Предметом книги известный белорусский исследователь А.В. Мартынюк выбрал широкий спектр сведений о связях Австрийского герцогства (и немецкого мира Центральной Европы вообще) с Восточной Европой, особенно же – с Великим княжеством Литовским и Белоруссией. Согласно хронологическому принципу изложения, в первой части монографии рассматриваются реалии XIII в., во второй – XIV в., в третьей – XV в.

Как и должно, в работе полно использованы все относящиеся к ее теме изданные источники и учтена соответствующая обширная научная литература. А.В. Мартынюк рассмотрел все вопросы исследовательской «анкеты» с большой тщательностью и ответственностью, беря во внимание доводы тех историков, с которыми он спорит или соглашается. Однако несколько неожиданно то, что в книге нет ни именного указателя, ни указателя географических названий.

В этой сугубо медиевистической работе использован и значительный массив архивных материалов, а это в медиевистике случается скорее редко, чем часто. Отмечу, что источники – и опубликованные, и рукописные – очень сложны по языку и некоторым иным параметрам, и это также повышает ранг работы.

Среди источников большое значение имеет комплекс документов из архива Тевтонского ордена. Обращение к этим данным позволило А.В. Мартынюку провести внушительную просопографическую работу и, в частности, выявить много ценной информации об австрийских участниках восточноевропейских крестовых походов. Анализ большого числа актовых источников, памятников рыцарской поэзии (произведения Ульриха фон Лихтенштейна, Янса Эникеля, Зайфрида Хельблинга) и нарративных источников (и австрийских, и древнерусских, и венгерских) привели автора к выводу, что под именем «Пройсели» скрывались братья Вернхард и Генрих фон Шаунберг, представители знатного рода из Верхней Австрии. Комплексный анализ очень разных материалов и приемы микроистории позволили А.В. Мартынюку воссоздать исторический облик братьев Пройселей-Шаунбергов (с. 127‒143), которые играли важную роль в политических и культурных контактах Австрии и Восточной Европы в далеком XIII в.

Важен анализ первых и последующих случаев фиксации исторического наименования «Белая Русь» в памятниках на латинском и немецком языках, которые связаны с Австрией (трактат «Описание земель», XIII в.; произведения Петера Зухенвирта и Генриха фон Мюгельна, XIV в.). Особенно привлекают внимание относящиеся именно к Австрии сведения всех наиболее ранних свидетельств о бытовании формулы «Белая Русь» за пределами собственно восточнославянских земель (с. 344‒356).

Но в рецензируемой книге очень скупо (с. 345‒346) отражен вопрос об объеме понятия «Белая Русь» в этих и иных памятниках, как и вопрос о том, что стояло за словом «белая» (с. 351‒352). Мартынюк справедливо указал, что «Белая Русь» этих текстов никак не соотносится с более поздними представлениями о Белоруссии, вошедшими после 1654 г. в наш современный обиход, но не указал на наблюдения других историков, особенно же – А.В. Соловьева. Я имею в виду прежде всего его важную и влиятельную статью 1959 г. (Soloviev A. Weiss-, Schwarz- und Rotreussen. Versuch einer historisch-politischen Analyse // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas, 7 (1959), S. 1‒33.)), хотя она включена в приложенную библиографию и упоминается в сносках.

Очень важно, что в книге освещены не только, так сказать, «внешняя» сторона отношений и связей Австрии с Восточной Европой, но и некоторые важные стороны христианской культуры Центральной Европы (и Австрии как ее части) в XIII‒XV вв.

Автор следует амбициозному (в лучшем смысле этого слова) намерению «<em>вернуть фигуру странствующего рыцаря в историю </em><em>c</em><em>редневековья</em>» (с. 397, курсив А.В. Мартынюка), «понимать логику и мотивы действия людей cредневековья» (с. 552, 395‒396), и тут без вопроса о христианских мотивах действий австрийского рыцарства на востоке Европы никак не обойтись. Соответственно, много внимания уделено тому, как в центральноевропейских памятниках отражена идеология, система представлений и практика, связанные с крестовыми походами против не только язычников, но и «схизматиков» Восточной Европы. Эту сторону в истории центральноевропейского рыцарства автор эмоционально назвал «великой эпохой» (с. 402). Чем же она была «велика»? А.В. Мартынюк очень подробно изучил феномен весьма агрессивных (мягко говоря) «<em>рейз</em>» (вооруженных нападений на те или иные поселения). Например, данные «похвальных песен» Зухенвирта о набегах 1305, 1322, 1329 и 1345 г. сопоставлены со сведениями орденских хронистов (Германа из Вартберга, Виганда из Марбурга и др.); удалось уточнить ход военных предприятий и – а это еще более важно! – показать, как пишет Мартынюк, «восприятие восточноевропейских реалий с точки зрения рыцарей – участников крестовых походов». В частности, автор проанализировал большое количество текстов и пришел к выводу, что столкновение с миром язычников и православных в Литве, Прибалтике и на Руси «способствовало оформлению идеала христианского воина и развитию рыцарской культуры в целом» (с. 392). Живущие здесь «язычники» – «вне рыцарского эпоса и вне христианского мира в целом» (с. 335), по отношению к ним возможны любые насильственные действия, так как «успех христианина – горе для язычника» (с. 366–368). Показано и то, как сложилась и была институционализирована традиция «рейз», как они стали элементами рыцарской культуры эпохи и приобрели широкое распространение. Из работы А.В. Мартынюка ясно видно, что в XIII‒XIV вв. не только язычники, но и православные жители Великого княжества Литовского и Восточной Европы стали новым «идеальным врагом» для европейского рыцарства, а крестовые походы в Восточную Европу заняли то место, которое ранее занимали крестовые походы в Святую землю. Но важно заметить, что в глазах составителей рыцарских поэм и хроник православные жители Руси («схизматики») принадлежали к иному миру, чем крестоносцы-католики. Например, к жителям Пскова относятся слова: «белые русские имели мужество выехать против христиан» (с. 313–314), т.е. православные псковичи исключены из круга христиан. Крестовые походы и «рейзы» против язычников и православных, конечно, есть «форма культурного контакта запада и востока Европы» (с. 391), но следовало бы подчеркнуть специфически агрессивный характер этого контакта.

Всегда ли свидетельствам австрийских рыцарей-поэтов была свойственна «высокая достоверность», на которой настаивает белорусский исследователь? Если взять, например, такой важный источник, как судебные процессы Польши и Тевтонского ордена 1320 и 1339 г., то выяснится, что крестоносцы весьма часто грабили и разрушали польские храмы и монастыри. Однако рыцарская поэзия об этом умалчивает. Разрыв между идеалами, героико-поэтическими текстами и действительностью в этом случае бросается в глаза.

А.В. Мартынюк, как уже упоминалось выше, провел впечатляющий анализ соответствующей группы источников. В связи с этим стоит пожалеть, что в книге не поставлен вопрос о том, как соотносились в исследованных текстах именно христианские мотивы с решениями совершать «рейзы» на Востоке Европы и трактовать язычников и «схизматиков» как легитимный объект насилия. Религия в этом случае, как кажется, оказывалась весомым фактором именно агрессивного военно-политического отношения рыцарей Запада к населению и государствам восточной части Европы.

Тема эта не нова для западной историографии, но по-прежнему нова, однако, для российского и белорусского университетско-академического мира. Ее значение в том, что она позволяет понять логику, которая стояла за конфронтационным типом отношений Центральной Европы с ее восточной периферией. Из материалов, привлеченных А.В. Мартынюком к работе над монографией следует, как представляется, что некоторые конфессиональные типологические особенности католицизма приводили к нетерпимому взгляду на «еретиков» и язычников в Великом княжестве Литовском и древнерусских княжествах, но книга при этом показывает едва ли не органичность идеи религиозного насилия для идеологии и ментальности, отраженной в изученных автором текстах. Это, в общем-то, одна из загадочных сторон средневековой культуры латинского Запада, и можно было бы острее и систематичнее поднять проблему связи религии (точнее – христианства в его «латинском» варианте) и военно-политических акций в данном случае.

При этом видно, что поставленные А.В. Мартынюком вопросы очень важны для понимания масштабных религиозно-политических и религиозно-культурных явлений европейской истории, это еще одна заслуга автора. «Крестоносные» сюжеты его исследования связаны с острейшей проблемой конфессионально-культурных типологических различий между православными и католическими обществами Европы. Православная знать и православное духовенство никаких «рейз» против язычников Литвы и Прибалтики не устраивала (даже Александр Невский ‒ при внимательном рассмотрении источников – оказывается совсем не похожим на католического крестоносца…). Почему? Говоря о походе литовцев на бранденбургские земли в 1326 г., автор книги даже не упоминает, что вместе с литовцами с Бранденбургом воевала католическая Польша. В этом, как и в других случаях необходимо заметить, что древнерусских опыт заметно отличался от опыта «латинской» культуры.

Фундаментальную книгу А.В. Мартынюка легко критиковать (скорее даже – «придираться к ней») с «чистой совестью», поскольку ее фундаментальность делает любую критику абсолютно безопасной для главного, что содержится в работе: исследование позволяет увидеть подлинно весомый, «европейского уровня» вклад в строго научную разработку истории политических и культурных отношений Центральной и Восточной Европы в XIII‒XV вв., глубже, шире, и много внимательнее, чем прежде, взглянуть на историю связей между Центральной Европой и восточноевропейским регионом.

Наконец, у книги очень удачное название ‒ «До Герберштейна…». Ее великолепный уровень ‒ верный знак высокого профессионализма белорусских научных исследований по истории Центральной и Восточной Европы в Средние века.