Эпистолярное наследие хорватского филолога-слависта Игнатия Викентьевича Ягича (1838–1923) – профессора четырех европейских университетов (Новороссийского, Берлинского, Санкт-Петербургского, Венского), члена семи европейских Академий наук (Югославянской, Санкт-Петербургской, Берлинской, Венской, Краковской, Сербской, Чешской), одного из крупнейших специалистов в области славянского языкознания в мире во второй половине ХІХ – первой четверти ХХ в. имеет особое значение среди огромного источниковедческого корпуса, освещающего его биографию и творчество. Важность информативности колоссальной по объему переписки известного ученого с несколькими тысячами адресатов, имеющей большое значение для истории мировой культуры, неоднократно отмечалась в научной литературе [1–8]. Несмотря на то, что тема научных связей И.В. Ягича с русскими учеными-гуманитариями на рубеже XIX–XX вв., его роль в истории становления и развития отечественного славяноведения, источниковедения и многих других областей социогуманитарной науки неоднократно освещались в научных публикациях, некоторые их аспекты до сих пор остаются до конца не раскрытыми. И.В. Ягич является одной из наиболее примечательных фигур в истории мирового славяноведения второй половины XIX – начала ХХ в. Самоотверженный труд ученого на поприще исследования исторического прошлого и культуры славянских народов заслуживает пристального изучения всего его интеллектуального наследия.

В фондах Государственного архива Одесской области (ГАОО) мною выявлены, собраны, проанализированы, обработаны и набраны в цифровом формате 14 писем И.В. Ягича, адресованных четырем одесским ученым, с которыми ему довелось познакомиться в Императорском Новороссийском университете (ИНУ), где он преподавал с 1872 по 1874 г. на кафедре сравнительного языкознания. Среди общего числа писем 11 было адресовано профессору А.А. Кочубинскому (1845–1907) и по одному письму профессорам Н.П. Кондакову (1844–1925), М.Г. Попруженко (1866–1944) и М.П. Смирнову (1833–1877). 11 посланий адресованных А.А. Кочубинскому, и одно письмо, направленное М.Г. Попруженко, хранятся в личном архиве А.А. Кочубинского (ГАОО. Ф. 158. Оп. 1. Д. 9. 22 л.). Машинописная копия письма к М.П. Смирнову находится в личном архиве профессора, декана (1913–1920) историко-филологического факультета ИНУ А.П. Доброклонского (ГАОО. Ф. 157. Оп. 1. Д. 131. Л. 1–2), а письмо к Н.П. Кондакову – в фонде ИНУ (ГАОО. Ф. 45. Оп. 7. Д. 24. Л. 131–133). Два из 14 писем ранее были опубликованы в полном объеме. Речь идет о двух письмах к А.А. Кочубинскому от 11 апреля и 15 сентября 1883 г. [4. C. 246, 252]. Еще четыре послания, из которых три (датированы 13 мая 1873 г., 1875 г.¹, 3 мая 1876 г.) были адресованы А.А. Кочубинскому (см. прил. № 1, 3, 4) и одно (датировано 3/15 апреля 1875 г.) – М.П. Смирнову (см. прил. № 2), в разных степенях частично были представлены в статье С.Б. Бернштейна [2. С. 48, 52, 54]. Таким образом, 8 из 14 писем не опубликованы и не введены в научный оборот. С целью более полного представления картины развития российской историко-филологической науки 1870-х годов, в данной статье вместе с неопубликованными письмами представляем и ранее опубликованные в полном их объеме (см. прил.). Репрезентация писем позволит дополнить комплекс эпистолярного наследия И.В. Ягича, максимально полно выявить, тщательно прокомментировать и встроить данные эпистолярные источники в реконструкцию конкретных исторических событий на фоне определенной исторической эпохи.

Интерес к данному виду исторических источников вызван тем, что успех исторических исследований во многом зависит от полноты и доступности источниковой базы. Для изучения биографии и творческого наследия И.В. Ягича исследователи, казалось бы, оперируют достаточно широким корпусом различных исторических источников. Это, прежде всего, опубликованные и рукописные труды ученого, его коллег и учеников, официальные документы, касающиеся его жизни и деятельности на различных должностях в разных институциях, письма, часто дающие информацию, которую нельзя получить из других источников. Это хорошо осознавали археографы предыдущих поколений, которые после смерти И.В. Ягича на протяжении всего ХХ в. использовали малейшую возможность выявить и представить эпистолярные источники, связанные с его жизнью. Обнародование отдельных подборок писем И.В. Ягича как знаковой фигуры академической истории способствует реконструкции некоторых эпизодов его деятельности.

Хронологически эпистолярные источники охватывают период с 26 (13) сентября 1873 по 20 (7) апреля 1905 г. Они позволяют ознакомиться с атмосферой того времени, лучше представить своеобразие личности и духовного облика И.В. Ягича и его адресатов – профессоров А.А. Кочубинского, Н.П. Кондакова, М.Г. Попруженко и М.П. Смирнова. Перечитывая письма, мы как бы приближаемся к научной лаборатории авторитетного ученого. Из их содержания вырисовываются фигуры известных ученых, внесших весомый вклад в развитие многих областей науки. Архивный эпистолярный корпус позволяет проследить и реконструировать личные и творческие взаимоотношения академика с коллегами. Письма помогают реконструировать или прокомментировать те или иные события жизни ученого. Они содержат многочисленные интересные сюжеты общественно-политических аспектов жизни И.В. Ягича в Австро-Венгерской, Германской и Российской империях в последней четверти XІX – начале ХХ в.

Характерной чертой переписки И.В. Ягича является тот факт, что он довольно часто не имел сведений о точном местонахождении коллег и писал им письма, еще не получив от них ответа. Практически во всех письмах он выражал свои суждения относительно славян, их места в европейской культуре и отношение к ним со стороны немцев и австрийцев, описывал свои наблюдения за жизнью в Германской и Австро-Венгерской империях, современной культурой в этих странах. В качестве реализации научных планов И.В. Ягич обсуждал вопросы издания «Archiv fur slavische Philologie» с А.А. Кочубинским (см. прил. № 4 и 11) и Н.П. Кондаковым (см. прил. № 6), с А.А. Кочубинским (см. прил. № 11) и М.Г. Попруженко (см. прил. № 12) обговаривал вопросы относительно издания «Энциклопедии славянской филологии». Письмо Н.П. Кондакову является неофициальным ответом ученого руководству ИНУ о своем отказе от места ординарного профессора в этом вузе (ГАОО. Ф. 45. Оп. 7. Д. 24. Л. 130), на которое он был избран приказом министра народного просвещения Д.А. Толстого от 30 октября 1876 г. (ГАОО. Ф. 45. Оп. 7. Д. 24. Л. 126), когда уже находился в Берлине. В этом письме от 16 (28) декабря 1877 г. И.В. Ягич частным образом заявлял о своем отказе преподавать в ИНУ, из которого был уволен решением того же министра народного просвещения Д.А. Толстого от 27 января 1879 г. (ГАОО. Ф. 42. Оп. 35. Д. 186. Л. 16) после поданного прошения ректора ИНУ Н.А. Головкинского 9 января 1879 г. (ГАОО. Ф. 42. Оп. 35. Д. 186. Л. 6–6об.). Таким образом, сложилась парадоксальная ситуация, что в период с 1876 по 1879 г. И.В. Ягич де-юре одновременно являлся профессором двух университетов – Берлинского и Новороссийского. Отличительным моментом писем И.В. Ягича к одесским коллегам стал тот факт, что практически все они пронизаны нотками ностальгии о времени, проведенном в Одессе, при том, что в период проживания в Южной Пальмире он критически высказывался о городе и его жителях [8. C. 68]. Подтверждением этого служит фраза из его письма М.П. Смирнову из Берлина от 3 (15) апреля 1875 г.: «Мы были в Одессе у своих, но здесь остаемся навсегда между чужими» (см. прил. № 2).

Подводя итог, констатируем, что выявленный, собранный, проанализированный и обработанный незначительный объем многоаспектной информации, которая дополняет, уточняет некоторые фрагменты биографии И.В. Ягича, может быть, даже и опровергает наши знания об ученом, его интеллектуальной и организационной деятельности, общественно-политических взглядах на разных этапах жизни, научном окружении, контактах и связях, влиянии его идей и деятельности на одесских ученых и взаимно их на него, но при этом однозначно способствует углублению осмысления его творческого наследия. Научные связи И.В. Ягича с одесскими коллегами демонстрируют позитивный пример двухстороннего научного диалога, который продолжался, невзирая на суровые испытания его судьбы. Детали переписки академика с одесскими учеными подчеркивают его доминирующую роль в формировании многих их научных интересов. В свою очередь, он считал, что связи эти оказали сильное влияние и на его научные интересы, и на дальнейшее развитие славистической науки.

Письма содержат много информации биографического характера, касаются различных аспектов истории славянской культуры в указанный период, в частности истории славянской филологии и прошлого славянских народов. Вот в чем особое значение этих 12 удивительных находок, проливающих свет на неизвестные факты из жизни пятерых ученых-славистов. Письма – «это человеческие документы эпохи», которые рассматриваются не только как средство коммуникации, но и как историко-культурный феномен, уникальный источник информации. Письма свидетельствуют о большом подвижническом труде представителей славянской интеллектуальной элиты в сохранении и изучении исторических памятников и культурных традиций, пробуждении самосознания и идентичности славянских народов.

Представленные письма И.В. Ягича преимущественно публикуются по автографам (кроме одного, см. прил. № 2) и расположены в хронологическом порядке. Авторские даты десяти писем приводятся по подлинникам, даты двух писем – исходя из содержания посланий. Письма печатаются в соответствии с современными правилами русского языка. При передаче текстов сохранена чрезвычайно богатая и интересная лексика автора, не изменены часто употребляемые руссизмы, характерные словоформы и т.п. Авторские подчеркивания передаются с оговоркой автора статьи. Мелкие особенности текста (зачеркивания, надстрочные вставки и т.п.) не оговариваются. Не отмечаются незначительные и в малом количестве авторские исправления. Переводы иноязычных слов и выражений, которыми насыщены практически все письма, представлены в комментариях к каждому письму. Комментарии содержат биографические, исторические, литературные и прочие пояснения. Авторские подписи расширены и, независимо от их места расположения в авторском варианте, представлены внизу в середине. Сведения о месте хранения подлинника поданы с условными сокращениями.

Приложение

Письма И.В. Ягича одесским ученым в период с 1873 по 1905 г.

№ 1: И.В. Ягич А.А. Кочубинскому, Загреб – Одесса, 13 мая 1873 г.

В Загребе 13 мая 1873 [года]

Милостивый государь!

Александр Александрович!

Я полагаю, что Вы через Михаила Павловича² узнали о моем путешествии, так как я, недели две тому назад, писал ему письмо из Загреба, тотчас после моего приезда сюда, к моему брату. Я было простудился в Вене, но теперь, слава Богу, опять здоров; гуляю много по горам, хотя погода не очень приятная, часто дождь идет. С нашим другом Даничичем³ встречаюсь часто в Загребе – но, увы, его постиг тяжкий⁴ удар – умерла его мать! На днях мы ее похоронили. Вы были свидетелем их взаимной любви – и так можете представить себе его печаль! <em>Он и Матле</em><em>о</em><em>вич кланяются Вам</em>⁵.

О получении желаемых книг я уже позаботился – но еще⁶ не получил никакого ответа ни из Нового Сада⁷, ни из Задра⁸. Относительно остальных я в переписке с Лейпцигом, куда и сам поеду в июле⁹ месяце.

Поклонитесь, пожалуйста, всем нашим знакомым, именно М[ихаилу] Павловичу, если он еще в Одессе, и Никодиму Павловичу.

Мы с женой кланяемся Вам и Виктору Ивановичу.

Ваш В. Ягич [подпись]

<em>ГАОО</em><em>.</em><em> </em><em>Ф</em><em>. 158</em><em>.</em><em> </em><em>О</em><em>п. 1</em><em>.</em><em> </em><em>Д</em><em>. 9</em><em>.</em><em> </em><em>Л</em><em>. 1–1об. Автограф. Письмо.</em>

№ 2: И.В. Ягич М.П. Смирнову, Берлин – Одесса, 3 (15) апреля¹⁰ 1875 г.

Многоуважаемый Михаил Павлович!

Полгода уже прошло с тех пор, как мы здесь блаженствуем и я все еще не дал Вам знать о том. Часто я собирался, но как-то не успел. Сначала, было, думал, что Вы совсем забыли о нас и не хотите ничего знать об изменнике; после только узнал, что, к сожалению, Ваш ответ на мое письмо миновал меня и пропал. Жаль, но все-таки лучше, чем опасаться, что я выездом из Одессы лишился Вашей дружбы, которой я всегда очень дорожил. Приятно мне было слышать, что университет сделал Вас своим проректором; приношу Вам, хоть и немножечко поздно, свое поздравление и желаю искренно, чтобы Вам удалось Вашим честным и откровенным образом действия окончательно восстановить порядок, мир, любовь в Новорос[сийском] университете. Когда сравнить преимущества, которыми пользуется русский универ[ситетский] профессор, с теми пресловутых немецких университетов, так можно бы действительно упрекать наших друзей, зачем сами подрывают свое завидное положение постоянными ссорами и жалобами. Верьте мне, что здешние профессора, которые несколько знают положение русских универ[ситетских] профессоров, не без зависти говорят о русских братьях! Это верно.

Впрочем, не за то я должен жалеть, что покинул Россию – мои требования самые умеренные, и я уже давно привык примиряться со многими неудобствами, которых другие никогда бы не полюбили – но мое недовольствие имеет совсем другую причину. <em>Я увлекся, как Вы знаете, мыслью, что преподавать славянские языки в Берлинском университете – дело полезное настолько же для нас, насколько для немцев</em>¹¹<em>. Но кажется, что я ужасно ошибся в этом предположении. Здесь по славянской науке сочувствия пока – очень мало. О польском, чешском или сербском языках уже нечего и говорить; но я предполагал, что по крайней мере к русскому будут относиться с некоторым уважением</em><em>,</em><em> в</em><em>виду тех услуг, которые Россия оказала Германии. Ничуть не бывало. Одна часть здешней публики (ученой, конечно, я другой и не знаю) все еще удивляется, как можно писать или печатать что-нибудь </em><em>серьезного или ученого на русском языке</em>¹². Другие при всяком удобном случае прибавляют es ist <span style="text-decoration: underline;">leider</span>¹³ russisch¹⁴, так что эти их leider¹⁵ начали уже мне надоедать. Наконец, третьи, пожалуй, согласны даже учиться русскому языку, но не с научной целью, а из расчета, они кандидаты в будущие эксплуататоры русского добродушия. И так, судя по тому, как до сих пор относятся к кафедре славянских языков и литератур, моя мысль и желание приютить здесь славянскую филологию оказывается пустою мечтою. <em>Кажется, для Берлина скорее пригодился бы какой остзейский немец; ему-то скорее бы и поверили, чем мне.</em>

<em>Не смею Вам надоедать рассказами о том, какую отвратительную жизнь мы ведем в Берлине, даже в сравнении с Одессой</em> – город, как известно, скучен, зимою и летом грязен, летом еще и вонюч, на дороговизну общая жалоба, так что жить в нем становится с каждым днем тяжелее. Удобств и удовольствий здесь очень мало. Марию Константиновну¹⁶ будет интересовать, когда скажу, что в Берлине, в центре сильной Немецкой империи и немецкой интеллигенции все, что считается лучшим, модным, должно прибыть, по крайней мере, из Вены, если уж не из ненавистного, но необходимого Парижа. Гуляя по лучшим частям города постоянно встречаете магазины: Wiener Bäckerei¹⁷, Wiener Schuhe¹⁸, Wiener Mehl¹⁹, Wiener Möbel²⁰, Wiener Restaurant²¹, Wiener Café²². Вот что значит северонемецкая индустриальная бестолковость. Здесь одно только блистательно – это прусские солдаты, которые, гордо маршируя, по неволе внушают страх. Пруссия на деле – военный лагерь. Мальчишки по улицам играют в солдаты, родители их одевают в военный мундир с фуражкой и т. д. Говорят (не знаю, насколько верно), что с последней войны нравы народа очень огрубели. Действительно, здесь на улице встречаешь часто такую грубость, начиная с уличных гаменов все до разгульных рабочих-социалистов, что трудно поверить, что находишься в Берлине. Да и образованные сохраняют поневоле отпечаток этой северонемецкой грубости, только они говорят, что это их сближает с англичанами.

Длинную главу можно бы написать о женщинах, но это не мое дело, да и чересчур уже известно. Довольно, если Вам скажу, что моя жена, хотя и сама полунемка, никак не может привыкнуть к здешнему образу жизни. Она с нетерпением дожидается плохой погоды, чтобы поехать на родину.

Моя Станочка²³ посещает школу, дома же прилежно читает по-сербски и по-русски. И ей-то лучше нравилось в России. Она кланяется Софии Михайловне²⁴.

Мы с женою просим Вас передать поклон Марии Константиновне и принять уверение, что мы никогда не забудем той дружбы, с которой вы нас всегда встречали. Мы были в Одессе у своих, но здесь остаемся навсегда между чужими.

Ваш преданный В. Ягич

В Берлине 3/15 апр[еля] 1875 [года].

Прошу Вас передать мой поклон его превос[ходительству] С. Пл. Голубцову²⁵ и всем бывшим товарищам.

<em>ГАОО</em><em>.</em><em> </em><em>Ф</em><em>. 157</em><em>.</em><em> </em><em>О</em><em>п. 1</em><em>.</em><em> </em><em>Д</em><em>. 131</em><em>.</em><em> </em><em>Л</em><em>. 1–2. Машинопись. Письмо.</em>

№ 3: И.В. Ягич А.А. Кочубинскому, Берлин – Одесса, 1875 г.²⁶.

Многоуважаемый Александр Александрович,

я действительно думал, что и Вы в числе тех, которые совсем отказались от меня, с тех пор как я попал к этим проклятым немцам! В самом деле, я и стою того, чтобы ругать меня, как я мог предпочесть Берлин хоть бы последней русской деревне. Но Вы помните, что я Вам, увлекаясь, как теперь вижу, ложными предположениями, рассказывал о важности этого поста для нас, славян. На деле же оказывается, что это вовсе не так. Немцы, может быть к счастью нашему, неисправимы относительно нас. У них предвзятая мысль, что они crème²⁷ человеческой культуры, что они говорят последнее слово, нам же не остается что другое, как перенимать от них. При таких взглядах – подробностей²⁸ я не могу Вам рассказывать – можно вообразить себе положение мое. Они, как мне с каждым днем становится яснее, не пригласили меня преподавать славянскую филологию на основании того убеждения, что эта наука для них нужна, но они, т.е. прусское министерство, хотели лишить польскую фракцию своего Ландтага возможности упрекать прусское правительство в том, что пренебрегает польским языком. И так хитро, нечего говорить, придумали основать кафедру славянской филологии, чтобы показать недовольным полякам, вот вам, мол, кафедра всех славянских языков, стало быть, и вашего. Так-то и выходит. Немцы мною, т.е. моим предметом, нисколько не интересуются, представляя полякам слушать у меня. Поляки же мною уже а priori²⁹ недовольны, во-первых, потому, что считают, что только поляк имел право на эту кафедру, во-вторых же, что³⁰ вскоре в течении моего преподавания заметили, что я не руссовраг, а русофил. <em>Расскажу Вам для иллюстрации маленькую историю. Я преподавал, </em><em>pubbium</em>³¹<em> как говорят, историческое обозрение древнейших славянских памятников языка и письма. Сначала слушал</em><em>и</em><em> каких 10 человек поляков, и так себе продолжилось благополучно до нового года, пока не приехали сюда депутаты берлинского Ландтага. Эти, должно быть, внушили студентам, что не стоит посещать моих преподаваний. И действительно</em><em>,</em><em> число спало на – двух, эти же</em><em>,</em><em> дожидаясь той лекции, когда мне следовало коснуться памятников русских, без причины не явились и я преподавание прекратил!</em>³²

Таким образом, остается³³ мне еще только русский язык, которому учатся человек 5–6; это, разумеется, уже не поляки, а немцы. Но вообразите, как скучно обучать немца русскому языку! Какая тут филология! Кроме того, у них почти без исключения заметен практический интерес, т.е. предполагаемая для своего времени и удобного случая – эксплуатация нашего брата русского. Стоит ли из-за этого занимать кафедру славянской филологии? Ведь это почти хуже преподавания санскритского языка одесским студентам, которые, по крайней мере, как свои были мне симпатичны – не то, что здешние!

Итак – Вы видите, я в течении краткого времени совершенно разочаровался! И начал ужасно жалеть, что не остался в Одессе. Одно только утешает меня, т.е. надежда, что мне, может быть, удастся еще возвратиться в нашу святую Русь. Пока пользуюсь свободным временем, насколько позволяют здешние скудные средства, чтобы то или другое сделать в пользу нашей науки.

Очень приятно мне слышать, что Вы столь усердно занимаетесь богатою древнечешскою литературою. Мы надеемся и ожидаем от Вас много. Желаю Вам только чем скорее покончить³⁴ все предварительные формальности, чтобы Вас сделали вскоре ординарным, разумеется, забаллотировали Викт[ора] Ив[ановича]³⁵ (он действительно – «свинья»!) и тогда, если Вам окажется, что можете нуждаться и во втором слависте – скажите только словечко и вот – я буду у вас. Да что я говорю, это только мечта – да приятная мечта.

<em>Мы здоровы и наше материальное положение не лучше не хуже одесского. Но зато окружающая нас среда – отвратительна, </em><em>несимпатична</em>³⁶. Неудивительно, стало быть, что мы скучаем и воздыхаем по Одессе.

<em>Об одесских обстоятельствах кое-что я слышал, но уже давно не имею оттуда никаких известий.</em>

<em>Мы с женою и Станочкою кланяемся Вам и просим Вас остаться и впредь нашим милым, искренним другом, каким Вы нам были всегда.</em>

<em>Ваш преданный В. Ягич</em> [подпись]

<em>Прошу Вас о моей </em><em>mis</em><em>è</em><em>re</em>³⁷<em> не передавать другим – стыдно мне жаловаться, когда я сам во всем виноват.</em>

<em>Ма</em><em>лин</em><em>овского</em>³⁸<em> книжку, если не получу иначе, могу Вам послать свой экземпляр.</em> <em>В Праге ли Котляревский</em>³⁹<em>?</em>⁴⁰

<em>ГАОО</em><em>.</em><em> </em><em>Ф</em><em>. 158</em><em>.</em><em> </em><em>О</em><em>п. 1</em><em>.</em><em> </em><em>Д</em><em>. 9</em><em>.</em><em> </em><em>Л</em><em>. 3–4об. Автограф. Письмо.</em>

№ 4: И.В. Ягич А.А. Кочубинскому, Берлин – Одесса, 3 мая 1876 г.

Многоуважаемый Александр Александрович!

Наконец вот Вы даете о себе знать. Я догадывался, правда, что Вы можете быть опять в Праге, но наверно не знал. До сих пор все получал только известия о том, где Вы <span style="text-decoration: underline;">были</span>⁴¹, а не где Вы в настоящее время. Очень рад, разумеется, слышать, что Вам дана отсрочка, еще же приятнее видеть из обязательно мне присланного отчета, как Вы серьезно занимаетесь. Поздравляю Вас с такими удачными соображениями, как видно из Вашего отчета и вместе из сообщения, сделанного мне письменно. Кстати, я могу Вам сообщить, что в 3 вып[уске] «Архива»⁴² печатается моя критика на 2-ой том Шмидтова⁴³ вокализма⁴⁴ – как скоро я получу оттиски, пришлю Вам экземпляр. В моей критике Вы кое-что отметите, что подходит близко к высказанному Вами мнению.

Известие о несчастии, случившимся с Вольским⁴⁵, потрясло меня – это ужас! К счастью, он был один; впрочем, может быть, этого с ним не случилось бы, если бы он был женат. Ergo⁴⁶ – поспешите жениться. Иначе я не получаю никаких известий из Одессы. <em>Заговорили было, как я из писем Михаила Павловича</em>⁴⁷<em> в свое время узнал, о том, что я желаю назад в Одессу. По</em><em> </em><em>этому поводу</em><em>,</em><em> как слышу</em><em>,</em><em> проявилась вся ненависть против меня – что думаете? кого? – Ивана Степановича Некрасова</em>⁴⁸<em>!! </em><em>Я прямо написал Смирнову</em>⁴⁹<em>, что желаю только в таком случае назад, если мне могут обеспечить после ухода Викт[ора] Ив[ановича]</em>⁵⁰<em> – значит</em><em>,</em><em> после нового его пятилетия – право на вторую кафедру по слав[янской] филологии. В таком</em>⁵¹<em> случа</em><em>е</em><em> мы могли бы превосходно помогать друг другу. Оказывается, что это невозможно</em><em>,</em><em> этим </em><em>дел</em><em>о и кончилось. Эту историю я считал обязанностью своею Вам сообщить, чтобы не передавал Вам ее кто-нибудь другой в искаженном виде. Я, разумеется, всегда предполагал, что о Вашей кафедре не нужно и говорить, так как она за Вами обеспечена – потому и сказал, что при Викторе Ивановиче я готов преподавать только сравнительную грамматику</em>⁵²<em>.</em>

Мой «Архив» подвигается так себе, – покупателей немного, но все же столько, что издание обеспечено. Желательно побольше сотрудников. Я рад был услышать, что и Вы собираетесь что-нибудь прислать. Прошу не очень долго медлить.

Мы здесь скучаем, как и в прошлом году. Я, правда, много занят, но жену жалею, что должна постоянно дома сидеть. Мой сын – Николай – слава Богу здоров, необыкновенно крепкий ребенок, развивается превосходно. Уже та мысль, что у меня теперь сын, побуждает меня снова желать не на долго оставаться в Берлине. Станочка – превосходная ученица, не уступает ни в чем самым лучшим в классе.

С прошедшей осени мы живем в Веndlers hause 17 в[ека], квартира нынешняя у нас гораздо лучше и просторнее. Приезжайте посмотреть.

Мои все вместе со мною кланяются Вам, мы просим не поминать нас лихо.

Ваш искренно преданный В. Ягич [подпись]

3.5.[1]876 [года]

Приложенное письмо было у меня с тех пор, как вы уехали. Посылаю вам 2 мои отдельные статьи по слав[янской] народной поэзии.

<em>ГАОО</em><em>.</em><em> </em><em>Ф</em><em>. 158</em><em>.</em><em> </em><em>О</em><em>п. 1</em><em>.</em><em> </em><em>Д</em><em>. 9</em><em>.</em><em> </em><em>Л</em><em>. 5–6. Автограф. Письмо.</em>

№ 5: И.В. Ягич А.А. Кочубинскому, Берлин – Одесса, 1 июля 1876 г.

Дорогой Александр Александрович,

не зная наверно, еще ли Вас искать в Праге, я хотел уже отложить мое письмо, пока Вы вернетесь в Одессу, что, должно быть, вскоре последует. Но Ваше вчерашнее сообщение дает мне очень приятную возможность еще хоть раз обменяться с Вами письмами за границею. Итак, спешу написать Вам несколько строк. Лескину⁵³ я написал сегодня, надеюсь, если у него есть экземпляр, то Вы непременно желаемое получите. Впрочем, Бог его знает, этого Лескина, он мне не очень нравится – у него слишком мало искреннего сочувствия к нам, славянам, – мы для него только – Gegenstand⁵⁴.

Я же никак не понимаю, как можно, интересуясь той или другой наукой, не почувствовать поневоле влечения к представителю изучаемого предмета.

Посылаю Вам отдельную статью с еще неизданного выпуска, где я возражаю против некоторых положений Шмидта⁵⁵ – приятно было бы узнать Ваше мнение. Вы, несомненно, читали, что Шмидт приглашен в Берлин, что мне очень приятно. Может быть, удастся ему проложить дорогу славянской филологии в здешнем университете.

В Берлине в настоящее время – Филипп Карлович Брун⁵⁶. Старик в восторге от своих немцев, он им тоже нравится. Он бывает довольно часто и у нас, но из его рассказов мало разберешь. И Фед[ор] Ив[анович] Успенский⁵⁷ тоже здесь, но его вижу реже. Проездом в Лондон навестил меня также Умов⁵⁸ – как видите, одесситов вижу много, однако об Одессе узнаю мало. Да и нечего узнавать. Говорят, у вас там сплетни по-прежнему. Вы все это вскоре увидите. Напишите мне, когда собираетесь домой; диссертация Ваша окончена? Поспешите защищать, чтобы Вас тем скорее поздравить с профессурой и – женой.

Мы все кланяемся Вам и просим не забывать нас. Как будете в Одессе, я позволю себе маленькие поручения.

Ваш искренний друг В. Ягич [подпись]

1.7.[1]876 [года]

ГАОО. Ф. 158. Оп. 1. Д. 9. Л. 7–8. Автограф. Письмо.

№ 6: И.В. Ягич Н.П. Кондакову, Берлин – Одесса, 16 (28) декабря 1877 г. 16/28 12. [1]877 [года]

Многоуважаемый Никодим Павлович!

Прежде всего – поздравляю Вас с избранием в ординарные. Искренно радуюсь этому событию уже потому, что факультет приобретает достойного профессора, который будет в состоянии поднять его значение в Совете. Потом прошу Вас извинить меня, что не ответил на Ваше последнее письмо, полученное мною, кажется, в сентябре месяце. Я вскоре после того поехал было в Петербург, где я прожил более месяца (октябрь и часть ноября по новому календарю). Оттуда я желал написать Вам и еще кому-нибудь в Одессу – но как бы я ни был иначе доволен моею поездкой в Питер и той встречей, которую мне оказали мои друзья – насчет моих задушевных желаний я не испытал ничего приятного. Чтобы не тратить лишних слов, скажу только одно, мне не удалось никого заинтересовать за тот план, который я считаю в интересе славянской науки очень важным и который единственный был бы в состоянии склонить меня перекратать⁵⁹ здесь свою деятельность. Дело вот в чем, у нас в России никто не верит, чтобы можно было где-нибудь иначе, кроме Петербурга и, пожалуй, Москвы, сделать что-нибудь хорошее; даже почин хорошего, полезного предприятия должен принадлежать столицам. В Петербурге столь мало душевной самостоятельности, что через меру пренебрегают своими силами и чересчур преувеличивают все иностранное, заграничное. Не стыдно ли заявлять, что такого рода литературное предприятие, как мой «Архив» в России невозможно – вероятно, потому, что господа петербуржцы слишком ленивы, не хочется же им позволить, чтобы провинция опередила их. Таким образом, вышло, что некоторые из самых влиятельных лиц (конечно, по моей части) мне и моим планам больше не сочувствуют, считая меня опасным что ли! Разумеется, что в такой атмосфере и исполнение тех условий, которые я поставил было в интерес моей семьи, оказалось невозможным, потому что у меня нет протекций. Что мне после всего этого было делать? Не имея возможности переговорить с министром, я явился у директора департамента, где мы порешили очень дружно, что-де мне лучше остаться в Берлине. Ваш университет ведь имеет своего слависта – для таких маленьких, как Новороссийский иметь двух представителей – это роскошь. И так уже теперь многие обвиняют ваших славистов, что занимаются более политикою, чем наукою и что тоже на них падает доля ответственности за все несчастья настоящей войны. Кроме того, помните, что я вам говорю, я предвижу, что очень близко то время, когда название братьев славян опять сделается насмешливою кличкою. Я сам более как брат славянин должен предпочитать остаться в Берлине.

Такое впечатление и убеждение я вынес из Петербурга. А что Вы мне пишете о деканстве и т.п. – это скорее может уверить меня в том, что действительно правы те, кто говорит: оставайся там, где ты есть! Я дорожу дружбою, люблю спокойствие – стало быть, не могу желать более что другое, нежели представитель своей науки. Прошу Вас заявить об этом, где и кому следует. Впрочем, Вы, вероятно, уже получили или вскоре получите из департамента бумагу о том, что я вообще в Одессу не поеду, а разумеется, в Москву и Петербург меня никто не приглашает. Братья славяне пока в России играют роль учителей классич...⁶⁰.

Но будьте уверены, что я не перестал [...]⁶¹, когда с любовью и благоговением вспоминал мою жизнь в России, моих тамошних друзей, и желать в благоприятных обстоятельствах возвратиться туда.

Поклонитесь своей супруге, Селиванову⁶² и другим знакомым. Пишите мне очень вскоре.

Ваш друг Ягич [подпись]

<em>ГАОО</em><em>.</em><em> </em><em>Ф</em><em>. 45</em><em>.</em><em> </em><em>О</em><em>п. 7</em><em>.</em><em> </em><em>Д</em><em>. 24</em><em>.</em><em> </em><em>Л</em><em>. 131–132об. Автограф. Письмо.</em>

№ 7: И.В. Ягич А.А. Кочубинскому, Санкт-Петербург – Одесса, 16 марта 1881 г. 16.3.1881 [года] СПб., В[асильевский] остров, Волховский переулок, 1/2

Милостивый государь Александр Александрович!

Если Вы придерживаетесь правила «inimicus persona, amicus causae»⁶³, то я надеюсь, что Вы мне не откажете в следующей просьбе. Мне хотелось бы получить точно проверенную коллизию напечатанного у Срезневского⁶⁴ (в «Памятниках юсового письма»⁶⁵) отрывка из «Поучений Кирилла Иерусалимского»⁶⁶ с подлинником в библиотеке Импер[аторского] Новоросс[ийского] университета⁶⁷. За услугу, если Вы найдете свободного времени, я буду Вам обязан не только частным образом, но заявлю об этом и публично в издании, для которого мне и нужна проверка.

Если Вы находите возможным, я готов даже через Импер[аторскую] Академию⁶⁸ хлопотать о пересылке упомянутого отрывка к нам, где мы могли бы издать его фотографически на счет Общества любителей древней письменности.

Благодарю Вас за присланный мне очень сердечный отзыв о нашем Колосове⁶⁹; жаль его, это большая потеря для славянорусской филологии.

С отличным уважением Ваш И.В. Ягич [подпись]

<em>ГАОО</em><em>.</em><em> </em><em>Ф</em><em>. 158</em><em>.</em><em> </em><em>О</em><em>п. 1</em><em>.</em><em> </em><em>Д</em><em>. 9</em><em>.</em><em> </em><em>Л</em><em>. 9–9об. Автограф. Письмо.</em>

№ 8: И.В. Ягич А.А. Кочубинскому, Санкт-Петербург – Одесса, 14 июня 1881 г. 14.6.1881 [год]

Милостивый государь

многоуважаемый Александр Александрович,

Вы много, чрезвычайно обязали меня посланным мне верным списком «Хиландерских отрывков»⁷⁰; примите за труд и оказанную мне услугу мою искреннюю благодарность. Я, правда, напечатал уже текст раньше, но воспользуюсь снимком для поправок. Кроме того, я теперь печатаю «Чтение о церковнослав[янском] языке», для которых мне Ваш список очень пригодится. Если вы найдете возможным, я советую эту редкость издать фотолитографическим способом. Такое издание было бы важно для палеографии.

Примите уверение в моем совершенном почтении и отличном уважении.

Ваш В. Ягич [подпись]

<em>ГАОО</em><em>.</em><em> </em><em>Ф</em><em>. 158</em><em>.</em><em> </em><em>О</em><em>п. 1</em><em>.</em><em> </em><em>Д</em><em>. 9</em><em>.</em><em> </em><em>Л</em><em>. 10. Автограф. Письмо.</em>

№ 9: И.В. Ягич А.А. Кочубинскому, Санкт-Петербург – Одесса, 1883 г.⁷¹.

Милостивый государь Александр Александрович!

По полученным известиям из Вены, там собираются в память 70-летней годовщины Миклошича⁷² отчеканить медаль, на подписку. Вы обратились ко мне с просьбой собрать несколько подписчиков и в России. Я же обращаюсь к представителям славянской науки с просьбою поддержать меня в этом деле. Я убежден, что Вы принадлежите к числу тех, которые давно уже по достоинствам оценили заслуги Миклошича. Поэтому надеюсь, что Вы постараетесь, чтобы в Одессе и его учебном округе нашлось хоть несколько подписчиков. К сожалению, я не могу еще сообщить, какая предвидится сумма расходов и какой предполагается взнос с подписчиков на медаль. Я узнаю об этом только дней через 10 и тогда сообщу Вам.

Примите уверение в моем искреннем к Вам уважении.

Ваш И.В. Ягич [подпись]

<em>ГАОО</em><em>.</em><em> </em><em>Ф.</em><em> 158</em><em>.</em><em> </em><em>О</em><em>п. 1</em><em>.</em><em> </em><em>Д</em><em>. 9</em><em>.</em><em> </em><em>Л</em><em>. 21–22. Автограф. Письмо.</em>

№ 10: И.В. Ягич А.А. Кочубинскому, Вена – Одесса, 13 (25) сентября 1888 г. Вена, 13/25 сентября 1888 [года]

Многоуважаемый Александр Александрович!

По старой дружбе обращаюсь к Вам с маленькою просьбою. Печатая (уже второй год!) новое издание «Образцов церковносл[авянского] языка», я прибавил несколько текстов «среднеболгарских», между прочим несколько отрывков из Ветхого завета, взятых из минеи Григоровичевой⁷³ № 32 Новоросс[ийского] унив[ерситета] библ[иотеки]. Когда я сделал выписки из этой рукописи для себя – это было в августе 1886-го года, – я находился в довольно возбужденном настроении духа. Ведь это было накануне моего отъезда из любимой России. Не ручаюсь, все ли так выписано, как в рукописи находится. Поэтому вот какая у меня просьба к Вам. Не хотите ли Вы быть столь добры и проверить набранный текст – который Вы получите одновременно с этим письмом – по подлиннику? Я отметил карандашом, где приблизительно помещаются вынутые мною чтения (как парели) в минеи № 32, т. е. я полагаю, что не ошибся насчет чисел месяца, но мита или странички не могу точно указать.

Я бы просил Вас исправить текст во всех мелочах точно по подлиннику, потом же отправить под бандеролью корректуру в типографию Импер[аторской] Публ[ичной] библиотеки на Вас[ильевском] Остр[ове] 9-ая линия у большого проспекта, С[анкт]-Петербург.

Пишу эти строки накануне моего отъезда в Петербург, где я намерен пробыть недели 3, занятый русскою литературою, о которой мне придется в следующем году прочесть курсик. Не удивляйтесь этому – Вы знаете пословицу, что тогда и рак рыба! Во всяком случае лучше я, чем какой-либо недоброжелатель.

О безобразиях, которые у нас творятся, – Вы знаете вдоволь из газет. Ваш старый друг И.В. Ягич [подпись]

<em>ГАОО</em><em>. Ф</em><em>. 158</em><em>.</em><em> </em><em>О</em><em>п. 1</em><em>.</em><em> </em><em>Д</em><em>. 9</em><em>.</em><em> </em><em>Л</em><em>. 15–16. Автограф. Письмо.</em>

№ 11: И.В. Ягич А.А. Кочубинскому, Вена – Одесса, 18 (31) мая 1903 г. Вена, 18/31 мая 1903 [года]

Дорогой Александр Александрович!

Не знаю, застанет ли Вас это письмо еще в Одессе? М[ожет] б[ыть], оно будет доставлено Вам в те места, где вы намерены пробыть в течение лета. Моя главная цель состоит в том, спросить Вас, когда же я получу статейку для «Архива» с карточкой? Вы обещали, я же, поглощенный заседаниями, секциями и подсекциями, и как уже мы их называли, не успел напоминать Вам, что я на Вас рассчитываю. Надеюсь, Вы не откажетесь выразить и засвидетельствовать этим нашу старинную дружбу, нашу солидарность в хорошем, надеюсь, понимании потребностей нашей науки. Это для меня тем важнее, что на молодежь я не надеюсь, она или не подает особых надежд, или не отличается характером. Eхemplа sunt odiōza⁷⁴!

Вы, конечно, не знаете еще, что Второе отделение в одном из бывших заседаний после нашего отъезда порешили вскоре приступить к изданию энциклопедий. Пока оно обратилось ко мне с просьбой позаботиться о подыскании сотрудников для этого «моего детища». Задача нелегкая. Я раз уже на этом провалился. Неужели суждено мне и второй раз провозгласить себя и это предприятие несостоятельным! Во всяком случае, я попытаюсь еще раз. Я уже начал списываться, увидим, что выйдет. К осени подведу итоги и тогда сообщу, да или нет, т.е. могу ли я принять участие или нет.

По моему желанию, следовало бы постараться, чтобы в этом, по идее, прекрасном предприятии приняли участие как сотрудники положительно все представители нашей науки, которых она знает в данное время, и славянские, и неславянские. «Крем», сливки, должны здесь сойтись, русские и нерусские, западные и южные славяне, поляки и хохлы рядом с москалями, сербы рядом с болгарами и т.д! Достижимо ли это при наших принятых условиях? Не знаю, но надежды пока не теряю! Конечно, фанатики не примут участия, но – Бог с ними, они не решают вопроса.

Я рассчитываю и на Ваше участие, и лучше всего прошу Вас подумать о том, какую часть хотели бы Вы взять на себя. У каждого из нас есть свой любимый уголок, предоставим ему вращаться в нем, обработать его. Я не пр[отив] по крайней мере для истории славяноведения <...> отыскать Вам <...> и услышать об этом Ваш голос.

Читали ли Вы, как в Rōlmоihe Zeitung похвалил Вас Herr Götz? Во всяком случае, Ваше беспристрастное отношение к немцам умнее того шовинизма, которым в свое время в Сербии разразились против меня из-за Македонии, и в чем принял участие даже Ваш воспитанник, получивший, д[олжно] б[ыть], уже степень магистра за диссертацию, присылкой который от нас немцев не хотел осчастливить.

Кланяйтесь Бор[ису] М[ихайловичу] Ляпунову⁷⁵, если он еще в Одессе, и профессору Истрину⁷⁶, если он вернулся из Парижа. На обратном пути он не был д[аже] б[лизко] в Вене.

Дружески жмет Вам руку Ваш искреннейший И. В. Ягич [подпись]

<em>ГАОО</em><em>.</em><em> </em><em>Ф</em><em>. 158</em><em>.</em><em> </em><em>О</em><em>п. 1</em><em>.</em><em> </em><em>Д</em><em>. 9</em><em>.</em><em> </em><em>Л. 17–18</em><em>об. Автограф. Письмо.</em>

№ 12: И.В. Ягич М.Г. Попруженко, Цилли – Одесса, 31 августа 1905 г.

Цилли⁷⁷ (в Штирии)

31 авг[уста] 1905 [года]

Многоуважаемый Михаил Георгиевич!

С большим удовольствием я воспользуюсь Вашим предлагаемым мне участием в составлении энциклопедии. Я имел Вас в виду для болгарской части, не в лингвистике, а в истории литературы. А так как в настоящее время Ваши помышления сосредоточены в первой грамматической или лингвистической части, то я пока не предлагал никому вопрос относительно участия во второй, историко-литературной части энциклопедии. Во всяком случае, было бы мне приятно от Вас же услышать, на каком вопросе Вы предпочли бы остановиться. У меня пока по болгарщине намечены следующие сотрудники: для языка и наречий Милетич⁷⁸, для литературного языка и ударения Цонев⁷⁹, для сношений болгарского языка с русским Лавров⁸⁰, для восточных элементов в болгарском языке Шишманов⁸¹.

Как видите, сотрудников пока довольно мало. В особенности по истории литературы еще нет никого. Поэтому Вам предоставлен большой выбор.

Ваш искренно преданный И.В. Ягич [подпись]

Я возвращаюсь на днях в Вену, поэтому прошу продолжать переписку туда же.

<em>ГАОО.</em><em> </em><em>Ф</em><em>. 158</em><em>.</em><em> </em><em>О</em><em>п. 1</em><em>.</em><em> </em><em>Д</em><em>. 9</em><em>.</em><em> </em><em>Л</em><em>. 19–19об. Автограф. Письмо.</em>