Везде
Известия о Яне Гусе в сочинениях православных книжников XV–XVI веков
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Известия о Яне Гусе в сочинениях православных книжников XV–XVI веков
Аннотация
Код статьи
S0869544X0021050-8-1
DOI
10.31857/S0869544X0021050-8
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Турилов Анатолий Аркадьевич 
Должность: Ведущий научный сотрудник
Аффилиация: Институт славяноведения РАН
Адрес: Москва, Ленинский проспект, 32А, Москва, Россия, 119991
Выпуск
Номер 4
Страницы
27-39
Аннотация

в.

Ключевые слова
Ян Гус, Константин Костенецкий, Сербия, Московская и Литовская Русь, полемическая литература, рукописная традиция.
Классификатор
Получено
08.07.2022
Дата публикации
26.09.2022
Всего подписок
11
Всего просмотров
196
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Сведения о великом чешском реформаторе, представленные в творениях православных книжников (как южно- так и восточнославянских) в первое столетие после его мученической кончины (до перевода в середине – второй половине XVI в. польских хроник), весьма ограничены и своеобразны по характеру. И это вполне понятно. При жизни Гус не был известен в православном мире, конфессиональные различия решительно препятствовали появлению его сочинений в кириллической книжности, в отличие от глаголической хорватской1. Известие о его трагической гибели не попало в летописи старше XVII в., будь то древнерусские (включая украинско-белорусские)2, сербские3, или славяно-молдавские4.
1. О хорватских переводах сочинений Яна Гуса см., например: [40‒42; 8. С. 13‒15].

2. В литературе вопроса можно встретить указание, что «в Ипатьевской летописи под 1409 и 1414 г. русский летописец называет Гуса еретиком», хотя и с примечанием, что, «эти сведения заимствованы летописцем из польских, враждебных гуситам, хроник, русскому летописцу принадлежит лишь бессмысленное дополнительное сообщение о сожжении трех “папежовˮ» [5. С. 8], с отсылкой к статье Н.И. Серебрянского 1915 г. [14]. Это, безусловно, недоразумение, поскольку Ипатьевский летописный свод доведен, как известно, до 1292 г. (ПСРЛ. Т. 2. Изд. 2. Стб. 962). Выписки из Хроники Бельского читаются только в конце Ермолаевского списка этого свода рубежа XVII‒XVIII вв., но они доведены здесь лишь до 1314 г. (ПСРЛ. Т. 2. Изд. 2. Прилож. С. 81). В реальности известия, о которых идет речь, содержатся в украинской Густынской летописи, составленной в 1626 г. и опубликованной в 1843 г. в качестве приложения к Ипатьевской (ПСРЛ. Т. 2. Изд. 1. С. 368).

3. Стари српски родослови и летописи / приред. их Ль. Стоjановиh. Београд; Сремски Карловци, 1927 С. 62‒276.

4. Славяно-молдавские летописи XV–XVI вв. / сост. Ф.А. Грекул. М., 1976.
2 Разумеется, ситуация могла бы быть несколько иной, если бы в свите западнорусского митрополита Григория Цамблака, отправившегося в конце 1417 г. на собор в Констанце через два года после сожжения Гуса, нашелся бы «хроникер», подобный суздальцам, сопровождавшим два десятилетия спустя митрополита Исидора во Флоренцию [30]. Осуждение и казнь чешского реформатора были в это время еще свежи в памяти и вполне могли попасть на страницы гипотетического «хождения» (не исключено, впрочем, что в результате появилась бы еще одна легенда, подобная рассматриваемым ниже). Однако такого спутника у Цамблака не случилось, да и сам Констанцский собор интересовал древнерусских книжников (в отличие от Ферраро-Флорентийского) довольно мало [15. С. 347–348].
3 В конечном итоге известия о Гусе у православных книжников XV – раннего XVI в. сводятся к двум разновременным и сильно отличным друг от друга легендам (одна из них дошла в двух редакциях), синхронная география бытования которых не пересекается.
4 Старшее из преданий зафиксировано выдающимся южнославянским книжником XV ст. болгарского происхождения Константином Философом Костенецким в житии его покровителя, сербского деспота Стефана Лазаревича. Рассказ включен в главу 79 по второй авторской нумерации5 и служит своеобразным пояснением6 к походу гуситов против императора Сигизмунда, которому его вассал деспот Стефан Лазаревич оказывал посильную военную помощь.
5. Литература, посвященная памятнику, весьма обширна – см., например, [45. С. 223; 6; 11; 30. С. 394–423; 24. С. 214–219, 32. С. 314–472; 37; 28. С. 651–654; 35–36]. Сочинение имеет две последовательные авторские нумерации глав. Первая («десятословное») охватывает начальные разделы, каждый из которых начинается с буквы, имеющей числовое значение от 1 до 10 (А – I). Во второй по начальным буквам проходит фразовый акростих с именем автора (см. [8. С. 244–326; 14. С. 244–249, 250–326]).

6. Текст рассказа издавался неоднократно. Первая редакция (по единственному списку из ресавского по орфографии Сборника Зографского монастыря № 105 (старый шифр – II.д.4) 1433 г.): [30. С. 55–56]. Поскольку после 1858 г. (более точная дата неизвестна) отрывок жития деспота Стефана из этого сборника был передан В.И. Григоровичем неустановленному лицу и со временем утрачен (во всяком случае, установить его местонахождение не удается), все позднейшие издания воспроизводят текст по публикации 1859 г. (параллельно со второй, «основной», редакцией) [11. С. 14–15; 32. С. 317–318]. Вторая редакция представлена двумя сербскими (последней четверти – конца XVI в.) и двумя более ранними (1510-х годов и первой трети – второй четверти XVI в.) русскими списками (см. обо всех них: [32. С. 321, 322–323, 324–326; 36. С. 06–032.] Первый из русских списков (РГБ, ф. 113 (собр. Иосифо-Волоколамского монастыря, № 655, л. 123–221) можно посмотреть на сайте Троице-Сергиевой Лавры (stsl.ru), второй издан черно-белой фототипией (Куев К. Житието на Стефан Лазаревич от Константин Костенечки. София, 1983).
5 В начале пассажа Константин именует учение (и прежде всего движение) гуситов ересью («ересь, глаголемаа Хус вьста»), но при этом с характерной казуистической оговоркой, призванной снять с автора ответственность («их же неции близ православия глаголют быти»). За этим следует явно положительная характеристика Гуса7, называемого только по прозвищу, без упоминания имени. Согласно рассказу Константина, «Хус» совершил паломничество в Палестину и добрался до Синая, где некоторое время прожил в монастыре («общем жилище). Там он познакомился с православием («увидев […] православия образ») и стал читать греческие книги («грьчьская писания навык»). В Прагу он привез с собой ряд греческих книг для университетской библиотеки («того ради еще в Празе грьчьская писаниа обретают се в великой учителницы»). К слову, это, по всей видимости, древнейшее и едва ли не единственное упоминание Пражского университета в средневековых православных славянских литературах. На родине Гус начал использовать эти книги в лекциях и проповедях («И рыторьскы сицеваа сьверши учением») и обучил греческому языку некоторых чешских студентов и последователей («и научи сим некыих от языка того»), неоднократно повторяя: «Зрите начальные книги ваши»8. Далее повествуется, что на Констанцском соборе Гус выступил с критикой католического вероучения и его обиходной практики, причем речь шла не о причастии мирян под двумя видами (этот важный момент, игравший ключевую роль в позднейшей гуситской практике у южнославянского книжника даже не упомянут), а исключительно о обличении безбрачия западного духовенства. По мнению реформатора, оно (в изложении Константина Костенецкого) провоцировало священников на блудодеяние и в некоторых случаях (когда их дети не знали своих отцов) могло привести к инцесту. В итоге Гус был побит камнями и сожжен на костре («камением сего побивают и сьжизают») – неясно, живым или мертвым.
7. При этом уместно напомнить, что в главе 27 своего более раннего сочинения «Сказание известно о письменах», написанного между 1423 и 1426 г., Константин (при осуждении сербского обычая употребления крови в пищу) обвинил «чехов» в узаконении (даже не оправдании!) блудного греха: «И ты кръвь съборно глаголеши ясти ю въси, да тебе ядущаю не уничижаю. То почто и блуд не учиши явленно въсем, якож чехы ныня слышиши» [32. С. 176]. Я затрудняюсь определить однозначно, идет ли речь о гуситах (этому откровенно мешает отсутствие имени реформатора и слов, что речь идет о ереси) или же мы имеем дело с реминисценцией к рассказу жития о порочности целибата католического духовенства (ср.: [35]).

8. Последние две цитируемые фразы представлены лишь в «зографской» редакции жития [45. С. 55–56], однако нельзя исключить возможности гаплографии в архетипном списке «основной» (второй) редакции.
6 В сербской рукописной традиции житие деспота (и, соответственно, рассказ о Яне Гусе) представлены хронологически весьма неравномерно. После зографского списка 1433 г. наблюдается перерыв в добрых полтора столетия, после которого почти одновременно появились два списка другой редакции (указанные выше одесский и цавтатский), созданные, возможно, в Черногории или в сербской Далмации (во всяком случае там они были приобретены их последними владельцами).
7 Иначе выглядит ситуация в Московской Руси (о Западнорусской Киевской митрополии см. ниже). В начале XVI в. (менее вероятно, что еще в конце XV в.) «основная» пространная редакция жития деспота Стефана была принесена в Москву (зографская здесь не получила известности), по всей вероятности, с Афона [17. С. 13‒14, 16‒19; 21. С. 44‒48, 50]. Это было связано с тем, что составители всемирно-исторического свода, созданного, по всей очевидности, в подмосковном Иосифо-Волоколамском монастыре между 1516 и 1522 г. и получившего в науке название «Русский Хронограф», не располагали хроникальными источниками по византийской и южнославянской истории второй половины XI – середины XV в. и вынуждены были восполнять в меру сил эту огромную хронологическую лакуну за счет известий памятников южнославянской агиографии, прежде всего сербской [17. С. 3, 12–14, 16–19; 19]. При этом сюжет с Гусом был явно сочтен составителями Хронографа маргинальным и в текст свода не включен9. Это, несомненно, резко ограничило его известность в среде русских книжников, поскольку хронографы вообще (и «Русский» всех редакций в частности) относились к числу наиболее читаемых исторических сочинений. Роль дополнительного ограничителя сыграло то обстоятельство, что параллельно с работой над Хронографом (и, очевидно, в том же кружке иосифо-волоколамских книжников) была создана сокращенная редакция, жития деспота Стефана10, из которой среди прочего был исключен и рассказ о Гусе. После середины – третьей четверти XVI в. памятник вообще перестали переписывать на Руси независимо от редакционной принадлежности (см. [32. С. 320–327]).
9. ПСРЛ. Т. 22. Ч. 1, 2.

10. Старший список, датируемый первой третью (четвертью?) XVI в. – РГБ, собр. (основное) Троице-Сергиевой Лавры (ф. 304.I), № 686, л. 171–214об. (по нумерации XIX в.). Текст жития издан по этому списку (с датировкой XV в.) А.Н. Поповым (Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции / собр. и изд. А. Попов). М., 1869. С. 92–130). В настоящее время рукопись размещена на сайте Троице-Сергиевой Лавры (stsl.ru).
8 В украинско-белорусской рукописной традиции XVI в. и более позднего времени житие деспота Стефана не представлено – начало этого столетия отмечено довольно четким разграничением книжно-литературных контактов Московской и «Литовской» Руси с южными славянами (в сущности – с сербами) [22] (ср. [39. S. 45–62]). Однако здесь не позднее чем через полвека после того как житие было принесено в Москву (см. ниже) появилась совсем другая легенда о Яне Гусе, не имеющая ничего общего с первой и ставшая известной исследователям немногим более трети века назад [1–2]11. В последнее время она дважды была опубликована [2. C. 371–375]. Легенда входит как составная часть в достаточно большой компилятивный трактат, направленный против еретиков-иконоборцев (к которым, как известно, причислялись и гуситы). Его разбору посвящены как минимум два исследования, вышедшие во второй половине 1990 – начале 2000 г. [2; 26], во многом не согласующиеся друг с другом.
11. Впервые о ней шла речь в докладе Т.Н. Копреевой на научном заседании Отдела рукописей РНБ (в ту пору еще ГПБ) 14 марта 1981 г. [1. С. 297; 2. С. 360] (далее ссылки даются на 2-е изд.). После смерти Т.Н. Копреевой сюжетом занялся Ю.К. Бегунов, посвятивший ему доклад на Международном съезде славистов в Братиславе (август 1993 г.) и дважды издавший статью на эту тему. Ряд наблюдений по составу рукописи содержится также в статье Д. Кенанова [31].
9 Первоначально текст был известен в единственном списке РНБ, Пог. 840, л. 100–138об. (описание см. [2. С. 359–362; 26. С. 124–12612; 12. С. 148–15313]). Со временем к нему добавились еще два: в Сборнике полемических сочинений последней трети XVI в. Зональной Научной библиотеки им. В.А. Артисевич Саратовского ГУ, инв. № 228 (обнаружен автором этих строк в марте 2008 г.) и в сходном по составу14 сборнике третьей четверти XVI в.15 Национальной библиотеки Литвы им. М. Мажвидаса (Вильнюс), Cyr.Ms.C:22/1014023 (открыт киевским исследователем В.Н. Земой несколько раньше16). Нельзя исключить, что в дальнейшем могут обнаружиться и новые списки памятника.
12. Попутно отмечены неточности описания Ю.К. Бегунова.

13. Библиография при описании отсутствует.

14. Сопоставление содержания сборников нуждается в специальном изучении, поскольку при близости состава они (во всяком случае погодинский и саратовский) имеют несколько разное расположение статей и даже, возможно, текстов внутри них.

15. О датировке кодекса см. [4. С. 126] (это чисто филигранологический справочник, содержание рукописей в нем не раскрывается).

16. Пользуюсь случаем поблагодарить Н.А. Морозову (Вильнюс) и В.Н. Зему (Киев), сообщивших мне о существовании этого списка.
10 Версию повествования о великом чешском реформаторе в данном случае можно охарактеризовать как памфлет, богато уснащенный элементами откровенного пасквиля. Это диктуется характером жанра – полемико-обличительного трактата. Обвинения в адрес родоначальника ереси (либо иной религии) являлись практически необходимой составляющей обличения порожденного им неправоверного учения, при этом степень достоверности этих обвинений не имела для средневековых полемистов существенного значения. В этом смысле можно привести многочисленные параллели новому рассказу о Гусе в православных славянских и переводных памятниках, таких как фантастический рассказ о родоначальнике «армянской ереси» Сергии и его собаке, в память которой был установлен «Арцивурциев» пост [4. С. 126]17, известия о пророке Мухаммеде, его учении и обычаях мусульман в «Чине принятия сарацин» в составе Кормчих18 и в «Речи философа» в составе Повести временных лет19 и т.п.
17. Ср.: Леонид, архим. Греческие сказки об армянской вере, перешедшие в нашу русскую письменность (из рукописи конца XVI в. Троице-Сергиевой Лавры № 739); Бенешевич. Древнеславянская Кормчая XIV титулов без толкований. София, 1987. Т. 2. С. 178–181 (здесь же библиография).

18. Бенешевич. Древнеславянская Кормчая … С. 139–145.

19. ПСРЛ. М., 1965. Т. 1 (Лаврентьевская летопись). С. 86; Т. 2 (Ипатьевская летопись). Стб. 73–74.
11 История Яна Гуса («Ионыша Хуса»), согласно полемическому трактату украинско-белорусских сборников [1. С. 365–366], такова20. В детстве он пас гусей (отсюда прозвище). Некий безымянный добрый человек («философ латинский», «дидаскал») сжалился над мальчиком и «взя его от паствы гускам, как то Саул от чред ослят помазан на царство». Он дал ему хорошее образование – «учив его книгу добре, по тем философиею. И възрасте велик и именова (ся)21 философ». Наставник доверил ученику все имущество, вручив ему ключи от дома. Единственное исключение было сделано для ларца или сундука («рака, скрына»), ключ от которого «дидаскал» продолжал носить с собой. Заинтригованный и уязвленный воспитанник, который чувствовал себя сыном и наследником, в конце концов не удержался – во время отсутствия старшего «философа» он сделал слепок ключа на воске и заказал копию у кузнеца («ковача»); непонятно, правда, почему в этот раз «дидаскал» не взял ключ с собою. Открыв тайком «раку», он обнаружил там Пятикнижие и другие книги Ветхого Завета «латинскым писменем» и погрузился в их чтение, неоднократно обращаясь к ним и позднее. Особенно сильное впечатление произвели на него слова «Господь един есть и тому единому послужиши. И несть ин Бог, разве мене»22 и «Да не поклонишися Богу туждему, ниже всякому виду и податию, елико их на земли и елико их горе на небесе»23. Усвоив эти слова как запрет поклоняться изображениям, трактуемым в качестве «идолов», «Ионыш Хус» сбежал от своего наставника и перебрался в Прагу, затаив до времени «прелесть» в сердце. Будучи «человек остроумен», он с годами и сам стал «дидаскалом» и начал проповедовать иконоборчество, маскируя его на словах борьбой с идолопоклонством. Учение пользовалось успехом, со временем к нему примкнула вся Прага, уничтожая иконы, «и ина многа зла сотвориша». Узнав об этом, «краль Жигимонт» (Сигизмунд Венгерский), собрал войско и двинулся на еретиков, но был трижды побежден ими. Лишь с большим трудом он смог одолеть мятежников. «Ионыш» был захвачен в плен и сожжен вместе с «прочими начальниками тому ересу». Завершалось повествование похвалой «прочим латинам» («поистине добро творят латини»), которые – в отличие от православных – не вступают с гуситами в догматическую полемику («не истязуют […] писанием»), «нъ ту их предадят огню, и огнем их истязают». О исторической достоверности рассказа предоставляю судить читателям.
20. Искренне полагаю, что при наличии сравнительно недавней публикации текста в таком авторитетном и общеизвестном издании как ТОДРЛ переиздавать его еще раз [1] было излишне.

21. Возвратная частица в оригинале пропущена, восстанавливается по смыслу.

22. Исход, XX, 2–4.

23. Второзаконие, V, 7-9. Определение цитат в обоих случаях – Ю.К. Бегунова.
12 При создании легенды о «плохом» Гусе, как это нередко бывает, использовались «бродячие» сюжеты. Ю.К. Бегунов усмотрел здесь влияние новелл, включенных в «Великое Зерцало» [2. C. 366]. Можно, однако указать, и другие параллели, в том числе и византийского круга. Так, начало рассказа о сироте, пасшем гусей, весьма напоминает вступительную часть Повести (или Слова) о том, как апостол Иоанн Богослов обучил мальчика-«гусаря» (т.е. тоже гусиного пастуха) писать иконы [44]24. Сюжет с ключом невольно вызывает в памяти сказку о женах Синей Бороды. Нельзя также не отметить явно негативного отношения автора легенды к чтению Священного Писания мирянами (даже «философами»), порождающему ереси и весьма напоминающего позицию католической церкви по данному вопросу.
24. Старший известный мне русский список сказания помещен в Стишном Прологе 1452 г. на декабрь-февраль – С.-Петербург, РНБ, собрание Кирилло-Белозерского монастыря, № 1/1240, л. 250об.–252об.
13 Исследователи датировали антиеретический трактат, в который входит рассказ о Гусе, по разному, как, впрочем, и саму рукопись25. Ю.К. Бегунов считал датой его создания 1503 г. на основании указания числа лет (87), прошедших со времени казни Гуса [2. С. 363]. М.В. Дмитриев справедливо заметил по этому поводу, что здесь речь идет не о цифре лет, а о номере главы, написанном на поле [26. С. 126]. Сам он склонялся к тому, чтобы отнести создание текста практически ко времени написания погодинского списка, но относительно места его создания остается много вопросов. Ю.К. Бегунов считал, что трактат был написан на Подолии или Волыни [2. С. 363], но с этим не согласуется ряд фактов. Исследователь посчитал формы имен собственных «Ионыш» и «Жигимонт» полонизмами (вполне, разумеется, уместными в украинском памятнике), а примеры смешения ХВ/Ф («велефальный», «фала») однозначно украинизмами [26. С. 362, 366]. В действительности все, однако, выглядит сложнее. Замена ХВ на Ф не редкость и в южнославянских языках («фала» присутствует в современном македонском, в сербских источниках засвидетельствована и форма королевского имени «Жигмунд» [33. С. 337]. Но при этом форма «Ионыш» никак не может быть объяснена ни из польского Януш, ни из чешского или словацкого Янош, а явно восходит к румынскому Йон (Иоанн). Не типичен для восточночнославянских памятников начала и даже середины XVI в. и грецизм «дидаскал» (иное дело, если бы речь шла о времени существования «Острожской академии» или более позднем), вполне органичный для южнославянских текстов26. Допустимое на первый взгляд предположение (исходя из актуальности антигуситской тематики [2. С. 356–357], здесь же библиография), что сказание могло возникнуть на православных землях Трансильвании (например в Мукачевской епархии), вполне совмещающих все изложенные языковые особенности, блокируется фактом абсолютного литературного молчания региона в XVI в.27 То же можно сказать и в отношении Молдавского княжества (хотя в трактате фигурируют молдавский господарь первой трети XV в. – воевода Александр Добрый – и гусит «влах» Богдан [2]). При этом уже конец XV – первая четверть XVI в. отмечены явным оживлением книжно-литературных контактов между западнорусскими землями и Сербией (точнее, афонским Хиландарем и сербскими районами Венгерского королевства). Здесь можно вспомнить присутствие сербских иноков в западнобелорусском Супрасльском монастыре со времени его основания (1498 г.) [9–10, 18], явное участие западнорусского писца в послании деспотицы Ангелины Бранкович великому князю Василию III (1509 г.)28, уже упоминавшееся29 антилатинское послание Василия Никольского сербскому вельможе на венгерской службе Стефану Якшичу (1510–1511 г.)30 и переписку в 1513 г. в Сланкамене (Срем) Андреем Русином из галицийского Санока Толкового Апостола по заказу местного протопопа для вклада в Хиландарь31. Поэтому круг поисков места создания легенды и ее предполагаемого автора не стоит ограничивать непременно Подолией или Волынью, хотя именно с первой связан, по всей видимости, погодинский список. Об актуальности трактата (и вместе с ним легенды) на украинско-белорусских землях в середине – второй половине XVI в. свидетельствует наличие трех почти одновременных списков.
25. Она написана на бумаге с достаточно трудно отождествляемой филигранью – «вепрь» («кабан») – встречающейся в рукописях без существенных изменений примерно на протяжении столетия (от первой четверти XVI в. до 1620-х годов). Ю.К. Бегунов [2. C. 360. Примеч. 18] датировал кодекс 1540-ми годами на основании аналогий в альбоме Ш.-М. Брике. М.В. Дмитриев [26. C. 125–126] отметил бóльшую близость водяных знаков рукописи к образцам альбома Н.П. Лихачева, датируемым 1550–1560-ми годами. В каталоге собрания М.П. Погодина [12. C. 148–149] кодекс датирован третьей четвертью XVI в. на основании аналогий 1550 – начала 1560-х годов в альбоме Э.Т. Лауцявичуса, географически наиболее подходящего к случаю. У меня есть основания больше доверять М.В. Дмитриеву и авторам каталога, чем Ю.К. Бегунову. При этом следует заметить, что ни в одном из случаев не приведены идентичные водяные знаки, речь идет лишь о разных уровнях и степенях близости, либо подобия. В дальнейшем, очевидно, не обойтись без привлечения к датировке погодинской рукописи других альбомов филиграней, где широко представлен этот знак, таких как [29; 38; 43] и др.

26. Следует обратить внимание и на одну текстологическую особенность, не связанную напрямую с легендой о Яне Гусе. Среди прилегающих к антигуситскому трактату текстов (или одной из его составных частей?) имеется (на л. 108–114) «Иларион Могленскый епископ. Слово на еретикы крестоперци», источником которого послужило житие Илариона, епископа Мегленского (Могленского), написанное патриархом Евфимием Тырновским и в основной части посвященное обличению «ересей» манихеев и армян-монофизитов [2. С. 360; 12. С. 150; 31. С. 36–37]. Никто из исследователей не придал значения тому факту, что житие Илариона в полном виде неизвестно в украинско-белорусской традиции (см.: [23. С. 362, 369–371]), а текст в погодинском сборнике не совпадает с пересказом в Русском Хронографе (ср.: ПСРЛ. СПб., 1911. Т. 22. Ч. 1. С. 382–384; Пг., 1914. Ч. 2. С. 176–178). Приходится предполагать литературные контакты либо с Молдавией, либо с Москвой (где памятник был известен с начала XVI в.). Вопрос бесспорно нуждается в специальном изучении.

27. Уместно напомнить, что долгое время связываемое с Закарпатской Русью и дошедшее как в восточнославянских, так и в сербских списках антилатинское «Послание о исхождении Св. духа» (см. [7; 33; 34. С. 287]) в настоящее время надежно атрибутировано писарю Великого княжества Литовского, участнику заговора Василия Глинского 1508 г. [13]. Неверное определение его как «пресвитера» (собственно – «прозвитера») в заглавии объясняется неверным раскрытием сокращенного «прозв.» (т.е. «прозвищем» или «прозванием»).

28. Достаточно упомянуть такой полонизм в его тексте, как «зброй» (польск. «zbroj») ‒ доспех. Речь идет о доспехах покойного деспота Иоанна, присланных Ангелиной великому князю Московскому [27. С. 18].

29. См. примеч. 27.

30. При этом хронологически не исключено, что автор антилатинского трактата и писец-«соавтор» послания к Василию III мог быть одним человеком.

31. Стоjановић. Стари српски записи С. 128. № 416. К сожалению, в новейшем описании рукописей Хиландаря [25. C. 159. № 406] приведено лишь окончание выходной записи кодекса, большая ее часть с упоминанием имен писца и заказчика опущена.
14 Если первая из легенд (так сказать, о «хорошем» Гусе), как уже сказано выше, осталась в восточнославянском регионе достоянием великорусских (собственно московских и тесно связанных с Москвою) книжников, то вторая, очевидно, не ограничилась православными землями Речи Посполитой. Правда, это произошло много позже ее возникновения, никак не ранее середины – второй половины XVII ст.32, а вероятно, и еще позднее. На погодинском и саратовском списках нет свидетельств их сколь либо раннего (по крайней мере до1720-х годов) бытования в великорусских пределах33, а вильнюсский вообще не покинул территории Речи Посполитой. Погодинская и саратовская рукописи несомненно бытовали в старообрядческой среде в XIX в. – первая была приобретена М.П. Погодиным в конце 1846 г. у его комиссионера, старообрядца Е. Григорьева [2. С. 360; 13. С. 153], вторая происходит из коллекции балаковского старообрядца-хлеботорговца П.М. Мальцева, одного из крупнейших русских провинциальных собирателей древностей в начале XX ст. [2. С. 360; 13. С. 153]34. Был ли антигуситский трактат и легенда о Яне Гусе в старообрядческой среде только предметом чтения, или же они переписывались и использовались в полемических компиляциях, будет ясно со временем – изучение поздней старообрядческой полемической литературы еще весьма далеко от завершения.
32. Ранний этап миграции украинско-белорусских рукописных книг в Московское царство связан с трофеями русско-польской войны 1654–1667 гг. Позднее их активно вывозили старообрядцы, чему в немалой степени способствовал упадок интереса к ним в образованной части местного общества, для которого более престижными были к этому времени печатные издания.

33. О многочисленных записях на погодинской рукописи см. [2. С. 360–361; 13. С. 152–153]. На саратовском кодексе локализующих записей нет вообще.

34. См. о нем и о его книжном собрании: [3. С. 554, 557–559; 20. С. 50–59].

Библиография

1. Бегунов Ю.К. Ян Гус и восточное славянство (по материалам найденного Т.Н. Копреевой источника) // Копреева Т.Н. Немеркнущий свет. Велико Търново, 1996. Прилож. С. 263.

2. Бегунов Ю.К. Ян Гус и восточное славянство (по материалам новонайденного источника) // ТОДРЛ. СПб., 1996. Т. 59. С. 356–375.

3. Дмитриев Л.А. Собрание рукописей научной библиотеки Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского // ТОДРЛ., М.; Л., 1960. Т. 16. С. 554, 557–559.

4. Морозова Н.А. Кириллические рукописные книги, хранящиеся в Вильнюсе: Каталог, Вильнюс, 2008. 166 с.

5. Лаптева Л.П. Ян Гус в освещении русской историографии столетий // Исторический контекст и проблемы историографии. М., 2015. С. 3–18.

6. О Сербии в ее отношении к соседним державам, преимущественно в XIV и XV столетиях / Речь, произнесенная 10 июня 1858 г. в торжественном собрании Императорского Казанского университета исправ. должн. Ординарного профессора В. Григоровичем. Казань, 1859 (репринт в переиздании публикации Ягича: Додатак). 58 с.

7. Покровский Ф.И. Послание Василия, пресвитера Никольского из Дольней Руси об исхождении св. Духа» // ИОРЯС. СПб., 1908. Т. 13. Кн. 3. С. 91–126.

8. Райнхарт Й. Межславянские переводы в период позднего Средневековья и раннего Нового времени (до конца XVI в.) // Славянский мир между Римом и Константинополем. М., 2004 (Славяне и их соседи. Вып. 11). С. 113, 115.

9. Рогов А.И. Литературные связи Белоруссии с балканскими странами в XV–XVI вв. // Славянские литературы / XVIII Международный съезд славистов: Доклады советской делегации. М., 1978. С. 182–194.

10. Рогов А.И. Супрасль как один из центров культурных связей Белоруссии с другими славянскими странами // Славяне в эпоху феодализма: К столетию акад. В.И. Пичеты. М., 1978. С. 321–334.

11. Розанов С.П. Житие сербского деспота Стефана Лазаревича и Русский Хронограф // Известия ОРЯС. СПб., 1906. Т. 11. Кн. 2. С. 62–97 (репринт отд. оттиска в переиздании публикации Ягича: Додатак; ссылки даются на 2-е изд.).

12. Рукописные книги собрания М.П. Погодина: Каталог. СПб., 2010. Вып. 4. 447 с.

13. Русина Е.В. Знакомый незнакомец: Василий Никольский en familie // Славяноведение. 2000. № 2. С. 69–74.

14. Серебрянский Н.И. Ян Гус, его жизнь и учение // Псковские епархиальные ведомости. Псков, 1915. № 13–16 (отд. оттиск). 96 с.

15. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1989. Вып. 2 (Вторая половина XIV–XVI вв.). Ч. 2 (Л–Я). С. 334–336 (Симеон Суздальский), 486–489 (Хождение во Флоренцию 1437–1440 гг.).

16. Турилов А.А. Антоний Супрасльский, мученик // Православная энциклопедия. М., 2001. Т. 2. С. 680.

17. Турилов А.А. Болгарские и сербские источники по средневековой истории Балкан конца XIV – первой четверти XVI вв. / Автореф. дисс. на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1980. С. 13–14, 16–19.

18. Турилов А.А. Житие преподобномученика Антония Супрасльского и славянские жития балканских новомучеников XVI в. (к постановке проблемы) // Hagiographia Slavica / Herausg. von J. Reinhart. Munchen; Berlin; Wien, 2013 (= Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband. Bd. 82). С. 265–270.

19. Турилов А.А. К вопросу о болгарских источниках Русского Хронографа // Летописи и хроники 1984. М., 1984. С. 20–24; (переизд. с испр. и доп.: 1) Турилов А.А. Slavia Cyrillomethodiana: Источниковедение истории и культуры южных славян и Древней Руси. Межславянские культурные связи эпохи средневековья. М., 2010. С. 350–364; 2) Турилов А.А. Межславянские связи эпохи Средневековья и источниковедение истории и культуры славян: Этюды и характеристики. М., 2012. С. 584–595; 3) Турилов А.А. Исследования по славянскому и сербскому средневековью / Студиjе из словенског и српског Средњог века. Београд, 2014. С. 291–304).

20. Турилов А.А. Кирилло-мефодиевская традиция и собрание рукописей Научной библиотеки Саратовского Государственного университета // Славянский альманах 2009. М., 2010. С. 50–59.

21. Турилов А.А. Оригинальные южнославянские сочинения в русской книжности XV–XVI вв. // Теория и практика источниковедения и археографии отечественной истории. М., 1978. С. 39–50.

22. Турилов А.А. Южнославянские памятники в литературе Московской и Литовской Руси XV – первой половины XVI вв.: парадоксы истории и географии культурных связей // Славянский альманах 2000. М., 2001. С. 247–285 (испр. и доп. вариант статьи // Турилов А.А. Slavia Cyrillomethodiana: Источниковедение истории и культуры южных славян и Древней Руси. Межславянские культурные связи эпохи средневековья. М., 2010. С. 365–409; Турилов А.А. Межславянские связи эпохи Средневековья. М, 2012. С. 670–703.

23. Турилов А.А. Slavia Cyrillomethodiana: Источниковедение истории и культуры южных славян и Древней Руси. Межславянские культурные связи эпохи Средневековья. М., 2010. 486 с.

24. Богдановић Д. Историjа старе српске књижевности. Београд, 1980. 311 с.

25. Богдановић Д. Каталог ћирилских рукописа манастира Хиландара. Београд, 1978. 321 с.

26. Дмитрiев М. «Ересь гусiв» и «ересь Феодосiя Косого» в украiнсько-бiлоруському релiгiйному життi третьоi чврти XVI ст. // Вiсник Львiвського унiверситету. Львiв, 2002. Серия iсторична. Вип. 37. Ч. 1. С. 122–144.

27. Димитриjевић Ст. Документи, коjи се тичу односа између српске цркве и Русиjе у XVI веку // Глас Српске Академиjе. Београд, 1900. Књ. 58.

28. История на българската средновековна литература / сост. А. Милтенова. София, 2008. 775 с.

29. Каманiн I., Вiтвiцька О. Водяни знаки на паперi украiнських документiв XVI i XVII ст. (1566–1651). Киiв., 1923. 196 с.

30. Кашанин М. Српска књижевност у Средњем веку. Београд, 1975. 515 с.

31. Кенанов Д. Съдбата на Евтимиевите съчинения в давноруската литература // Palaeobulgarica, 1984. № 1. С. 36–38.

32. Куев К., Петков Г. Събрани съчинения на Константин Костенечки: Изследване и текст. София, 1986. 573 с.

33. Радоjичић Ђ.Сп. Руски и српски текст Василиjа Никољског из Доње Русиjе // Историски записи. Београд, 1958. Књ. 9. С. 204–210.

34. Радоjичић Ђ.Сп. Jужнословенско-руске културне везе до почетка XVIII в. // Зборник Матице Српске за књижевност и jезик. Нови Сад, 1965. Књ. XXIII/2. С. 261–309.

35. Тотоманова А.-М. Ян Хус и Константин Косте¬нечки: някои параллели // Старобългарска литература. София, 2016. Кн. 53–54. С. 85–94.

36. Трифуновић Ђ. Константиново Житиjе деспота Стефана: Археографски оглед // Jагић В. Константин Философ и његов Живот Стефана Лазаревића, деспота Српског по двиjема српско-словенскима рукописима // Гласник СУД. Београд, 1875. Књ. 42. (репринт 2004 г.). С. 5–26.

37. Birnbaum D. Textual and accentual problems of Muz, 3070 and Zogr. 151. Cambrige, 1988. 128 с.

38. Mares Al. Filigranele hirtiei intrebutate in Tarile Romane in secolul al XVI-lea. Bucuresti, 1987. 421 с.

39. Naumow A. Wiara i historia: Z dzejow literatury cerkiewnoslowianskiej na ziemiach polsko-lietewskich. Krakow, 1996 (= Krakowsko-Wilenskie studia slawistyczne. T. 1). 215 с.

40. Reinhart J. Zwischenslavische Ubersatzungen im Mittelalters // Wiener Slavistisches Jahrbuch, 1997. Bd. 43. S. 190–192.

41. Reinhart J. Husov Vyklad desatera bozieho prikazanie u hrvatoglagoljkom (starohrvatskom) prijevodu // Slovo. Zagreb, 1997–1999. Br. 47–48. S. 221–251.

42. Reinhart J. Husova homilija na 13. Nedelju po Duhovima v hrvatoglagoljkom prijevodu. Slovo. Zagreb, 2000 (2001). Br. 50. S. 119–190.

43. Siniarska-Czaplicka J. Filigrany papierni polozonych Rzeczy-pospolitej Polskiej od poczatku XVI do polowy XVIII wieku. Wroclaw;W-wa; Krakow, 1969. 202 с.

44. Trifunović Dž. Legenda o guščaru koji postao živopisac // Danas. Beograd, 25 april 1962. S. 16.

45. Jагић В. Константин Философ и његов Живот Стефана Лазаревића, деспота Српског по двиjема српско-словенскима рукописима // Гласник СУД. Београд, 1875. Књ. 42. С. 223–327 (репринт в виде отдельного изд. – Горни Милановац, 2004. Ссылки даются на 2-е изд.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести