие другие регионы Славии (в том числе Моравия, Лужица и др.).
34 Проблема выявления изоглосс и изодокс разного порядка всегда оставалась в поле зрения Н.И. Толстого. Можно упомянуть лишь некоторые его работы, затрагивающие эту тему. Например, в статье «Иван-аист» показано, что называние аиста Иваном в фольклорных текстах образует «полесско-волынско-чакавскую (чакавско-словацкую) параллель, которая, надо полагать, может бытъ более широкой и распространиться также на часть карпатского, польского и словацкого, украинского и румынского и иного неславянского ареала» [24. С. 359].
35 В статье «Пьян, как земля» мотив осквернения земли, из-за которого «дождь не оплодотворяет-орошает» землю, пока она не будет очищена, показывается «удивительный параллелизм в ритуалах южных славян, в первую очередь сербов, и славян восточных, прежде всего украинцев и белорусов [24. С. 414].
36 «Скрытый плач по покойнику (русско-сербская фольклорная параллель)» – статья, в которой приводятся сопоставимые фольклорные материалы из двух традиций, отражающие необходимость в народном сознании оплакивания покойника [24. С. 461–465].
37 Множество полесско-южнославянских соответствий перечислено в статье «Вызывание дождя» (написанной совместно с С.М. Толстой). Здесь: «а) обливание беременной женщины водой (сербск.); б) толкание людей (священника, пастуха) в воду, в реку (сербск., болгарск., также русск.); в) литье воды через решето (сербск., болгарск.); г) вырывание креста из могилы “нечистого” покойника и бросание его в воду; бросание трупа в воду (сербск., болгарск., также украинско-карпатск., русск.); д) бросание в воду горшков, краденных у гончаров (сербск., болгарск., македонск.)» и т.п., многие из которых авторы ожидали также встретить в карпатской зоне по мере сбора и накопления материала [24. С. 89].
38 Это ареальное и лингвогеографическое направление исследований Н.И. Толстого было продолжено в работах коллег. Перечислить их все не представляется возможным, назову лишь некоторые. Карпато-полесские связи в области народной демонологии описаны в трех статьях, написанных в соавторстве С.М. Толстой и Л.Н. Виноградовой [8; 9; 10]. Ареальное распределение сюжетов с формулой-оберегом «Твой дом горит!» предложено в статье [6].
39 Из параллелей несмежных территорий, которые Н.И. Толстой считал наиболее показательными для определения типологии или родства соответствующих традиций, надо назвать лужицко-восточнославянские параллели из области народной демонологии (образ полудницы; цветовую символику летающего змея, мотивированную приносимыми им дарами; некоторые действия ведьмы, связанные с отбиранием молока) [11] и др.
40 Намеченные Никитой Ильичом подходы и предложенные им в его работах образцы исследований дают возможность продолжить поиск этнолингвистических параллелей в разных направлениях.
41 Поделюсь некоторыми собственными наблюдениями, пока еще не разработанными, но, как представляется, могущими пополнить список изоглосс, тянущихся через Карпатский регион в обоих направлениях – на север и на юг, о чем писал Н.И. Толстой.
42 Наиболее многочисленны, конечно, карпатско-балканские схождения, разнородные по генезису и времени формирования. Это обрядовые и лексические элементы, попавшие на Балканы в VII–VIII вв. вместе с миграцией славянских племен, и более поздние элементы, принесенные балканскими славянами на север вместе с обратной миграцией – отступлением перед турками в XVI–XVII вв., и совсем новые, появившиеся вместе с переселенцами из восточной и южной Словакии в Воеводину в XVIII–XIX вв.
43 Среди них такие ритуальные параллели, как обрядовая драка/борьба (бои колядных дружин, наиболее ярко представленные у южных славян, но отмеченные и у чехов в игровой форме – в виде задавания вопросов «старшей» колядной дружиной дружине «младшей»); «игры» с подбрасыванием чучела с письмом, которые у словенцев практиковались во время молотьбы как соревнование между группами молотильщиков в хитрости и сноровке, а у чехов – перед Рождеством как «бесчинства» колядников, направленные на то, чтобы не удалась рождественская выпечка. Аналогичным был и способ защиты от эпидемии путем опахивания села двумя братьями-близнецами на двух черных бычках-близнецах, популярный у сербов [13. С. 228], но отмеченный также на севере Словакии в области Замагурье [26. S. 128]. Отголоски мотива «однодневников», т.е. людей, родившихся в один день (но разных месяцев и годов), популярного на Балканах, находим и в Словакии применительно к другому ритуалу «перехода» – свадьбе: «Если у родственников свадьба в один и тот же день, то у одной пары будет счастливое супружество, а у другой не будет счастливым» (Башковце, окр. Гуменне, в.-словац. – собств. записи 2014 г.).
44 Параллели, более удаленные друг от друга географически, можно видеть в характеристиках сербского мифологического персонажа змай, аналогичных характеристикам западнославянского персонажа raroh, rarach, rarog, который считался то демоном вихря, то летающим змеем, то домашним духом-обогатителем и представлялся также в виде хищной птицы (орла или ястреба). У южных славян (за исключением словенцев) подобного «рарогу» персонажа нет, однако, по некоторым сербским представлениям, «змаj – это какая-то птица с длинным хвостом, как у змеи, которая летает ночью, или что сам змай похож на крылатого огненного змея, но когда идет биться с алами, которые предводительствуют градоносными облаками, тогда он как орел или какая-то другая птица; в некоторых песнях змай также называется огненной птицей, которая куда ни летит, сжигает траву на земле» [12. С. 131].
45 Карпато-украинское проклятие осина би ти (тобi)! бодай ти осина! (‘осину б тебе!’, ‘чтобы тебе осину!’ – защитная формула при назывании имен мифологических персонажей, чаще всего черта, ср. еще гуцул. осинавец ‘черт’) находит параллель в севернорусских формулах проклятий: «нар. На осину б тебя! Чтоб тебя на осину! Ладило б тебя на осину!, новг. Чтоб повесили (кого) на сухой осине!» [3. С. 141. Сн. 3]. Севернорусские материалы, как мы видим, имеют вариативную семантику, обусловленную евангельским сюжетом об Иуде, который, по народной трактовке, повесился на осине, в то время как карпато-украинские проклятия подразумевают пожелание демонам и упырям быть пронзенными осиновым колом.
46 Помимо балканизмов этнокультурных отмечены в Словакии и балканизмы лексические, ср. словац. диал. (область Шариш) ňevalušni [прил.] ‘неподходящий’: Jedľovo drevo ňevalušne na chižu (Пихтовое дерево не годится на (строительство) дома); Tote lachi už ňevalušne na śveto (Эта одежда (тряпье) уже не годится на праздник). Также зафиксировано и наречие ňevalušno ‘негодно’ [27. С. 178], что, очевидно, можно сопоставить с серб. ваљати ‘стоить; пригодиться; надобно, должно, надлежит’.
47 Интересны и требуют дополнительного изучения разного рода ономастические изоглоссы: пол. Kruszwic – серб. Крушевац; пол. Sopot – болг. Сопот; пол. Gdynia – чеш. Kdyně (обл. Ходско); чеш. Kladno – укр. Кладнiв; чеш. Milevsko – болг. Милевска планина; морав. Лесковец (ок. Всетина) – серб. Лесковац; морав. Doubravník – хорв. Дубровник; словац. и пол. Dukla (перевал и город) – серб. Duklja (развалины римского города); словац. Piešťany – ю.-з.-макед. Пештани; словац. Prešov – макед. Прешево; укр. карпат. Мукачево – с.-рус. (обонеж.) Макачево – рус. Мукачево (в Республике Башкортостан); укр. Лубны – чеш. Lubné – словен. Ljubno ob Savinji; укр. Трускавец – макед. Трускавец; укр. Каменец – в.-луж. Kamjenc; бел. Мозырь – словен. Mozirje и множество других. Часть из них уже привлекала внимание ученых (см., например, [14]), другие только ждут своего исследования.
48 Помимо топонимии параллели наблюдаются и в области гидронимии. Многие из гидронимов тоже уже изучались – см., например, работы проф. В.Л. Васильева, специалиста по севернорусской гидронимии и ее славянским связям, который писал: «Не менее высок уровень архаических топонимических схождений Новгородской земли с западнославянским пространством, взятом в широком охвате (Чехия, Словакия со словацкой топонимией Венгрии, Польша, серболужичане, поморско-полабские славяне)» [7. С. 24].
49 В картину гидронимических соответствий встраиваются такие хорошо известные параллели, как Morava (левый приток Дуная) в Моравии и Словакии – Морава (правый приток Дуная) в Сербии; Драва в Польше (приток р. Нотец, притока Варты) – Драва (правый приток Дуная) в Италии, Австрии, Словении, Хорватии и Венгрии и др. К ним можно добавить словацкое название реки Váh (левый приток Дуная) в Средней Словакии и созвучное ему Вага (левый приток Северной Двины) в Вологодской области (ср. лит. vagà ‘русло, ложе, борозда’).
50 Показательно и совпадение в балкано-карпатском ареале оронимов, например: гуцул. Чорногора (Карпатский хребет) – серб. Црна гора; гуцул. Косово (часть Черногоры) – серб. Косово.
51 Подобные наблюдения, инициированные и структурированные научной мыслью Никиты Ильича Толстого, накапливаясь в работах разных исследователей, собираются в полноценные статьи и монографии, и все вместе служат продолжению дела, начатого Никитой Ильичом, – реконструкции традиционной славянской культуры, языка и этнической истории славян.
52 М.М. Валенцова

Библиография

1. Ангелова А. Ръкописната етнографска сбирка от Библиотеката на Софийския университет «Климент Охридски». София: ЛИК, 2004. 150 с.

2. Барболова З., Симеонова М., Китанова М., Мутафчиева Н., Легурска П. Речник на народната духовна култура на българите. София: Академично изд-во «Професор Марин Дринов», 2018. 504 с.

3. Березович Е.Л., Сурикова О.Д. Пространственные и временные маркеры в текстах русских проклятий (на материале лексики народных говоров» // Труды ИРЯ. XII. Диалектология. М., 2017. С. 137–158.

4. Вакарелски Хр. Проект за български фолклорен атлас // Сборник Ан. Иширков. Известия на българско географско дружество. София, 1931. T. I. С. 127–138.

5. Вакарелски Хр. Въпросник-упътване за събиране на етнографски материали. София, б.и., 1946. 164 с.

6. Валенцова М.М. Об одном архаическом мотиве: «Твои горы (дом, дети) горят!» // Этнолингвистика. Ономастика. Этимология: материалы IV Междунар. науч. конф. Екатеринбург, 9–13 сентября 2019 г. Екатеринбург, 2019. С. 57–60.

7. Васильев В.Л. О проблеме раннеславянского заселения русского Северо-Запада (по материалам ономастики и диалектной лексики) // Международная конференция «Северное Причерноморье: к истокам славянской культуры». V чтения памяти академика О.Н. Трубачева. Алупка. 25–30 сентября 2008 года. Киев; М., 2008. С. 22–27.

8. Виноградова Л.Н., Толстая С.М. Полесско-карпатские параллели в области мифологических представлений и фольклорных мотивов // Славяноведение. 2018. № 6. С. 16–26.

9. Виноградова Л.Н., Толстая С.М. Полесско-карпатские параллели в области мифологических представлений и фольклорных мотивов. 2. Способы распознания нечистой силы // Славяноведение. 2019. № 6. С. 3–14.

10. Виноградова Л.Н., Толстая С.М. Полесско-карпатские параллели в области мифологических представлений и фольклорных мотивов. 3. Предметные, акциональные и вербальные обереги // Славяноведение. 2020. № 6. С. 3–14.

11. Гура А. В. Лужицко-восточнославянские параллели из области народной демонологии // Славянский мир в третьем тысячелетии. 2022. Т. 17. № 1–2. С. 72–93.

12. Jанковић Н. Астрономиjа у предањима, обичаjима и умотворинами срба. Београд: Српски етнографски зборник, LXIII; Друго одељење: Живот и обичаји народни, 28. 1951.

13. Кулишиħ Ш., Петровиħ П. Ж., Пантелиħ Н. Српски митолошки речник. Београд: Нолит, 1970. 328 с. [2-го допуњено издање: Београд, 1998].

14. Лома А. Једна српско-украјинска топономастичка паралела – Семегњево : Семигинiв // Наш језик. 2001, 34, 1–2. С. 244–251.

15. Макариjоска Л. Речник на македонската традиционална култура. Скопjе, 2016.

16. Пьянкова К.В., Седакова И.А. Соль // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. М., 2012. Т. 5. С. 113–119.

17. Толстая С.М. Болгарская сказка в записи Н.И. Толстого // Живая старина. 2020. № 3. С. 19–20.

18. Толстой Н.И. [Падежи: Выступление на дискуссии по проспекту «Основные вопросы болгарской грамматики»] // Краткие сообщения Ин-та славяноведения. М., 1953. Вып. 10. С. 49–52.

19. Толстой Н.И. Из географии славянских слов: 1. ‘Дождь’, 2. ‘Саламандра’ // Вопросы славянского языкознания. М., 1962. Вып. 6. С. 140–155.

20. Толстой Н.И. Об изучении полесской лексики // Лексика Полесья. Материалы для полесского диалектного словаря. М., 1968. С. 3–19.

21. Толстой Н.И. Из географии славянских слов: 8. ‘Радуга’ // Общеславянский лингвистический атлас. Материалы и исследования. 1974. М., 1976. С. 22–76

22. Толстой Н.И. «Соленый болгарин» // Studia slavica. Языкознание. Литературоведение. История. История науки. (С.Б. Бернштейну к 80-летию). М., 1991. С. 100–108.

23. Толстой Н.И. Балканославянские обряды: структура и география // Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Индрик, 1995. С. 123–148.

24. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Индрик, 1995. 512 с.

25. Толстой Н.И. О соотношении центрального и маргинального ареалов в современной Славии // Н.И. Толстой. Избранные труды. Т. III. Очерки по славянскому языкознанию. М.: Языки славянских культур, 1999. С. 10–30.

26. Blagoeva-Neumanová T. Ľudová démonológia na Zamagurí v kontexte a v koreláciách s démonologickými predstavami východných, južných a západných slovanov. Rigorózna práca (Univerzita Komenského). Bratislava, 1976. 119 pp.

27. Buffa F. Slovník šarišských nárečí. Prešov: Náuka, 2004. 175 pp.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести